Читать книгу "Улица Красных Зорь - Фридрих Горенштейн"

– Григорий, – сказала Нина, нервно похрустывая пальцами, – что нам делать? – Лицо у нее было молящее и даже заискивающее, точно она не просила, а вымаливала у Григория Алексеевича советы и точно его совет всё мог уладить.

– Не знаю, – сказал Григорий. – Попробуйте объясниться… Может, она согласится избавиться от ребенка… Я говорю бред, я говорю первое, что приходит в голову, но я не знаю… Это так сложно… Или, в конце концов, алименты… Впрочем, при отсутствии законного брака…

– Какое это имеет значение, – обрадованно вскричала Нина. – Ты умница, Григорий. Ты настоящий товарищ… Ты нашел блестящий выход… Конечно, если она не захочет сделать аборт, мы будем платить… Мы будем любить ребенка… Правда, Юрий… Это твой сын, и я буду любить его как собственного… Мы будем покупать ему подарки, мы будем ходить в гости…

Она припала к плечу Григория Алексеевича и разрыдалась…

– Тише, – говорил Юрий Дмитриевич, поглаживая ее по волосам, по шее, – не надо… Ну, я прошу тебя…

Лицо его стало кротким и задумчивым.

Когда Григорий Алексеевич ушел, они пообедали. Двигались они и говорили так, точно оберегали друг друга от своих неосторожных слов и движений. Но к вечеру в настроении Юрия Дмитриевича произошло новое изменение. Он помрачнел, замкнулся и уселся в кресло, грызя карандаш и глядя в темное окно, в которое ветер швырял хлопья мокрого снега.

– Ложись, – сказал он Нине, – у меня бессонница… Я посижу, поработаю…

– Тебе вредно, – сказала Нина, – я советовалась с Бухом… Он категорически возражает против ночной работы… Прими таблетку…

– Прекрати меня опекать, – крикнул Юрий Дмитриевич так громко, что в горле запершило, – вместе с Бухом… Да, да, оставь…

Он вскочил, ушел к себе в кабинет, заперся, потушил свет и лег на диван, заложив руки за голову. Так пролежал он до утра, изредка меняя положение тела, вместо правой руки закладывая за голову левую. Утром он припудрил набрякшие под глазами синяки и пошел на работу.

VI

Минуло две недели. Были уже настоящие декабрьские морозы. Как всегда, в конце года накопилось много дел, и Юрий Дмитриевич не успевал теперь ездить домой обедать. Обедал он в ресторане неподалеку от места работы. Это было второразрядное заведение, в котором официантов было больше, чем посетителей, однако сидеть и ждать, пока обслужат, приходилось долго. Официанты были в основном мальчишки, похожие на провинциальных стиляг, в галстуках-ошейниках со стеклянными кнопками под горлом, в грязных рубашках, узких брючках и стоптанных узконосых туфлях. Они скапливались кучками в глубине зала и читали «Советский спорт». Были и опытные пожилые официантки, которые, как носильщики на вокзалах, выходили в вестибюль встречать выгодных посетителей и провожать их к своим столикам. За выгодных посетителей они ссорились. Юрию Дмитриевичу это было неприятно, он перестал давать им на чай, и они перестали замечать его. Однако теперь приходилось долго ждать, пока подойдет какой-либо мальчишка.

Как-то, когда Юрий Дмитриевич сидел, нервничая, поглядывая на часы и вертя солонку, кто-то окликнул его. За соседним столиком сидел Кононович, и возле него суетилась толстая официантка в крахмальной кружевной наколке.

– Садись, пообедаем вместе, – сказал Кононович.

Юрий Дмитриевич подумал и пересел.

– Вот ты меня избегать начал, – сказал Кононович, – кто-то, видно, шепнул… В наше время клеветников хватает… и Риту тоже забыл… А между тем мы твои друзья… И к Нине начал грубо относиться, она мне жаловалась… Совсем женщина на себя не стала похожа… Ее лихорадит, она заболевает, по-моему…

– Постой, постой, – сказал Юрий Дмитриевич. – Ты не торопись… Не пойму я… Ты где Нину видел?

