Читать книгу "Бронеходчики. Гренада моя - Константин Калбазов"

Присел рядом с пленником, извлек конец веревки. Вот не нравились ему наручники. А зря. Удобная штука. Сейчас не пришлось бы мучиться. Но зато при минимуме навыков от наручников избавиться проще простого. А ты поди совладай с дедовским узлом. Казачьи ухватки передаются из поколения в поколение. Теми узлами вязали невольников и невольниц еще в старину седую. Хм. Нет, пожалуй, куда как раньше.

– Господин капитан, вы живы? – выглянула в пустую глазницу окна Изабелла, прижимающая к груди младенца.

– Жив. А вы с малым в порядке?

– Да.

– Ну вот видишь, пока я свое слово держу. Ты это… Не могла бы опять поработать сестрой милосердия? Трудно в это поверить, но в меня снова попали.

И тут во двор вбежали двое парней в форменных комбинезонах и с пистолетами наперевес. Егоров конечно же удивился данному обстоятельству, но не настолько, чтобы растеряться. Он перекатился назад через левое плечо, которое тут же прострелила боль, и выхватил из открытой кобуры пистолет. Плевать, что ТТ без самовзвода. Оружие еще только покидало кобуру, как курок был уже в боевом положении. А когда он закончил свой кульбит, ствол уже смотрел на новых персонажей этой бурной сцены.

– Товарищ Егоров, мы свои, – благоразумно задрав руки с оружием вверх, чуть ли не хором выкрикнули парни.

– Какого… – процедил Игнат, припоминая, что видел этих ребят во взводе.

Ну точно. Так и есть. А то, что в форме… Хм. Вот были бы они в гражданской одежде, тогда бы он их точно приметил. А форма лучше всего подходит, чтобы раствориться в этом городке. Ну надо же. Оказывается, у Кочанова есть-таки кадры, способные нормально отработать.

– Майор приказал? – все же поинтересовался он.

– Так точно. Но велел вмешаться, только если стрельба начнется.

– Что-то подзадержались вы, при таких-то делах.

– Так товарищ майор сказал, что, если вы нас обнаружите, он нас лично расстреляет за саботаж. Ну мы, значит, и держались подальше.

– Ясно. Ладно. Хорошо все то, что хорошо кончается. Перевяжите этого и тащите в контрразведку.

Глава 4

Покой нам только снится

– Ну что, Аника-воин, жив? – бодро и вовсе не вполголоса произнес ввалившийся в палату капитан Ермилов.

– А ч-что мне сдел-лается, – отмечая, что голова на громкие звуки реагирует уже безболезненно, ответил оживившийся Григорий.

Лежать в госпитале просто невыносимо. Скука несусветная. Санитарки все сплошь такого возраста или статей, что не вызывали интереса. Собеседники… Поди найди их, если у него постельный режим, и, проявляя о нем заботу, его положили в палату с русскими. Угу. А кто он для них, как не «благородие», «золотопогонник» или «беляк». И плевать им, что он там со страху вытворял на передовой. Даже книгу не почитать. Доктор строго-настрого запретил.

За прошедшие четыре дня Азаров готов был повеситься. Ну или сбежать на передовую. А что, кровь из ушей не идет, слух вроде восстановился, громкие звуки не отдаются головной болью. Доктор нарадоваться не может на крепкий организм гиганта-бронеходчика.

– О как. Заикаться стал, – заметил капитан.

– В-вра-ачи говорят, речь восстановится. Я-а н-не-э в-всегда заикаюсь. Иногда прямо хорошо говорю. В-во-от к-ка-ак сейчас, – сбрасывая ноги с кровати и обувая тапочки, ответил больной.

– Угу. Я заметил. Ну да нам не разговоры разговаривать.

– Что-о-то случилось?

– А вы тут что же, ничего не знаете?

– А ну-ка, поведай, благородие, что там в мире творится, – так же меняя горизонтальное положение на сидячее, проговорил один из раненых.

– Пасть захлопни, пока в зубы не прилетело, – не оборачиваясь, буднично, но весомо бросил капитан наглецу.

– Ты за словесами-то следи, – подал голос другой.

В ответ капитан тяжко вздохнул. Ввиду начавшихся боевых действий небольшая комната плотно заставлена койками. Хорошо хоть не в два яруса. Хотя это госпиталь, кто же будет здесь такое устраивать.

Ермилову недавно исполнилось тридцать. Невысок, русоволос, крепко сложенный. Несмотря на свой возраст, в российской армии он был всего лишь поручиком и настоящим чирьем для начальства. Прямолинейный, задиристый, ничуть не стесняющийся пройтись по сусалам и встать к барьеру. Такой человек не мог сделать карьеру.

Впрочем, Игорь к этому и не стремился. Он как тот герой песни лихого гусара Давыдова: «Я люблю кровавый бой, я рожден для службы царской». Иные тяготились службой в дальнем гарнизоне, да еще и при случающихся боевых столкновениях. Ермилов сам напросился в Монголию, на сегодняшний день наиболее горячую точку для бронеходчиков.

Но вот на карте появилось место погорячее, и он тут же бросился писать рапорт на бессрочный отпуск с отправкой в Испанию. В основном офицеры ехали сюда за льготами, в надежде на карьерный рост или по молодой горячности. Ермилов оказался здесь из-за желания воевать.

Едва прибыл, как его сразу же направили в интербригаду. По обыкновению, интернационалисты вручили ему роту и присвоили капитанское звание. Вот только в ротных он проходил недолго. Местное командование обладало не менее тонкой душевной организацией. Добавить сюда еще и тот факт, что Ермилов являлся офицером российской императорской армии, оказавшимся в кругу представителей левых партий, и картина будет полной.

Избавляться от дельного командира руководство посчитало излишним. Тем более что боевая подготовка в роте существенно улучшилась. Понизили до командира взвода. Но и тут ему не сиделось спокойно. Набил морду ротному из-за идиотского приказа, в результате которого погиб боец во время регламентных работ. И это еще хорошо, что не в его взводе. Впрочем, к себе он никого не допускал.

Провели расследование. Как результат Ермилова поставили командовать отдельным взводом, куда свели всех неугодных бойцов. Ну не расстреливать же хороших парней, имеющих проблемы с дисциплиной. А чтобы совсем уж не было скучно, подбросили самые разболтанные бронеходы. Эдакая сборная солянка из «возьми, боже, что нам не гоже».

Однако удивительное дело. Где внушением и добрым словом, где тумаками и словом матерным, но вскоре капитан привел в порядок и подразделение, и машины. А там и по боевой подготовке вывел парней на должный уровень.

Ну и слава за ним закрепилась особенная. Он, пожалуй, единственный офицер, по поводу которого не прохаживались шутники-коммунисты, анархисты, эсеры и иже с ними. Вот непростой у него характер, что тут поделать.

– Значит, так, господа товарищи раненые. Я клал вприсядку, раненые вы или нет. Еще кто-то позволит себе пренебрежение по отношению ко мне, морду набью качественно и вдумчиво. Придется – так и всем скопом. Уж поверьте, мне терять нечего. Это понятно?

– Уж не Ермилова ли к нам занесло? – поинтересовался третий раненый, из противоположного угла.