Читать книгу "Рисунки на крови - Поппи З. Брайт"

Он был в воронке, которая утаскивала его к ванной. На мгновение ему подумалось, что он, кружась, провалится в черное отверстие водостока. Но потом он заметил поблескивающие осколки зеркала, почувствовал, как вливается в них, растворяется. Это было как будто твое тело насильно проталкивают через экран, как падать в калейдоскоп, где каждый край — бритва.

Следующее место Зах узнал, как только его увидел. Это было место, которое он хорошо знал. Это его колыбель, его дом, его самый притягательный наркотик.

Это киберпространство.

Писатель Брюс Стерлинг определял «киберпространство» как то место, где происходит телефонный разговор. Экстраполировав это определение, можно включить в него то измерение, где хранятся компьютерные данные, то измерение, через которое приходится путешествовать хакеру, чтобы до этих данных добраться. У него нет физической реальности, и все же Зах имел о нем столь же яркое и данное в ощущениях представление, столь же разумно разграниченное, сколь улицы Французского квартала. Киберпространство — отчасти космос, отчасти сеть, отчасти «американские горки».

Оставив свое тело в спальне, Зах сразу почувствовал себя очень легким и слегка влажным, будто облачко пара или клочок эктоплазмы. А вот теперь он стал совершенно невесом, лишился всех физических характеристик. Он — порождение информации. На огромной скорости он путешествует по киберпространству.

А вот он уже недвижим, и от внезапной остановки перехватывает дыхание.

Чувствуя глубоко в солнечном сплетении боль, Зах сел, прижал руку к груди, нащупал свежую накрахмаленную материю. Он одет во что-то вроде костюма. Он сидит, откинувшись на спинку кресла, под ногами твердый липкий пол, палящий яркий свет бьет ему в глаза. Привыкнув к свету, он различил вокруг ряды кресел, обмякшие тела и кивающие головы, и, черт побери, картинки, мерцающие на широком экране. Кинотеатр.

Фильм представлялся суммой всевозможных творений итальянских режиссеров «ужастиков», но с гомосексуальным вывертом, который только подчеркивал саундтрек завывающего саксофона. Вот мальчик аккуратно натягивает презерватив на эрегированный пенис приятеля, поднимает пару огромных блестящих ножниц и отщелкивает все это разом, потом, приникнув ртом к кошмарной ране, пьет бьющую фонтаном кровь. Вот белый мужчина мастурбирует над простертым чернокожим, эякулирует жемчужную струю червей на напряженную, поблескивающую эбонитом спину.

Зах заметил, что остальные зрители по большей части сидят парами. Тут и там голова мягко покачивалась над коленями, лишь наполовину скрытая полой грязного пальто. Зах смотрел фильм еще несколько минут. Как раз в тот момент, когда он начал втягиваться в происходящее на экране, кто-то скользнул на кресло у прохода рядом с ним и положил ему на ногу теплую руку.

Он повернулся с давно отрепетированным «отвали» на губах. Сколько он себя помнил, он сталкивался с подобными ситуациями в кино, но он не такая уж проститутка, чтобы дать какому-то анонимному извращенцу делать себе минет, нет уж.

Но вместо того, чтобы дать волю словам, Зах только молча смотрел. В соседнем кресле сидел Кальвин.

На гитаристе был угольно-черный костюм с черной водолазкой. Его худощавое усмехающееся лицо словно плыло в полутьме зрительного зала. Светлые волосы были зализаны назад, что придавало ему что-то коварно-лисье. Давление его пальцев усилилось. Когда он наклонился, чтобы прошептать, его губы коснулись уха Заха:

— Тебе этого хочется так же сильно, как мне.

Нет, мне просто нужен Тревор, подумал Зах. Чтобы сказать это, он разжал губы, но вышло: «Черт, да». Тут рот Кальвина атаковал губы Заха, рука Кальвина скользнула вверх к его паху, потянула за молнию, высвобождая жадный предательский член. Пальцы Кальвина умело сжимали его и поглаживали. Обвив руками шею Кальвина, Зах принялся целовать его в ответ. Их языки обменивались расплавленными тайнами.

