Читать книгу "Архангел - Роберт Харрис"

Через полчаса снова повалил снег, крупные, светящиеся в темноте снежинки напоминали пепел. Время от времени что-то ударяло в днище. Келсо заметил куски льда, влекомые течением. Зима начинала вцепляться в них, не желая отпускать, и Келсо подумал: почему молчит русский? Уж не из страха ли? Убийцы бывают напуганы, как все прочие люди, а может быть, и сильнее других. Сталин половину жизни прожил в страхе — он боялся самолетов, боялся выезжать на фронт, боялся, что его отравят, и не прикасался к еде, пока ее не попробуют другие, менял охрану, маршруты, кровати. Если вы убили стольких людей, вам известно, как легко наступает смерть. А к ним сейчас она могла прийти с большой легкостью. Наскочат на ледяной торос, вода замерзнет за кормой, и они окажутся в ловушке; корка льда слишком тонкая, чтобы передвигаться по ней, и они умрут здесь, покрытые приличия ради снежным саваном.

Он задумался, как к этому отнесутся люди. Маргарет — что скажет она, когда узнает, что тело ее бывшего мужа нашли в лесу в полутора тысячах километров от Москвы? А мальчики? Это его волновало: он тосковал по своим сыновьям. Может быть, нацарапать им героическое последнее послание, как это сделал капитан Скотт в Антарктике: «Эти беглые заметки и наши мертвые тела расскажут, что произошло...»

Он подумал, что не так уж сильно боится смерти, хотя всегда полагал, что его это пугает, и поразился, потому что не мог похвастать мужеством или религиозной верой. Но нужно быть полным идиотом — разве не так? — чтобы потратить жизнь на изучение истории, не обретя хотя бы чувства предвидения относительно собственного конца. Наверное, потому он и посвятил столько лет писаниям о мертвых. Просто раньше никогда не задумывался об этом.

Он попытался представить себе собственные некрологи: «... так полностью и не оправдал возлагавшихся на него надежд... так и не написал свое главное научное исследование, на которое, по общему мнению, был способен... странные обстоятельства его преждевременной смерти, наверное, никогда не будут установлены...» Посвященные его памяти статьи будут все одинаковы, и он знает всех этих брезгливых приспособленцев, которые их напишут.

Русский еще больше открыл дроссель, и Келсо слышал, как он что-то шепчет себе под нос.

Прошло еще полчаса.

Келсо сидел с закрытыми глазами, и первым увидел огни О'Брайен. Он ткнул Келсо в бок и показал, и мгновение спустя Келсо их тоже увидел — сигнальные огни на высоких трубах и башенных кранах крупных деревообрабатывающих фабрик на мысе за городом. Потом во тьме по обоим берегам стали возникать новые огни, и небо впереди сделалось чуточку бледнее. Может быть, они все-таки успеют.

Лицо у него замерзло, трудно было говорить.

— У вас сохранилась карта Архангельска?

О'Брайен совсем застыл. Он походил на белую мраморную статую, чудом ожившую, и когда он пошевелился, маленькие частицы замерзшего снега посыпались с его куртки на дно лодки. Он достал план города из внутреннего кармана, и Келсо подался вперед на узкой доске, служившей ему сиденьем, упал на руки и колени и неуклюже пополз к корме лодки. Поднес карту к фонарю. Двина при входе в город делала изгиб, два острова разделяли реку на три протока. Им нужно было идти по правому.

Часы показывали без четверти восемь.

Он пробрался на корму и выдавил из себя крик:

— Товарищ! — Келсо сделал рукой рубящее движение в сторону правого борта. Русский ничем не показал, что понял, но через минуту, когда из снега выросла темная масса острова, начал обходить его с правой стороны, и Келсо увидел ржавый буй, а за ним — светлую полоску в небе.

Он сложил ладони рупором возле уха О'Брайена.

— Мост, — сказал он. О'Брайен снял капюшон и вопросительно посмотрел на него. — Мост, — повторил Келсо. — Который мы проезжали сегодня утром.

Вскоре они проплыли под ним — это был мост двойного назначения: железнодорожный и автомобильный; с тяжелых стальных конструкций свисали ледяные сталактиты, пахло канализацией и химикалиями, по верху с шумом проносились машины. Оглянувшись, Келсо увидел лучи фар, медленно перемещавшиеся по снегу.

Знакомый контур здания портового управления появился справа, и возле него — причал с привязанными лодками. Они стукнулись о невидимый лед, Келсо и О'Брайена швырнуло вперед. Мотор заглох. Русский снова его запустил, подал назад, нашел пролив, оставленный, видимо, не так давно более крупным судном. Там тоже был лед, но более тонкий. Он крошился, когда в него вонзался нос лодки. Келсо посмотрел на русского. Он выпрямился во весь рост и пристально вглядывался в черный коридор, держа руку на руле. Они прошли вдоль причала, он снова дал задний ход и очень медленно причалил. Выключил мотор, проворно прыгнул на деревянные доски с длинной веревкой в руке.

Сначала вылез О'Брайен, за ним — Келсо. Они заскакали, отряхиваясь от снега, стараясь вернуть жизнь в онемевшие суставы. О'Брайен начал было говорить о гостинице, о звонке в московское бюро, но Келсо его оборвал:

— Забудьте о гостинице. Вы слышите меня? Никаких звонков. И никаких репортажей. Мы исчезаем отсюда.

До отхода поезда оставалось тринадцать минут. — А он?

О'Брайен кивнул в сторону русского, который спокойно стоял неподалеку с чемоданом в руке и наблюдал за ними. Он выглядел удивительно одиноким и уязвимым теперь, в чуждой ему обстановке. Похоже, он собирался уехать с ними.

— Боже, — пробормотал Келсо. Он раскрыл карту. Не знал, на что решиться. — Пошли. — Он двинулся по причалу в сторону берега. О'Брайен поспешил за ним.

— Тетрадь при вас?

Келсо похлопал себя по карману куртки.

— Как вы думаете, у него есть оружие? — спросил О'Брайен. И оглянулся. — Черт возьми! Он следует за нами.

Русский шел за ними шагах в десяти, усталый, испуганный, как бездомная собака. Ружье он, видимо, оставил в лодке. Чем он может быть вооружен? — подумал Келсо. Ножом? И зашагал энергичнее, с трудом переставляя затекшие ноги.

— Мы не можем его просто так бросить...

— Еще как можем, — заметил Келсо. Он вспомнил, что ничего не рассказал О'Брайену о норвежской паре и о других. — Объясню потом. Просто поверьте мне — нам нужно держаться от него подальше.

Они почти бегом добрались до большой автобусной остановки перед портовым управлением — темный снег, несколько печальных оранжевых фонарей, в лучах которых кружились снежинки. Вокруг не было ни души. Келсо двинулся в северном направлении, скользя на льду и крепко сжимая карту в руке. До вокзала было больше километра, и они никогда бы туда не успели пешком. Он оглянулся вокруг. Похожая на коробку «лада» песочного цвета, заляпанная грязью, медленно выехала на площадь справа от них, и Келсо побежал к ней, размахивая руками.

В российской провинции любая машина — это потенциальное такси, большинство водителей готовы подвезти в любой момент, и этот не оказался исключением. Он свернул в их сторону, подняв фонтан грязных брызг и уже на ходу опуская боковое стекло. У шофера был вполне респектабельный вид — наверное, учитель или служащий. Близорукие глаза мигализа стеклами очков в толстой оправе.