Читать книгу "Демография регионов Земли - Михаил Клупт"

Трудно согласиться с А. Г. Вишневским, по мнению которого европейские страны СНГ (включая Россию) в годы реформ «лишь повторяли тот путь, который многие страны Западной Европы проделали с той же скоростью в отсутствие каких бы то ни было потрясений и даже в периоды процветания».[432] Обосновывая этот тезис, А. Г. Вишневский приводит рисунок (рис. 9.3), на котором траектории рождаемости в России, Украине, Италии, Испании, Германии синхронно идут вниз.[433] Подобная аргументация не убеждает.

Рис. 9.3. Снижение рождаемости в России и некоторых странах Европы в 1950–2003 гг.

Вызывает возражения уже сам подбор стран. В соответствии с классификациями, используемыми сегодня в мировой демографии, Италия и Испания относятся к странам Южной, а отнюдь не Западной Европы.[434] Германия – тоже «особый случай»: на показатели рождаемости в ней оказал понижающее влияние трансформационный кризис в восточных землях (бывшей ГДР). Складывается впечатление, что все три названных государства попали на рисунок, приведенный А. Г. Вишневским, только по одной причине – рождаемость в них ниже, чем в остальных странах Северной и Западной Европы.

Между тем коридор, в котором на протяжении последней четверти века находились показатели рождаемости промышленно развитых стран мира, был достаточно широк (рис. 9.4). Верхняя его граница с середины 1990-х гг. стабилизировалась на уровне простого воспроизводства населения, нижняя соответствовала сокращению численности населения с каждым поколением почти вдвое. Траектория российской рождаемости, направившись в 80-е гг. прошлого века к потолку этого коридора, начала затем стремительно падать вниз и стабилизировалась лишь неподалеку от его дна. Максимальные значения суммарного коэффициента рождаемости в России были достигнуты в 1987 г. и составили 2,23, минимальные зафиксированы в 1999 г. – 1,17.

Обратившись к любой базе демографических данных, легко убедиться: нигде в Западной и Северной Европе[435] не наблюдался феномен, подобный российскому, – на протяжении 13 лет суммарный коэффициент рождаемости не поднимался выше уровня 1,35. Траектория российской рождаемости на протяжении последней четверти века менее всего, как это видно на рис. 9.5, походила на повторение с запаздыванием соответствующих кривых для США или стран Северной и Западной Европы. Сходство же, причем немалое, наблюдалось между Россией и странами с переходной экономикой (рис. 9.6).

Рис. 9.4. Россия в коридоре значений суммарного коэффициента рождаемости в 40 промышленно развитых странах в 1980–2004 гг.

Рис. 9.5. Суммарный коэффициент рождаемости в России, США и 12 странах Северной и Западной Европы в 1980–2005 гг.

Рис. 9.6. Суммарный коэффициент рождаемости в России, Венгрии, Польше и Румынии в 1980–2004 гг.

Хотелось бы подчеркнуть: различия между уровнями рождаемости, наблюдаемыми в США (в среднем 2–2,1 ребенка на женщину) и в России (1,2–1,3 ребенка), – далеко не мелочи, не преувеличение любителей драматизировать все и вся. Важность различий между «просто низкой» (low) и очень низкой (very low) рождаемостью и их последствиями является, например, одной из стержневых тем статьи C. Моргана, основанной на его недавнем президентском обращении к членам Американской ассоциации народонаселения.[436] Подобная позиция имеет под собой почву: уровень рождаемости в США даже при нулевом сальдо миграции способен обеспечить стабильную численность их населения, уровень рождаемости в России соответствует сокращению ее населения с каждым поколением как минимум на одну треть.

Не столь низкой, как это часто хотят представить, является рождаемость и в странах Западной и Северной Европы. Уровень простого воспроизводства населения обеспечивается в Исландии. Во Франции и Ирландии в 2004 г. суммарные коэффициенты рождаемости были близки к уровню простого воспроизводства населения, составляя, соответственно, 1,90 и 1,99. Еще в шести странах: Великобритании, Дании, Нидерландах, Норвегии, Швеции и Финляндии – данные показатели находились в интервале 1,7–1,8.

Существенные отличия России от Запада проявлялись и в системе факторов, обусловивших рождаемость на протяжении всего исторического периода, рассматриваемого в данной работе. В 60–70-е гг. прошлого века эти отличия определялись прежде всего тем, что ресурсное обеспечение сферы, связанной с рождением и воспитанием детей, было несравнимо худшим, чем на Западе. Близкие к «западным» значения показателей рождаемости объяснялись, с одной стороны, более скромными по сравнению с западными притязаниями россиян в сфере потребления, с другой – системой социальных гарантий, обеспечивавших (реальную или иллюзорную – другой вопрос) уверенность в завтрашнем дне.

Представления россиян о том, какими должны быть «правильные» взаимоотношения общества, личности и государства, как показывают многочисленные социологические опросы, значительно отличаются от западной нормативной модели этих взаимоотношений даже сейчас.[437] Несколько десятилетий назад эти отличия были еще более существенными. «Патерналистская» модель отношений между государством и населением пользовалась едва ли не всеобщей поддержкой; у большинства населения недовольство вызывала не сама эта модель, а лишь недостаточная щедрость государства.

Подъем рождаемости в 1980-е гг. был обусловлен достаточно специфическими факторами. Они имели мало общего с тем, что происходило в странах Запада, за исключением, может быть, Швеции, где население также «откликнулось» на меры демографической политики подъемом рождаемости.[438] Принятые в СССР в начале 1980-х гг. меры демографической политики (прежде всего частично оплачиваемые отпуска по уходу за детьми) попали в резонанс со сложившейся системой отношений между населением и государством. В одних случаях люди расценили эти меры как благоприятный шанс реализовать запланированные, но откладывавшиеся до лучших времен рождения. В других случаях, например, при незапланированной беременности, пособия, размер которых первоначально составлял около трети зарплаты начинающего специалиста, также могли склонить чашу весов в пользу рождения. Действие социально-психологических механизмов подражания сделало рождение детей «модным», что пролонгировало эффект мер, принятых в начале 1980-х гг. на десятилетие. Во второй половине 80-х гг. определенную роль мог сыграть и краткосрочный эффект антиалкогольной кампании, внушившей женщинам надежду на исправление пьющих мужей. Возможно также, что «перестройка» на ее начальном этапе воспринималась массовым сознанием как предвестник грядущего улучшения жизни.