Это все, чего мы вообще могли хотеть друг от друга, думал Зах, грязно приземленного, безо всяких последствий, траха. Что в этом дурного? Он не мог вспомнить, почему они остановились в прошлый раз.

Кожа на его шарах стягивалась, ныл и пульсировал член. Зах оборвал поцелуй, чтобы глотнуть воздуха, и за плечом Кальвина увидел киноэкран. Рука скользила вверх-вниз по пенису, в котором он признал свой собственный. Камера отъехала — и он разглядел сплетенные голые руки и ноги, включая руку, на бицепсе которой красовалась татуировка с персонажем комиксов; Зах распознал «Сумасшедшего Кота». Очевидно, в этой Вселенной Мистера Натурала еще не придумали. Ну, бессвязно подумал он, Кот все равно был шестерка-халявщик.

Камера снова надвинулась на ладонь. Убыстряющийся ритм соответствовал движениям Кальвина. Зах чувствовал, что вот-вот круто кончит. Экран заполнила поблескивающая пурпурная плоть, гигантские скользкие пальцы. И вот сперма пульсирует с огромных губ кинопениса, а также с его собственного ноющего члена.

Но Зах видел только то, что происходило на экране. Описав в воздухе смертельную радужную дугу, сперма приземлилась в руку и начала разъедать кожу. Крохотные дырочки появлялись в тех местах, куда она падала, эти дырочки скворча расползались, превращая слои плоти и мускулов в почерневшее кружево. Плоть стекала и скапывала с каркаса пальцев, пузырясь, сбегала вниз по всей длине пениса. А гигантские скелетные пальцы еще продолжали поглаживать. И рука Кальвина все еще двигалась у него на коленях.

Кальвин наклонился за новым поцелуем, и Зах увидел, что лицо у него теперь не просто худощавое, а изможденное. Зах попытайся вжаться в спинку кресла, увидев, что кожа Кальвина расцвела пурпурными лезиями, такими же лезиями, какие он видел на собственном лице в зеркале в ванной. Язык Кальвина высовывался из-за губ мертвой сухой губкой, искал рта Заха, искал влаги.

И вот это уже вовсе не Кальвин, это продавец из универмага в Миссисипи. Лист. Элегантные скулы теперь ужасающе утрированы. Медовые глаза — словно осколки топаза в оправе из разоренной мозаики. Губы дергаются, когда он клонится к Заху. Разлагающаяся рука гладит Заху бедро.

Да ладно, шепчет он, просто иди сюда и давай трахнемся… А потом он превратился в того, кто был до него. А потом стал той, кто была до того. И так они и продолжали меняться, и становились только страшнее…

Рывком оттолкнувшись от кресла, Зах на нетвердых ногах бросился бежать по проходу между креслами. Споткнувшись о чьи-то ноги, он было повернулся, чтобы извиниться, но поднявшиеся к нему лица были все в пурпурных язвах, ужасно сморщенные. Он увидел, как его любовник встает, опираясь на спинки кресел, медленно надвигается на него. Перекрывая рев саундтрека, до Заха донеслось затрудненное дыхание, потом сухой болезненный кашель. И по всему залу зашевелились и тоже начали вставать новые фигуры.

Повернувшись на каблуках, Зах бросился бежать. Он перепрыгнул еще через одни сплетенные ноги, во весь дух рванул по центральному проходу и выскочил в фойе. На улицу вели стеклянные двери. За секунду до того, как он схватился за ручку двери, Зах понял, что двери наверняка заперты. В этом фойе он окажется в ловушке, и когда все эти зомби до него доберутся, они размажут его по стеклу, как раздавленную клубничину. Он достаточно видел фильмов «ужасов», чтобы знать, что бывает, когда тебя схватят зомби.