Читать книгу "Моя сестра Роза - Джастин Ларбалестьер"

– Мама? – Я совершенно не понимаю, что она говорит.

– Ты никогда в жизни не называл меня мамой.

Входит Айлин. Она говорит, что все мы – я, Роза и Сеймон – пройдем обследование у психиатра.

– Так всегда делают? – спрашиваю я.

Айлин качает головой.

– Еще они хотят провести тебе сканирование мозга. Этого точно обычно не делают. Об этом просит адвокат Макбранайтов. Они же покроют все расходы.

– Они хотят просканировать мне мозг? А Розе?

– И Розе тоже, – говорит Айлин. – И Сеймон.

– Зачем? – спрашиваю я. Может, до них наконец дошло то, что мы говорили им о Розе. Они хотят проверить, действительно ли она такая, какой ее считаем мы с Лейлани.

– Они не объяснили зачем. Ты не обязан соглашаться. Салли о чем‐то спрашивает у Айлин, но я не слышу, потому что пытаюсь не рассмеяться. Розе отсканируют мозг.

– Прекрасно, – говорю я. – Что за сканирование? МРТ?

Айлин смотрит в свой блокнот, переворачивает пару страниц.

– Да. Это будет МРТ. Ты можешь не делать этого, если не хочешь, – повторяет она. – Это крайне необычный запрос. Он может все усложнить.

– Я согласен на сканирование. – Я хочу увидеть, как различается морфология моего и Розиного мозга. Хочу увидеть, что именно делает Розу такой, какая она есть. – Все увидят, что Роза не нормальная.

– Не хочу тебя обнадеживать, – говорит Айлин. – Результаты подобных тестов часто бывают неубедительными и противоречивыми.

– Роза тоже согласилась, Че, – замечает Салли, глядя мне прямо в глаза. – Она не боится сканирования. Ты одержим, Че. А она тебя обожает.

– И при этом утверждает, что я толкнул Майю?

– Она пытается понять почему.

– Мне казалось, ты сказала, что веришь мне.

– Я тебе верю, – говорит Салли. – Ты очень убедителен. Ты всегда умел расположить к себе людей.

– Что? О чем ты говоришь?

Она подносит ладони к глазам. Я почти уверен, что она плачет.

– Ты слишком похож на Дэвида, – бормочет она.

– На Дэвида? – повторяю я.

Салли встает.

– Я люблю тебя, Че. – Она, утирая глаза, идет к двери.

Я не могу сказать ни слова. Она выходит из комнаты. Я смотрю ей вслед.

– Мне очень жаль, – говорит Айлин. Интересно, поняла ли она хоть что‐то из того, что сейчас было сказано. Интересно, понял ли хоть что‐то я сам.

Меня отпускают домой. Айлин напоминает, что полицейские хотят, чтобы мы не покидали город, и что в суд никто не подает. Мы уже слышали это несколько раз. Она даст нам знать, когда назначат дату сканирования и беседы с психиатром. Интересно, сколько времени все это займет и что будет с Розой, когда они поймут, какая она.

Салли идет домой вместе со мной. Точнее, рядом со мной. Солнце еще не село. Я не знаю, который час, и не хочу спрашивать, но наверняка уже поздно. Тени длинные, в ресторанах полно народу.

– Мне жаль, – говорит Салли.

Она не смотрит на меня. Она смотрит на заплеванный жвачкой тротуар. Я ничего не отвечаю. Когда мы вернемся домой, я напишу Соджорнер с планшета. Я никогда и никого не хотел видеть так сильно, как сейчас хочу увидеть ее.

– Ты заметил, как плохо пахнет этот город? – спрашивает Салли. – Куда хуже, чем Бангкок.

– Это вряд ли, – замечаю я. – Тут нет дуриана.

Она продолжает говорить, словно я не проронил ни слова:

– От жары асфальт плавится и воняет всем, что на него когда‐либо попадало, – мочой, блевотиной, протухшей едой.

Я не знаю, что сказать. Я чувствую только запах благовоний из секонд-хенда, мимо которого мы идем. Салли ускоряет шаг, но мне все равно кажется, что мы идем слишком медленно. Я хочу бежать.

– Ненавижу этот город, – говорит Салли.

Не уверен, что все это время она говорит со мной.

– Я не хотела сюда ехать. Это все Дэвид. Все решения всегда принимает Дэвид.

Если бы я знал об этом тогда, перед переездом, я бы сопротивлялся еще сильнее. Но теперь? Здесь Соджорнер. Теперь это не важно. Теперь я страшно боюсь, что нам придется уехать.

Мой телефон лежит на барной стойке, словно всегда там лежал. Его вернули полицейские? Или Роза? Разве это важно? Я просматриваю сообщения от Соджорнер. Есть сообщение, которое она отправила вчера вечером. На планшете я его не видел: «Будь сильным». Еще одно пришло утром: «Роза говорит, тебя арестовали. Мне очень жаль Майю. И тебя». Когда Роза успела поговорить с Соджорнер? Что еще она ей сказала? «Никого не арестовали. Мы можем увидеться?»

От Лейлани сообщений нет. «Мне жаль», – пишу я ей, чувствуя, как горят глаза и сжимается горло. Но я не готов плакать. Еще не готов. «Я по тебе скучаю», – пишу я Соджорнер. Убираю телефон в карман. Мне не хватало его веса.

– Ты голоден? – спрашивает Салли.

Раньше этот вопрос был бы излишним, но все изменилось. Я не чувствовал голода с тех пор, как Майя вылетела на дорогу и в нее врезался велосипедист. А теперь она мертва.

– Конечно.

Салли открывает кухонный шкаф, пристально смотрит внутрь, вытаскивает коробку макарон-спиралек и банку готового соуса арабьята. Дэвид будет в ужасе. Я наливаю в кастрюлю воду, ставлю на конфорку, солю.

– Спасибо, Че.

Никогда не слышал, чтобы Салли говорила так безжизненно. Наверное, это все горе. Ни один человек, который был бы мне дорог, еще ни разу не умирал. Не знаю, верю ли я вообще, что Майя мертва. Я хочу обнять Салли, но она на меня не смотрит. Я сажусь за барную стойку и смотрю, как она помешивает в кастрюльке соус для макарон. В желудке у меня разливается свинец.

Дэвид и Роза ужинают вместе с нами. Мы вчетвером сидим на высоких стульях за барной стойкой, почти как настоящая семья. Дэвид не пришел в ужас ни от того, что соус из банки, ни от отсутствия пармезана. Роза не разговаривает со мной, даже не смотрит на меня. Она возит макароны по своей миске, чтобы каждая спиралька была целиком покрыта соусом. Ни Салли, ни Дэвид не замечают, что она не ест. Я не верю, что она слишком огорчена, чтобы не есть.

Я кладу еду в рот и жую. Не чувствую никакого вкуса, а когда глотаю, едва не давлюсь. Кладу вилку на стол. Я не спрашиваю у Розы, что она сказала Соджорнер. Она все равно соврет. Родоки разговаривают друг с другом, словно нас вообще нет: они так часто делают, но сейчас беседа явно не клеится. Они ласково касаются друг друга, но их проявления любви кажутся механическими, ненастоящими.

Я проверяю телефон. «Я тоже по тебе скучаю, – пишет Соджорнер. – Сегодня или завтра я не могу. Но скоро мы увидимся. Маме сейчас очень плохо. Ты в порядке?» – «Вроде как. Жаль, что твоей маме хуже».