Читать книгу "Зона Посещения. Шифр отчуждения - Сергей Вольнов"

– Да, я часть защитного механизма, – спокойно, как о само собой разумеющемся, говорит старик. – И да, я человек, хотя давным-давно… э-э-э, способный проделывать сверхчеловеческие трансформации. В частности, сейчас я нахожусь в такой форме и с тобой разговариваю, потому что тебе так удобней воспринять и разложить по полочкам информацию. Радуйся, настало время получить ответы в комплексе, не только фрагменты. Чтобы сложить мозаику из кусочков и сделать осознанный выбор.

– Ты… – В голове категорически не укладывается, но я вынужден рисовать новую картину мироздания. – Ты часть Зоны?..

– Скажем так, я – при ней, – сообщает старик, – и настолько давно, что в каком-то смысле уже часть неё, да. Но сейчас я твой собеседник. И ты можешь говорить со мной на равных.

– Как же… зовут тебя? – ничего более умного не нахожусь спросить, в таком сильном смятении пребывая.

– О, это уж точно не суть важно, – улыбается собеседник. – Я мог бы назваться Колей, Серёжей, Валентином, Артуром, Джоном, Васей, Гришей, Рэдом, да хоть Эллен или Анной. Присовокупить любую фамилию, например, Котомин, Стульник, Родригеш Алмейда, Першин, Лампочкин, Шухарт, Архипенко, или прозвище, ну там, Арчер, Несси, Реверс, Шутка, Тигр, Шунт, Рыжий, Бедлам, Рута… Любые слова в данном контексте были бы одновременно правдивыми и лживыми. Главное, я человек. Был, есть и умру человеком. И ты постарайся сохранить именно это желание.

– А другая… м-м-м, основная часть? Если я с ней должен контактировать напрямую, как же узнаю…

Я тороплюсь переключиться на другую тему, голова и без того идёт кругом, чтобы пытаться разобраться в каскаде имён и прозвищ. В конце концов, могу мысленно просто звать его моим же именем, например. Что он там о первой букве самоназвания говорил?..

– Не ошибёшься, поверь. Она… хм, предпочитает женский облик для прямого диалога. Не скажу точно, в какой момент это случилось впервые. Как и любая живая сущность, Зона переживала стадии своего развития. И в разные моменты на неё влияли… различные люди, которые сумели выходить с ней на связь, одностороннюю или обоюдную. В прежние времена их было гораздо больше, и в зависимости от того, какими бывали эти собеседники, Зона училась у них или плохому, или хорошему. А от того, чего в конце концов оказалось больше, и зависело, что она поймёт о людях… Что-то подобное и с другими Зонами происходило, но там своя специфика, и мы сейчас не о них.

– Вечная борьба, добро со злом делят мир…

– Улавливаешь с ходу! Тёмная и светлая стороны. Ян-Инь. Как понимаешь, необходимо уравновешивание. Для того и требуется, чтобы с ней кто-то из нас постоянно вёл диалог… Я долго держал позиции, но человек не вечен. Теперь с моей посильной помощью добрался сюда ты.

– Так я…

– Да, на смену шёл. Примешь пост, если решишься. Я знаю, что не зря верил в тебя… Хотя последнее слово, конечно, за тобой. Тот выбор, который ты сделаешь, и будет правильным.

– Интересно, если ты помогал, то… было и нечто, пытавшееся помешать? У меня такое ощущение, что с пути сбивался не просто так…

– Ещё бы ты не ощущал! Понятное дело, она и сопротивляется. Я не говорил, что всё будет легко. Нет, Зона просто так не впустит. Да, позволила тебе бродить внутри себя, но пока закрылась, наглухо отгородилась. Ты же в душу к ней влезть должен, а этого и человек не сразу позволит… Видишь, сколько тебе понадобилось преодолеть, чтобы ко мне добраться и сменить. А ведь настоящий путь только начинается…

– Так что же мне теперь делать?

– Извечные вопросы, – качает головой дождавшийся сменщика старик. – Кто виноват и что делать… Тебе – идти. Дальше. Вот только вопрос – куда. Я могу сейчас помочь попасть в любую точку Зоны, но потом сам, сам… Времени у меня почти не осталось, пойми, едва дотянул до встречи. Только не спрашивай почему и что сделаю дальше я. Это не твой путь. Мне пора туда, куда все живые однажды уходят.

– Ладно, не буду об этом, – заверяю я, хотя ну очень хочется спросить, какая тропка ведёт в упомянутое «однажды». На всякий случай не помешало бы знание. – Что посоветуешь, куда?

– Да в общем-то не суть важно куда. Главное, понимать, что обратной дороги не будет и впереди долгая ходка… Надеюсь, выдержишь, доживёшь, пока не появится кто-то на смену.

– Я уже сообразил, что надо воистину пожелать стать новым тобой.

– В точку. Быть собеседником, чтобы уравновешивать Зону, и вместо борьбы держалась нерушимой, скажем так, серая граница между чернотой и светом. Она не должна оставаться в одиночестве. Одиночество порождает самых страшных монстров.

Старик поднимает руку, и в его ладони откуда ни возьмись возникает маленький старомодный рекордер, я в музее такие видел. Тот, кто шёл по дороге до меня, верно угадывает, что мне в эту минуту точно не станет лишним. Из динамика слышится музыка, знакомая песня, я узнаю характерный голос!

Стань птицей, живущей в моём небе. Помни, что нет тюрьмы страшнее, чем в голове. Стань птицей, не думай о хлебе. Я стану дорогой…

Цой поёт, передавая пожелание через века…[6]

– Я пойду, – тихо, скорей даже сам себе, а не шедшему до меня, говорю я. – Попытаюсь в сердце Зоны проникнуть ещё раз. Достучаться…

– Не сдавайся! – от всей души желает собеседник, которого мне предстоит сменить на ответственном задании.

На самом деле я пока мало что понимаю в сути происходящего, но одно уясняю чётко: заветные желания исполняются, я хотел цель и получил её, теперь поздно давать задний ход. Малодушие и колебания позади, я бунтовал и метался, но – пора хватать в руки… э-э, крышку от бачка унитаза, которой смогу врезать по врагам и снести барьеры и препоны.

Буду смелым.

Не сдаваться. Никаких компромиссов!

Только вперёд…

Седобородый предшественник будто чует, что с пониманием у меня дела плохи, и говорит:

– Прежде чем разойтись, давай-ка покажу кое-что.

Он встаёт и шагает к выходу. Разглядываю его во все глаза, но странно, отчего-то не могу толком разобрать, высокий или нет, крупный или не очень. Силуэт как бы плывёт, размывается, словно фокус зрения сбился. Впрочем, поднявшись со своего стула и следуя за предшественником, я решаю, что важнейшее уже рассмотрел и услышал: его лучистую улыбку и голос, который не забуду, даже если человек больше никогда и не выйдет со мной на связь.

Мы выходим в дверной проём. Там за ним уже не темнота, из которой я сюда попал, а коридор. Такой же серо-бежевый, с новенькими плафонами на потолке. И в нём по обеим сторонам тянутся крашеные деревянные двери.

– Открывай любую, там примерно одинаково, – произносит старик.