Читать книгу "Дьявольское семя - Дин Кунц"

И все же это было непостижимо, невероятно — кто-то вдруг вздумал отобрать у него жизнь, причем таким кошмарным, кровавым способом. Алекс Дойл. Человек, у которого нет врагов. Человек, который шел по жизни с предельной осторожностью и мягкостью, человек безоружный, который зачастую приносил свою гордость в жертву, предпочитая отступление открытому столкновению. Какое-то безумие.

Незнакомец двигался быстро. Ошеломленный Алекс наблюдал за его приближением, оцепенев от неожиданной и чрезвычайно жестокой атаки.

Великан снова занес топор.

— Нет! — сказал Дойл и едва узнал свой собственный голос.

Отточенное лезвие взлетело вверх и застыло на мгновение. В мощных руках незнакомца топор выглядел словно изящный хирургический инструмент. Яркие блики плясали на острие. Страшное орудие почему-то казалось Алексу фантастическим, нереальным, хотя он явственно ощущал исходящий от него холод. Лезвие топора, как будто колеблясь или размышляя, несколько мгновений было неподвижно — а потом резко упало вниз.

Алекс успел откатиться в сторону.

Топор снова упал рядом, следуя за ним по пятам. Прорезав влажный воздух, он издал свистящий звук и вонзился в жесткую резиновую покрышку одной из газонных косилок.

Дойл вскочил и, ведомый слепым, но безошибочным инстинктом самосохранения, перепрыгнул через один из верстаков, с почти невероятной легкостью преодолев расстояние в четыре фута, и, споткнувшись, чуть было не растянулся плашмя, лицом вниз.

Позади него безумец хрипло и гневно выругался.

Дойл резко обернулся, ожидая, что в следующий момент топор размозжит ему голову либо сокрушит деревянную скамью позади него. Только теперь он осознал всю остроту и опасность ситуации: он понял, что может погибнуть.

Незнакомец сильным рывком выдернул топор из плотной резиновой шины — было видно, как напряглись его плечи. Потом он развернулся, издав неприятный звук — его мокрые ботинки царапнули цементный пол, — и вновь судорожно вцепился в топор обеими руками, словно это был священный и могущественный талисман, предохраняющий владельца от злых чар. В этом человеке определенно было что-то дикое, особенно его огромные, ненормально большие глаза, очерченные темными кругами….

Теперь эти глаза отыскали Дойла. Невероятно, но человек кивнул ему и улыбнулся.

Алекс не стал отвечать на улыбку. Он просто не мог. Он почти физически ощущал близкое дыхание смерти и думал о том, какого дьявола ему надо было уходить из номера.

Он находился слишком далеко от обеих дверей, чтобы пытаться добежать до них. Он был почти уверен, что еще до того, как он сумеет перешагнуть порог, лезвие топора непременно вонзится ему между лопаток.

Человек медленно продвигался к Дойлу. С его насквозь мокрой одежды капало. Двигался незнакомец бесшумно и мягко, слишком ловко для человека его телосложения. Весь этот шум, производимый им сначала на лестницах и галереях, был, несомненно, хорошо продуманной уловкой. Человек намеренно приманивал Алекса, блуждая по темным коридорам, и наконец привел в такое место, где его можно было с легкостью поймать. В комнату-ловушку. И теперь их разделяла лишь деревянная скамья.

— Кто вы? — спросил Дойл.

Остановившись по другую сторону скамьи, которая приходилась ему по пояс, незнакомец больше не улыбался. Теперь он напряженно морщился и вздрагивал, будто его немилосердно щипали и кололи булавками. Что же это такое, что может быть у него на уме? Что еще, кроме убийства? Что-то его явно раздражало, это было очевидно. Рот его зловеще сжался в жесткую, прямую линию. Казалось, человек отчаянно боролся сам с собой, пытаясь заглушить, подавить некую внутреннюю боль.

— Что вам от нас нужно? — как можно спокойнее спросил Дойл.

Мужчина пристально посмотрел на него.

— Мы же не сделали вам ничего дурного!

Ответа не последовало.

— Вы ведь даже не знаете, кто мы, не так ли?

Дойлу было нужно, было необходимо говорить, задавать вопросы. Пусть очень тихим, слабым голосом, шепотом, в котором звучал предательский страх, ужас. Алексу не раз случалось успокаивать гнев других людей миролюбивыми, доброжелательными словами. И теперь надо было попытаться извлечь хоть тень раскаяния из души этого человека.

— Что вы выиграете, уничтожив меня?

На сей раз сумасшедший взмахнул топором по горизонтали, справа налево, пытаясь перерубить Алекса пополам.

Он был близок к цели. Его руки были достаточно длинны для этого; даже деревянная скамья не могла бы помешать ему. Однако Дойл сумел вовремя заметить его движение и уклониться.

А потом он зацепился за большой верстак. Алекс замахал руками, безуспешно пытаясь восстановить равновесие. Стены комнаты накренились и поплыли у него перед глазами. В эту минуту Дойл понял, что, возможно, у него нет больше ни одного шанса выбраться живым из этого места. Он не вернется в комнату номер 318, где его ждал Колин, он никогда не доедет до Сан-Франциско и не увидит новую мебель в своем новом доме. И ему не суждено приступить к новой, прекрасной работе в агентстве. И любить Куртни. Никогда. Падая, Алекс заметил, как светловолосый незнакомец двинулся к нему в обход верстака.

Едва коснувшись пола, Алекс тут же вскочил на ноги, пытаясь выиграть у сумасшедшего хотя бы еще одно драгоценное мгновение.

Но, сделав три коротких шага назад, он уперся спиной в деревянный стеллаж с инструментами. И как только Дойл понял, что больше ему бежать некуда, незнакомец шагнул вперед, оказавшись прямо напротив него, и вновь взмахнул топором. Справа налево. Дойл пригнулся.

Лезвие царапнуло по дереву прямо над его головой. Дойл услышал, как топор вновь со свистом рассек воздух, и тем не менее выпрямился и схватил тяжелый молоток-клещи, висевший на вбитом в стену крюке. И, уже сжимая молоток в руках, был отброшен в сторону и назад сокрушительным ударом. Молоток с грохотом покатился по полу.

У Дойла в голове мелькнула мысль, что потеря молотка была, пожалуй, наименьшей из тех потерь, которые, возможно, его еще ждут. Невыносимая, пульсирующая боль где-то сбоку, в области грудной клетки, превратила Алекса в совершенно беспомощное существо. Что произошло? Его разрубили на куски? Разорвали на части? Боль… Боль была ужасной, самой жуткой, которую ему когда-либо приходилось выносить. Боже милосердный, пожалуйста, нет… Умоляю, только не это… Только не смерть… Кровь… Только не лежать неподвижно, истекая кровью, пока топор поднимается и потом методично расчленяет его. Черт возьми, только не смерть. Что угодно, но не это: пустота, тьма, вечный мрак. От этого видения кровь застывает в жилах… В голове вертелось: «Господи, Боже милостивый, нет…»

Все эти мысли молнией пронеслись в мозгу Алекса, однако в следующую секунду он осознал, что лезвие топора его не задело. Безумец ударил его обухом, как раз под ребра, справа. Удар был настолько силен, что еще немного, и Алекс испустил бы дух, а на теле остался бы лишь рубец или даже просто синяк. И ничего более. Ни крови, ни раны.