Читать книгу "Холод. Неотвратимая гибель - Сергей Тармашев"

Вскоре перед ним из тумана возникла ледяная стена с зияющей посреди трещиной, и он углубился в полумрак ледового тоннеля. С каждым шагом идти становилось легче, боль притуплялась, зрению возвращалась четкость.

Тоннель закончился заснеженный выходом, и Майк вновь почувствовал холод, впивающийся в кожу лица. Он вышел к обледенелому лесу и остановился. В нескольких шагах впереди, на рухнувшем стволе могучей ели, сидел старик из видения. Он был точно такой же, каким Майк видел его в бреду. С резным посохом, без шапки, седой как лунь, в длинных, до пят, одеждах из белых шкур и с непонятным амулетом на груди. Синие глаза внимательно оглядели Майка, старец встал, опираясь на посох, и неожиданно оказался двухметрового роста с внушающей уважение шириной плеч. Майк испуганно огляделся, но не нашел среди деревьев кровожадных коротышек и неуверенно спросил молча разглядывающего его старика:

— Кто вы?

— Дикарь из тайги, разумеется, — невозмутимо ответил тот, и Майк инстинктивно отшагнул назад.

Он одновременно понимал и не понимал этого человека. Старик говорил на совершенно чужом языке, не имеющем ничего общего с английским, но смысл его слов мгновенно отпечатывался в сознании Майка, словно старец вкладывал фразы ему непосредственно в мозг, пользуясь речью исключительно забавы ради.

— А ты — человек из Новой Америки, прилетевший просить помощи, — с абсолютной уверенностью констатировал седой старец. Похоже, он прекрасно понимал его английский, но продолжал говорить на своем языке.

— Как вы узнали? — изумился Майк, ежась от забирающегося в рваное снаряжение мороза.

— Элементарно. — На губах старика мелькнула легкая улыбка. — У нас в Сибири негров отродясь не бывало. Откуда же ты ещё мог взяться! Ладно, нам пора идти, пока ты не помер.

— Я?.. — Новый приступ рвоты скрутил Майка, и он упал на колени, отплевываясь кровью. В голове опять зашумела боль, в тело вернулась дрожь. Он с трудом отдышался и собрался подняться, как вдруг из заснеженных кустов прямо на него выскочила жуткая тварь. Кабан-мутант со здоровенными кривыми клыками и ненормально короткими лапами злобно сипел, не сводя с него налитых кровью глаз, отбрасывая копытами снег.

Похоже, тварь уже решила, кого из людей убьет первым.

— Уходи! — негромко произнес старец, привлекая к себе внимание кабана. — Ступай восвояси!

Он слегка ударил острием посоха в снег для большей убедительности. Но мутант отреагировал на это по-своему. Кабан злобно завизжал, оскалил клыки и приготовился к атаке.

— Как знаешь, — невозмутимо изрёк старик. — Всяк сам творит свою судьбу. Ты выбрал.

Кабан ринулся в бой, и в тот же миг ближайшие кусты взорвались фонтаном обледеневших обломков и снежных комьев. Раздался оглушительный рев, и огромный черный таран в мгновение ока сшиб бегущего кабана, подминая его под себя и снося куда-то в сторону. Громко захрустели ломающиеся кости, и истошный предсмертный визг оборвался на высокой ноте. Майк судорожным рывком развернулся к месту событий и увидел изломанную кабанью туту, лежащую у ног бурого медведя ужасающих размеров.

Косматый великан поднялся на задние лапы, возносясь ввысь на добрых три с половиной метра, и громогласно взревел, сообщая заснеженному лесу о своей победе. Стайка птиц, взволнованно кружащих над верхушками покрытых снежными шапками деревьев, испуганно шарахнулась прочь. Майк захотел последовать их примеру и бросился бежать, но тут же провалился по пояс в глубокий снег.

— Не бойся, — успокоил его старец. — Вылезай оттуда и иди сюда. Поторопись, сознание скоро вновь покинет тебя. — Он как ни в чем не бывало направился к огромному медведю, с треском отдирающему от кабаньей туши куски плоти.

