Читать книгу "Александр Иванов - Лев Анисов"

С провозглашением Римской республики все — и сторонники, и враги рассматривали ее как центр распространения республиканского правления по всей Италии. Поэтому для защиты Республики в Рим стекались отчаянные головы со всех концов страны, а для подавления объединялись все защитники старого порядка.

На призыв папы Пия IX к католическим странам помочь подавить Римскую республику отозвались Франция, Австрия, Испания и Неаполитанское королевство. Обещал поддержку Пию IX и полный решимости «не признавать римских легионеров» Николай I.

Франция, где к власти пришел Наполеон III, откликнулась на призыв папы одной из первых.

25 апреля 1849 года французская военная эскадра под командованием генерала Ундино высадилась в приморском городе Чивитавеккья.

29 апреля французы подошли к Риму.

Джузеппе Гарибальди было поручено организовать защиту стен Рима, кольцом окружавших город.

С господствовавших над городом высот волонтерам хорошо стала видна французская армия, медленно и с предосторожностями приближавшаяся к Риму. Она стягивалась на дороге из Чивитавеккьи к воротам Кавалледжьери. Приблизившись на расстояние пушечного выстрела, французы установили на высотах артиллерию.

Атака Рима началась в ту же ночь.

Приблизившись к позициям волонтеров в районе Казини, французы попали под перекрестный огонь…

Целый месяц длились кровопролитные бои на улицах и у стен Рима.

«Каждый день новые страхи, а чем-то еще все это завершится?» — признавался А. Иванов племяннице[144].

Работа над картиной, не прерывавшаяся до 30 апреля 1849 года, была на время оставлена.

Н. В. Гоголю художник писал 15 мая:

«До сих пор я все был верен моему слову и делу и, в надеждах, что уже недалеко и до конца, с которым бы разрешились все мнения и надежды общества, усиленно продолжал труд. Но вот уже две недели, как совершенно все остановилось: Рим осажден французскими, неаполитанскими и испанскими войсками, а Болония австрийскими. Каждый день ожидаешь тревоги. Люди, теперь здесь во главе стоящие[145], грозятся все зажечь и погребсти себя под пеплом. При таких условиях, конечно, уже невозможно продолжать дело, требующее глубоко сосредоточенного спокойствия. Я, однако ж, креплюсь в перенесении столь великого несчастия, и только что будет возможно, то опять примусь за окончание моей картины…»

Орудийный огонь и ружейная стрельба раздавались рядом.

Несколько бомб чудом миновали место, где находилась студия Моллера. Иванов собрался свернуть начатую большую картину Моллера «Апостол Иоанн Богослов, проповедующий на острове Патмос во время вакханалий» и нанять поместить (арендовать) погреб с крепким сводом для складки всего, что было в мастерской, но этого, к счастью, не понадобилось.

3 июня решило участь Рима. Французы овладели всеми доминирующими позициями и укрепились на них.

Положение волонтеров-гарибальдийцев ухудшалось с каждым днем.

Началась регулярная осада Рима иностранными войсками.

В июне А. Иванов напишет Н. В. Гоголю:

«Живу жизнью одной студии…

Об одном иногда только жалею, что нельзя записывать мне моих мыслей в памятную книжку. Прежде я имел это обыкновение — наблюдать за их разростанием. Впрочем, я и на это не ропщу, веря, что уже скоро будет всему развязка».

1 июля в Учредительном собрании решался вопрос продолжать оборону или прекратить ее? Вызвали Гарибальди. Он пришел в зал заседания прямо с передовой линии, весь в поту и грязи.

— Возможно ли продолжение обороны? — спросили у Гарибальди триумвиры.

— Мы сможем продержаться всего лишь несколько дней, и то при условии полного разрушения половины города, — последовал ответ.

На другой день Собрание решило прекратить оборону, обнародовав при этом конституцию Римской республики, окончательно разработанную во время осады.

Армия Ундино вступила в Рим под французскими и папскими знаменами, и последние депутаты, оставшиеся в Капитолии, были разогнаны силой оружия.

Гарибальди с четырьмя тысячами волонтеров покинул Рим и направился на помощь Венецианской республике.

Генерал Ундино издал приказ об устройстве традиционного карнавала. Римляне ответили молчанием.

Летом 1849 года А. Иванов в Тиволи.

Он намеревался пробыть в горах до конца сентября, чтобы затем вернуться к своему холсту.

«…Как ни тороплюсь я здесь с моим делом, — напишет он из Рима в конце года одному из знакомых, — …но все хлопот еще будет на год, тем более, что люди сильнее и сильнее разгораются страстями… Этим, конечно, остановляется ход моих дел, цель которых [единственно] — пособить лучшей половине [человечества…]»

Глава девятнадцатая

Работать над картиной он будет и в следующем году, и в 1851-м («… в начале августа я думаю возвратиться в Альбано для этюдов первого плана картины»[146]), и в 1855 («Теперь я довел мою картину до окончательного вида…»[147]), и оставит ее лишь в 1856 году, пока не кончатся средства[148].

Он так ею будет занят, что даже не пустит в мастерскую отъезжающего из Рима Ф. И. Иордана. (Тот отправлялся в Петербург с оконченной гравюрой «Преображение», для представления ее государю.)

В мае 1850 года гравер Ф. И. Иордан назначил свой отъезд в Петербург. Ему желательно было видеть, насколько продвинулась оконченная картина Александра Иванова «Первое явление Спасителя народу». Накануне своего отъезда Ф. И. Иордан попросил его показать ему картину, зная, что ее никто не видел вот уже три года. Отъезжая, он хотел ее видеть, чтобы сказать о ней тем, кто будет спрашивать. А. Иванов обещался. Ф. И. Иордан пришел в назначенный час, звонил, звонил долго, но ответа не было. Не увидав картины, он так и ушел[149].