Читать книгу "Пусть мертвецы подождут - Роберт Райан"

– Слушаюсь.

Теперь они направлялись к Чёрной Глубине. В этой зоне было сильное движение коммерческих судов, и потому её заминировали весьма незначительно. Он надеялся лишь на то, что видимость улучшилась по сравнению с вылазкой накануне, когда полоса тумана полностью скрыла материк и острова.

Шепке велел увеличить скорость до четырёх узлов и сверился с картами королевских ВМС, лежавшими на столе. Распорядился изменить курс, и субмарина двинулась на юго-запад. Впереди были два канала, Топь и Троица, оба вели в Чёрную Глубину. Шепке знал, что неподалёку от Троицы есть два недавно затонувших судна. Он направился к Топи, подняв субмарину выше, неустанно следя, не раздастся ли скрежет корпуса о песок.

– Стоп машина, выровнять судно, – сказал он. – И подымите нас до перископной глубины.

Из балластных цистерн принялись откачивать воду, и субмарина плавно поднялась.

– Восемь метров.

– Поднять перископ.

Он был по-прежнему там, этот проклятый туман, да к тому же наступили сумерки, из-за которых мир ещё сильней расплылся. Глубокая ночь была предпочтительней по сравнению с переходным периодом между днём и тьмой: именно на закате полусвет искажал увиденное человеческим глазом. Шепке повернулся на 360 градусов. Ничего: ни береговых знаков, ни визуальных ориентиров. Так, а это что? Свет. Бакен? Возможно. Потом ещё одна вспышка мелькнула и пропала. Он был не уверен. Он должен был посмотреть собственными глазами, а не через линзу, покрытую коркой соли.

– Подымайте нас наверх. Старпом, примите командование. Запускайте дизели. Биль, – он указал на старшего из офицеров на боевом дежурстве, – вы пойдёте со мной. Возьмите сигнальный фонарь. – Шепке схватил свой толстый шерстяной китель и надел, намотал на шею шарф.

Теперь, когда лодка оказалась во власти течений, они чувствовали прилив и расставили ноги, чтобы не потерять равновесие, пока U-48 качало. Новые булевые цистерны заставляли её сильней переваливаться с боку на бок, чем это было с изначальной моделью. Офицер поспешил вверх по трапу и открыл люк, отпрянув, когда внутрь пролилось целое ведро воды. Потом он выбрался в английскую ночь, с лязгом поднявшись по ступенькам. Шепке последовал за ним, держа наготове бинокль «Лейтц»[118]. Подымаясь, он почувствовал, как вечерний холод вгрызается в тело. Вдыхая, он как будто втягивал носом гвозди вместе с воздухом.

Над водой раздавался звон одинокого колокола, слышимый даже сквозь пыхтение дизелей, которые работали для зарядки аккумуляторов. Непредсказуемый туман и подкрадывавшаяся ночь означали, что за пределами корпуса они видели очень мало. Шепке приложил «Лейтц» к глазам и вгляделся во мрак, высматривая сигнал с берега, который, как ему сказали, был жизненно важным для нужд фронта: он должен был расшифровать световой код Морзе, передаваемый с острова, и с помощью радиопередатчика отправить сведения обратно на базу, после чего ждать дальнейших указаний. Но Шепке не видел света, в направлении которого следовало бы направить сигнальный фонарь.

– Вы что-нибудь видите, Биль?

– Нет, сэр. – Потом, бросив взгляд через плечо: – Это ещё что за чертовщина?

Что-то ещё заглушало ворчание дизелей.

Шепке повернулся и увидел, как из полосы тумана появляется нечто. Оно было большим, плотным и шло прямо на них.

– Погружение! Погружение! – крикнул он, склонившись над люком. Но, когда его ушей достиг грохот двигателей приближающегося корабля, внезапно переключившихся на полную тягу, он понял в глубине души, что уже слишком поздно. Чёрная Глубина вот-вот должна была заполучить ещё одно затонувшее судно и тридцать шесть трупов.

* * *

Полковник Роберт Монтгомери потуже затянул пояс своего тёплого армейского пальто и устремил взгляд мимо зарослей камыша, через дымку, что повисла над рекой Роуч. Обычно он мог увидеть дымовую трубу переделанного увеселительного парохода, идущего из Бёрнхем-он-Крауча, но проклятый туман укрывал остров вот уже несколько дней. Он привык к пробирающим до костей ветрам с Северного моря, однако какая-то причуда осенней погоды изгнала их. Теперь дул бриз с запада, принося с собой грязный дым из труб кирпичного завода в Грейт-Уэйкеринге, где для нужд фронта работали не покладая рук днём и ночью. Монтгомери не был уверен, что хуже: порывы ледяного ветра из Сибири или песок и сера с большой земли.

Он услышал жалобный гудок «Короля Бёрнхема» – когда-то он назывался «Королём Богемии», но был переименован из патриотических соображений, – сигнал, сообщавший о том, что судно свернуло от Бланклета в узкий канал, идущий сквозь заросли тростников, который и был рекой Роуч. Оно находилось примерно в миле от него, неторопливо плывя по течению.

Монтгомери стоял на причале, главном месте для швартовки кораблей на этом Богом забытом острове Фаулнис, в ожидании возможности поприветствовать судно и двух новоприбывших. Он надеялся лишь на то, что вместе с новыми ссыльными прибудет множество бакалейных товаров из «Лакин Смит» и мясо из «Осборнс», а ещё ящик бренди, о котором он просил.

Монтгомери не ожидал, добровольно предлагая свои услуги, что в конечном итоге окажется на таком посту. Он предполагал, что в пятьдесят один и со слегка артритными руками не стоит надеяться, что попадёшь на передовую в офицерском чине. Но Фаулнис в точности соответствовал своему имени.[119] Остров походил на большой блин, такой плоский, что флотское начальство настояло на сносе ветряной мельницы, чтобы вражеские субмарины не использовали её для визуального наблюдения. Они хотели разобрать и церковный шпиль, но тут уж островитяне взбунтовались. Теперь он был задрапирован маскировочными сетями и, с точки зрения Монтгомери, выглядел ещё заметнее.

Он бы с радостью распрощался с этим островом с его низкорослыми от ветров деревьями, бесконечными дренажными канавами и укреплёнными насыпями, построенными на протяжении десятилетий для того, чтобы помешать земле возвратиться туда, откуда большая её часть явилась, – под волны. Время, с успехом проведённое в качестве заместителя коменданта Эйлсбери, привело к тому, что его выдвинули на пост начальника самой необычной тюрьмы в Британии военного времени. В Эйлсбери он заработал репутацию сурового, но справедливого модернизатора, в противоположность самому коменданту, который там работал со времён Флоренс Мэйбрик, убийцы, и других знаменитых заключённых.[120] Впрочем, мужчин и женщин, расселённых по всему Фаулнису, не называли заключёнными. Термин «арестованные» был предпочтительнее. Их не судили, не дали им возможности выступить в свою защиту. Кто-то где-то в каждом из случаев обращался к ДОРА, и их отправляли на Фаулнис, чтобы содержать там до той поры, пока от них больше не будет исходить никакая угроза для национальной безопасности.