Читать книгу "Последнее дело молодого киллера - Лариса Соболева"

– Я только не понял, почему меня-то они решили убрать? – недоумевал Ипсиланти. – Уж так тайну следствия сохранял…

– Во-первых, Ольга права, вы сильно Клочко тряхнули, – сказал Лихоносов. – Во-вторых, вы зацепили верхушку, и она об этом узнала.

– Выходит, один из трех тузов – Клочко? Этот прыщ на ровном месте?

– Пока не могу точно сказать, – улыбнулся Лихоносов. – У нас есть еще несколько фамилий, претендующих на то, чтобы их обладатели оказались теми самыми тремя тузами. А кто из них главный… потихоньку выясним. До свидания, Георг. Не забудьте: нужен мальчик. Оля, не подвози, я такси возьму.

Ольга мыла на кухне чашки. Сунув руки в карманы брюк, Георг прислонился спиной к стене, сосредоточился на мыслях.

– О чем задумался, детина? – спросила Ольга.

– О Мятежном. Я его прижал, он был моим осведомителем. Странно, Мятежный никогда мне не нравился, он был жалкий и трусливый. Переживал – вдруг ему прикажут убить, спрашивал, как быть в этом случае. И… застрелил Калюжника. Он его страшно боялся. И меня боялся. Думаю, даже ненавидел. А перед тем как умереть, Мятежный сказал, что меня убьют. Ему не о чем было в последнюю минуту подумать?

– Ипсиланти. – Ольга повернулась к нему, опершись руками о мойку сзади. – Ты всегда плохо разбирался в людях. Значит, твой Мятежный был нормальным человеком, а не трусом. Наверное, он хотел, чтобы ты после его смерти переменил о нем мнение. Для щепетильных людей это очень важно, но ты, к сожалению, не способен понять.

– Оль, ну что ты все время мне шпильки вставляешь? Ты же меня любишь.

– Завидное самомнение, мне бы так, – очень грустно сказала Ольга. – Муж любит дочь, я люблю тебя, ты любишь себя… Видишь, Ипсиланти, мы, как парад планет, выстроены в одну линию и никогда не состыкуемся.

Он подошел к ней вплотную, собственно, не зная, что сказать. Ольгу он тоже не разглядел… Да нет, в том-то и дело, что разглядел, но… дал задний ход. Два раза Георг был женат, первая жена ушла от него и не по причине его идиотской работы, как часто выражается муж Ольги, а не выдержав скверного характера супруга. От второй жены ушел он, как раз из-за «идиотской работы», которую та не выносила. Георг на опыте знал, как меняется женщина после замужества, не хотел разочаровываться и в Ольге. Впрочем, и эта причина слабоватая. Пожалуй, он просто испугался. Георг всегда был первой скрипкой, к тому же вольным, как ветер, к своей второй половине относился как к придатку: женщина обязана обеспечивать ему комфорт, раз уж вышла за него замуж. Разве Ольга согласилась бы с подобным распределением сил? Ему пришлось бы считаться с нею, не держать на вторых ролях, а признать в ней равную сторону, имеющую законное право на собственное мнение, взгляды, далеко не всегда совпадающие с его собственными. Она ограничила бы его свободу. Проще так: встретились два-три раза в неделю – шампанское, немного разговоров, постель, потом разъехались по разным районам – и никаких обязательств. Когда он понял это, дунул прочь, только пятки сверкали. И вот что получилось: сделал круг в полтора года и прибежал снова к Ольге. Она, правда, изменилась, он ее здорово поломал. И обидел. Жестоко обидел. А в сущности, сам и проиграл.

Георг коснулся лбом лба Ольги, не разрешая рукам обнять ее:

– Оль, я осел.

– И что дальше? – обдала холодком она.

– Я… крупный осел.

– Есть кофе, сахар и водичка, – не захотела она принимать его… извинения. – Больше еды в доме нет. Но ничего, поголодаешь. Говорят, голод прочищает мозги. Вечером привезу поесть. Пока.

Она ушла одеваться, он вздохнул:

– Чем я здесь буду заниматься?

– Пересмотри свои взгляды. Периодически это полезно делать.

36

Люда лежала на кровати лицом к стене. Истерик не закатывала, правда, не ела, только пила воду. Тимка не отходил от нее, не понимая, что произошло с Людой, почему она угрюмая. Пробовал расспросить Вия, тот лишь пожимал плечами. Юля дала тот же ответ: пожала плечами, ну, а Дар с Герой куда-то уехали. Тогда Тима пришел в комнату Люды, уселся на стул рядом с кроватью и сидел, типа охранял ее покой. Хотя было скучно. Иногда в комнату заглядывал Вий:

– Люд, чайку хочешь? (Она отрицательно мотала головой, не произнося при том ни слова, и даже не поворачивалась.) А бутерброд? Я принесу.

Вий уходил ни с чем. От нечего делать приходил к Юле, которая читала журналы, лежа на кровати. Если он просил ее почитать вслух, она читала, а он пил чай и что-нибудь жевал. Однажды уже вечером после очередного посещения Люды он сказал:

– Юль, ты бы поговорила с ней, а?

Она села, некоторое время изучала Вия, после соскользнула с кровати и пришла в комнату Люды. Взяв Тиму за плечи, шепнула ему:

– Тимочка, пойди, поиграй с Вием в шахматы.

– Он плохо играет. Даже я у него выиграл, – сказал Тима.

– Все равно поиграй.

Тима тяжко вздохнул, но спорить не стал, пришел к Вию:

– Тебе велели играть со мной в шахматы.

– Кто велел? – отхлебывая из кружки чай, спросил Вий, подозрительно глядя на мальчика. «Ох уж этот мальчик… радио, которое не выключишь!»

– Юля. Она придумала повод, чтобы я ушел.

– Ну, давай, – шмыгнул носом Вий.

– Ты будешь играть белыми, – расставляя фигуры на доске, распоряжался Тима. – Иначе у меня сразу появится преимущество, а так неинтересно.

– Еще посмотрим, – обиделся Вий. – Ишь, акселерат… А вот скажи, вундеркинд, что такое инфернальный?

– Не знаю, – ответил Тима и тут же перебросил вопрос: – А что это?

– Черт его знает… Я думал, ты знаешь. Мой ход?

Юля залезла с ногами на кровать Людмилы и минут десять рассматривала потолок. Потом она повернула голову, почти столько же времени смотрела на Люду.

– Надо думать о хорошем. О том хорошем, что было и что еще будет, – сказала тоном, свойственным исключительно ей, в котором нет интонаций. Но Люда как не слышала. – Мне первое время тоже хотелось умереть. Но там нельзя было этого сделать. Ничего под руками не было. Они умеют не давать возможности умереть, когда ты этого хочешь. Растоптать, унизить, причинить боль… это все, что давали. Иногда поесть, если не забывали. У меня никого не осталось, выкупить было некому, поэтому мне определили место помойного ведра. И почти каждый день… Наступило полное отупение…

– Не вспоминай, – обронила Люда.

– Ну почему же? – глядя перед собой, говорила Юля. – Прошло много времени, а то, что было, ушло, будто и не было.

– Я бы не смогла забыть. – Люда перевернулась на спину, смотрела на Юлю, словно хотела убедиться, что она не врет. – И не смогу.

– Ты не сможешь? – посмотрела на нее Юля. – Ты совершила исключительный поступок, на него надо много смелости.