– Видел, – сказал Кононович. – Не бойся, не ревнуй, не в этом сейчас дело. Допустим, она у Риты была… Ты не удивляйся, между нами, твоими друзьями, могут быть разногласия, но мы все тебя любим и озабочены твоей судьбой… Ты попал в плохую историю, на тебя донос написан…

– Донос! – торопливо сказал Юрий Дмитриевич. – Кем написан донос?..

– Каким-то слепым, – сказал Кононович, – членом правления артели. Ты соблазнил девушку и бросил ее беременную… Слепой в газету написал, а газета переслала старику, мужу Риты… Знаешь, история принимает крайне неприятный оборот… Ведь эта девушка умерла…

– То есть как умерла? – довольно спокойно спросил Юрий Дмитриевич. – Она ведь поехала в Почаев…

– Ну и что ж? – спросил Кононович. – Как будто если человек едет в Почаев, он становится бессмертным… Приехала и умерла от аборта… У какой-то бабки делала… Необразованность, даже грешить не умеют…

Юрий Дмитриевич встал и пошел, лавируя меж тесно стоящих столиков. Груды посуды высились на столиках, грозя упасть и расколоться на множество осколков, так как пол был выложен керамической плиткой. Большое количество людей сидело и стояло в самых неудобных позах, вытянув ноги, подставив костлявые локти или просто преградив дорогу телами. В вестибюле у вешалки висел телефон, но по этому телефону разговаривал какой-то полковник. К счастью, рядом с рестораном тоже была телефонная будка. Юрий Дмитриевич вышел из ресторана, но и эта будка была занята. Тогда он пошел к будке в конце улицы. Прохожие смотрели на него, он был без пальто и шапки, и пиджак его покрылся снегом. Будка в конце улицы была свободна. Юрий Дмитриевич набрал номер.

– Григорий, – сказал он, – Зина умерла, это правда?

– Да, – сказал Григорий Алексеевич. – Я не знал, как это тебе сообщить… Я колебался… Нина ей написала письмо… Это было пять дней назад… Я читал это письмо. Нина писала всё, о чем мы говорили… Она предлагала помощь в воспитании ребенка… Я тоже пробовал уговаривать… Ты слышишь меня, Юрий?.. Ты не должен обвинять Нину… Конечно, это печально, это ужасно… Но эти религиозные фанатички, изуверы… Ты слышишь меня?.. Ты откуда говоришь?..

– Слышу, – сказал Юрий Дмитриевич и повесил трубку.

Он вернулся в ресторан, оделся и поехал домой. Под пальто было мокро, талый снег пропитал пиджак и рубашку, влажное тело чесалось. На лестничной площадке перед своими дверьми он не выдержал, снял пальто, пиджак и принялся чесать зудящее тело меж лопаток, под мышками и даже под коленями. Потом он открыл дверь своим ключом. В столовой слышались голоса, звяканье посуды. Он вошел и увидел Нину и Риту, сидящих за столом. Стол был уставлен вазочками с вареньем, стояло блюдо с конфетами, печеньем, и горкой лежали апельсины.

Рита была в пушистой вязаной кофточке, туго обтягивающей ее широкие мужские плечи и высокий бюст. Когда Юрий Дмитриевич вошел, обе повернули к нему головы, желая что-то сказать.

– Молчать! – крикнул Юрий Дмитриевич. – Раз вы поняли друг друга… То есть подружились… Зина умерла… Да… Я потерял человеческий облик… Но ты, Нина, ты с этим животным… С этой самкой паука…

– Ну, знаете ли! – крикнула Рита и вскочила. – Я по доброте своей согласилась, а теперь мне плевать… Ну и семейка… Жена сама любовницу зовет, чтобы развлечь мужа… Знай, дурачок, она мне предлагала развлечь тебя… Чтобы ты не переживал из-за той крали… Той, которой ты ребенка заделал и которая от аборта померла… Это ведь анекдот… Жена предлагает… – Рита захохотала; кончив хохотать, она вновь крикнула: – Хватит… тебя еще к суду привлекут… Я на вас обоих покажу… Посмотрим, кто паук. На тебя письмо есть, ему будет дан ход…