Медведь покосился на него, толкнул мордой добычу и негромко зарычал, не переставая жевать.

— Молодец, Михайло Потапыч! Силён, силён! — Старик ласково потрепал монстра по громадной голове шириной с его собственную спину. — Чистая победа, не спорю.

Жующий монстр довольно заурчал, потерся исполинским лбом о плечо старика и завилял едва заметным хвостом. Старец почесал монстра за ухом и заявил, недовольно глядя на замершего в сугробе Майка:

— Потом перекусишь, Михайло Потапыч, сейчас нам должно в скуф возвращаться да гостя нашего целителям передать. Давай-ка приторочим добычу твою, да пойдем его из сугроба доставать. Сам он нейдет, видать, совсем туго соображать стал, зову — не шелохнется! А теперь уж и время у него вышло.

Старик пошарил рукой по медвежьей спине, извлек из густой длинной шерсти что-то наподобие уздечки, но дальнейшего Майк увидеть не смог. В мозг вновь острыми иглами впилась жуткая боль, тело затрясло судорогой, и он упал, проваливаясь в грязную вату наполненного страданиями беспамятства.

Сколько времени он провел без сознания, понять было невозможно. В какой-то миг боль стала уходить, сменяясь безмерной усталостью и разбитостью, и мучительное забытьё перешло в сон. Спал он долго, но жуткие кошмары скованного кровавым льдом, перевернутого вездехода не посещали его. Каждый раз, когда в сознании вспыхивали картины бескрайней заснеженной пустоши, некая невидимая сила словно отметала их прочь, и вместо крови и разорванных тел Майк видел бесконечный заснеженный лес, тянущийся во все стороны. В том лесу отсутствовали кровожадные мутанты, переливчато звучали птичьи трели, было тепло и светло. И ещё там был ветер, легкий, шелестящий и совсем невидимый, словно потревоженные им снежные шапки сами сползали с покрытых ажурными ледяными кристаллами ветвей деревьев. Ветром Майку немного закладывало уши, из-за чего барабанные перепонки тихо гудели, выдавая сознанию замысловатые слуховые галлюцинации. Как будто тихий, ускользающе эфемерный женский голос являлся частью этого странного ветра, нашептывая на непонятном языке понятные слова, смысла в которых Майк не находил.

«На синем море… на белом камне… сидели… три сестры…» — тихо гудел в ушах порыв ветра.

«Батюшка Огнебог… ты всем Огням Огонь… ты всем Богам Бог…» — вторил ему шелест осыпающегося с исполинских сосен снега.

Сон вновь окутывал его, и заснеженная тайга неслась дальше, словно под крылом челнока.

— Дарьяна, как наш гость? — сквозь истончающуюся дремоту пробились слова на чужом языке, но их содержание оказалось для Майка вполне понятным, как тогда, в лесу, со стариком и совершенно жутким медведем. Тяжёлый бас, видимо, принадлежал крупному мужчине.

— Ещё четыре дня надобно, — негромко произнес совсем рядом тот самый женский голос, что витал в его сне внутри ветра. — Непросто басурманина исцелять. Образы Крови чужие, уж больно слабые, откликаются плохо, выздоровление идет медленно. Покуда нельзя его будить, пусть спит.

Майк почувствовал, что его затылок лежит на чьей-то теплой ладони и кто-то осторожно поднимает его голову. Край деревянной кружки коснулся его губ, и шелест ветра велел ему пить. Он послушно выпил какую-то горячую жидкость и вновь ощутил под головой подушку. По телу растеклось приятное тепло, сознание стало легким, будто собралось унестись в сон вместе с пением лесных птиц, и Майку захотелось посмотреть на источник говорящего ветра. Он открыл глаза и увидел прямо перед собой женское лицо. Женщина была немолодой и очень доброй, Майк понял это сразу, едва её голубые глаза посмотрели на него. Но в следующий миг у него перехватило дыхание. Соломенные волосы женщины, заплетенные в длинную косу, на уровне лба перехватывала неширокая повязка, голову венчала ажурная диадема, собранная из серебряных кругов, связанных друг с другом ажурным плетеным ободом, и каждый дюйм всего этого содержал свастики.