Читать книгу "Бандитский путеводитель - Алексей Макеев"

В пользу причастности Рябова говорил тот факт, что именно к нему «в гости» некоторое время спустя после смерти Игоря Прыгунова приезжал Витя Карета — правая рука и помощник Евгения Краснова, «смотрящего» той самой «камеры без камер», куда перевели Игоря. Что могли они обсуждать, как не этот заказ? И что могло в одночасье так расстроить Ольгу Рябову, что ей не захотелось продолжать жить? Более чем вероятно, что это была новость о том, что смерть любимого — заказ, а заказчик — не кто иной, как ее родной и любимый папа.

Сопоставляя эти факты, Гуров вдруг вспомнил еще один нечаянно подслушанный обрывок разговора.

В ресторане «Арсенал», когда туда пришел Юра, они с Соломиным бурно обсуждали тему проникновения в ячейку при отсутствии клиента. И, доказывая, что в этом нет ничего особенного, Актер приводил в пример случай, имевший место «месяца полтора назад». Тогда в клуб приехал «какой-то синяк», и Юра, если верить утверждениям Актера, отдал ему деньги, наведавшись в ячейку одного из клиентов. Причем сам Юра факт этот не отрицал, разве что говорил, что в тот раз был совсем другой случай.

Что же это за случай мог там быть? Чьими деньгами и кому заплатил Юра? Выражение «какой-то синяк» такому человеку, как Витя Карета, вполне подходит. Да и временной отрезок вполне совпадает. «Месяца полтора назад» — это как раз тогда, когда произошло «самоубийство» Игоря Прыгунова.

С другой стороны, и Рябов, и Михалев, являясь постоянными клиентами «Арсенала», вполне могли иметь там, в дополнение к личному обеденному столику, и личную «банковскую» ячейку. Чью же из них «облегчил» Юра?

Лев понимал, что узнать это от самого Юры практически нереально. Даже если он не был в курсе, что отданная им сумма — плата за убийство, само по себе разглашение подобной конфиденциальной информации о клиенте, да еще клиенте такого уровня, — прямой путь на биржу труда. Причем с самым что ни на есть реальным «волчьим билетом» в виде безнадежно испорченной репутации. Нет, начинать разговор с Юрой пока рановато, хотя, похоже, сообщить кое-что интересное он может. Для начала стоит попробовать зайти с другой стороны.

Зная, что в организации «самоубийства» Прыгунова участвовала целая группа «товарищей», он решил «попытать счастья» с Красновым. Не было никаких сомнений в том, что тот был непосредственным организатором всего процесса «на месте», следовательно, по поводу того, кому все это нужно, должен быть осведомлен.

Разговаривать с Красновым Гурову было проще и по некоторым другим причинам. Сведения, которые он хотел получить, были неофициальными, не «на протокол», и, в сущности, не влекли за собой никаких последствий для человека, сообщившего их. Если, конечно, сам он не окажется настолько глуп, чтобы трубить на каждом углу о своем «сотрудничестве». С другой стороны, красочная биография Краснова предоставляла большие возможности обеспечить ему неприятности вполне чувствительные и официальные, и, доходчиво объяснив разницу между этими двумя вариантами, можно наладить конструктивный и взаимно полезный диалог.

Чтобы не привлекать особого внимания к своим участившимся визитам в СИЗО, Гуров решил отправиться туда ближе к концу рабочего дня, а оставшееся время посвятить Инне Михалевой и ее доходному бизнесу.

Через базу налоговой инспекции удалось выяснить, что, кроме солидной доли в акциях «Авиаграда», Инна Михалева являлась учредительницей некоего ООО с загадочной аббревиатурой «NLP». Основным видом продукции этой фирмы являлись не менее загадочные «прецизионные потенциометры». Кроме них, в перечне были указаны «конденсаторы, стабилотроны, интегральные микросхемы, электронные модули и т. п.»

Информацию о конкретных сделках и ценах на все эти заумные приборы Гуров найти не надеялся, ясно было, что такие сведения можно получить, только изучив текущую документацию фирмы. А на это требовались специальная санкция и весомая причина. Но и без санкции было понятно, что при горячем желании и соответствующей поддержке со стороны высокопоставленного мужа и его лояльного «коллеги» суммы конкретных сделок можно было без труда регулировать в «нужном» направлении. Так что при тщательной ревизии наверняка найдется немало «нюансов», тянущих на уголовное дело. Но ведь никто не разрешит начинать подобные «раскопки». Для этого нужен серьезный повод, а его-то пока и нет.

«Просто колдовство какое-то, — досадовал Лев. — Хоть действительно бери утюг и иди допросы «с пристрастием» устраивать».

Вспомнив о допросах, он взглянул на часы и увидел, что уже пора стартовать в изолятор.

К знакомому зданию Гуров подъехал в шестом часу вечера.

Дежурный в этот раз тоже оказался знакомый. Но в отличие от Гены Кузьмина, добродушного и словоохотливого, Валерий Круглов, дежуривший в эту смену, был угрюмым молчуном. Он очень не любил всякие несанкционированные «нарушения» и всегда опасался, «как бы чего не вышло».

— Здорово, Валера! Как смена? Все спокойно?

— Пока вроде все, — неуверенно, будто сам себе не веря, ответил Круглов.

— Мне нужно с одним из твоих подопечных парой словечек перекинуться. Скажи ребятам, чтобы в комнату для допросов его сопроводили.

Реакция Круглова на эту незатейливую просьбу оказалась именно такой, как Лев и ожидал.

— А распоряжение имеется? — вопросительно уставился Валера на полковника.

— Я сам себе распоряжение, — тоном, не допускающим возражений, ответил тот. — Я сюда не лясы точить пришел, у меня дело об убийстве в разработке. Да не кого-нибудь, а чиновника высокопоставленного. Так что ты дознанию не препятствуй. А то как бы нам с тобой на неприятности не нарваться.

— Да я что, я не против. Только…

На лице Круглова отражалась сложная внутренняя работа. Он явно колебался между риском «нарваться на неприятности» со стороны начальства за то, что без официальной санкции позволил кому-то разговаривать с заключенным, но также и со стороны влиятельного полковника, не привыкшего к тому, чтобы его работе кто-то «препятствовал».

— Под мою ответственность, — проговорил Гуров, видя, что чаша весов все еще колеблется.

— Ладно, — с явным волнением проговорил Круглов, похоже, уверенный, что делает что-то нехорошее и, с точки зрения профессиональной этики, совершенно непозволительное. — Ладно, я сейчас скажу охране. Только… только вы постарайтесь там недолго. Пожалуйста.

— Обернусь мигом, — заверил Лев. — Даже не заметишь.

Пройдя в комнату для допросов, он устроился за столом и стал терпеливо поджидать, когда приведут Краснова.

Много времени ожидание не заняло. Не прошло и четверти часа, как напротив него, по-детски сложив на коленях руки, скованные наручниками, сидел дюжий детина, в нездоровой полноте которого жировой слой явно преобладал над мышечной массой.

— Как жизнь, Женя? — дружески обратился к нему Гуров. — Не обижают тут тебя?

— Меня? — На распухшем лице собеседника выразилось неподдельное удивление.

— А, ну да. Извини, запамятовал. Ты ж у нас «центровой», кто тебя тронет. Но с остальными, похоже, не так. А? Что скажешь? Новеньким-то, похоже, несладко здесь живется. Некоторые даже не выдерживают. В такое расстройство приходят, что самих себя, как решето, ножами истыкивают. Вот ведь до чего доводит тюремная жизнь. А у тебя как?