Читать книгу "Ночь за нашими спинами - Эл Ригби"

– Осторожно, Ван!

Я вижу его силуэт в последний раз. «Единоличник» оборачивается, оступается, и сверху на него обрушивается несколько перекрытий. Что-то взрывается, в воздух взметается сноп искр.

Пожарные направляют струю пены на здание. Когда огонь сдается, снова становится видна площадка. Она пуста. Темнеет груда мусора и обломков и… поднимается густой черный дым.

– Отпустите!

Элм бьется в руках шефа, захлебываясь слезами и запрокидывая голову, точно ей не хватает воздуха. Гамильтон стоит рядом. Я пытаюсь всмотреться в его лицо – окровавленное, покрытое грязью и копотью и освещаемое всполохами света. Я жду, что он улыбнется, жду, ведь его врага больше нет, и понимаю, что этого не произойдет. Что-то идет не так. Что-то пошло не так с самого начала.

Все началось с тех самых картонных манекенов, по которым стреляли из двух пистолетов, а может, даже раньше.

– Дмитрий, пусти меня, – доносится рядом тихий голос Элмайры. – Я в норме.

Вокруг собирается небольшая толпа военных. Они недоуменно переговариваются и оглядываются, ища глазами «единоличника». Они понимают, что случилось что-то плохое, но им даже в голову не приходит, что именно. Никому не приходит.

Пожарные, успевшие вновь поднять лестницу, показываются на площадке. Они качают головами, и приговор становится ясным и простым. Получив кивок шефа, они спускаются: явно боятся, что в здании полыхнет что-нибудь еще. Дмитрий Львовский выпускает мою подругу и обводит взглядом солдат:

– Пока возвращайтесь в части. Вольно.

Они начинают расходиться, не задавая вопросов, но я вижу, что они в шоке. Особенно молодежь. Ван Глински – лидер партии, лучший военный стрелок, легенда Города – погиб. Погиб старший сын короля. Он дал мне имя, а я отняла у него жизнь.

– Идем, Джей. Надо связаться с мэром и сделать какое-то заявление. До того как люди начнут паниковать.

Элмайра не смотрит на меня. Они с Гамильтоном, Вэнди и остальными бредут к обгорелым стенам. Следом направляются некоторые солдаты: видимо, просто не знают, куда теперь идти. Их маленькая группка выглядит потерянной. Она вооружена до зубов и… беззащитна.

– Все, Эшри. – Шеф кладет руку мне на плечо. – Что с тобой, девочка? Ты не ранена?

От этих заботливых ноток в его хриплом голосе становится тошно. Наш шеф так не умеет. И уж точно я этого не заслужила.

– Все хорошо. Я… скоро вернусь. У меня дело.

В его светлых ледяных глазах что-то вспыхивает… Брезгливость? Я вздрагиваю. Но Львовский мягко кивает, зачем-то приглаживая мои волосы:

– Мы тебя ждем.

Я разворачиваюсь и иду прочь. Я чувствую его взгляд между лопаток. Там, где должны расти крылья.

* * *

Здесь заканчиваются башни резиновых колес и искореженных приборов. Свалку сменяет пустырь. Бесплодные земли, заросшие полынью и борщевиком, изломанно торчащим зимой из-под снега. Бесплодные земли, где живут Дикие Пули, которые убивают всех, кто забредет сюда по неосторожности. Это наш край света. Край Камелота.

Наверное, я не успею ничего почувствовать. Я не человек, но у меня есть сердце, в которое можно попасть. Доктор говорил когда-то, что оно даже находится там же, где и у землян, – с левой стороны груди. И оно ноет.

Я плохой друг. Хреновая горожанка. Ужасный герой. Подвела всех, кого могла, но больше этого не случится. Long live the heroes. А я не буду вам мешать.

Я не бывала здесь раньше, но вряд ли страшилки и отчеты из моргов могут врать. Пули на пустыре просыпаются мгновенно. Меня еще долго не найдут; к счастью, все слишком заняты, чтобы хватиться, если только…

…не хватится он.

– Эшри.

Застыв между двух шинных башен, я колеблюсь – обернуться или бежать вперед. В итоге я сдаюсь и поворачиваюсь. Джон подходит ко мне.

– А, Последний из Рода Принц…

Вид у него такой же измученный, как у остальных: лицо в копоти, одежда порвана. Я бы погладила его скулы и лоб, если бы посмела прикоснуться, я бы уткнулась лицом ему в грудь и, наверное, заревела бы. Но я отступаю, потому что его взгляд остается прежним. Понимающим. Встревоженным. Я такого не заслуживаю.

– Проваливай. Им нужна твоя поддержка.

– И твоя тоже. Ты же не хочешь попасть под пулю, правильно?

Подступают слезы, и я больше не могу их сдерживать. Я пришла сдохнуть. И я хочу сказать об этом хотя бы ему.

– Ты не понимаешь… – Я запинаюсь, – из-за меня…

Но оказывается, я не могу даже этого. Именно сейчас я хочу, чтобы Джон прочел сам, все до последнего слова, поэтому я доверчиво открываю сознание, и Айрин понимает. Некоторое время он стоит молча, потом глухо, сквозь зубы, вздыхает, и в его глазах вспыхивают маленькие алые точки. Он зол. Конечно же, он зол.

– Ты меня отпустишь?

Но он качает головой:

– Слишком многое нужно исправить. Ты не сбежишь.

– Я не сбегаю! Я …

Он что-то делает, и теперь я в его власти. Как тогда, в церкви. Я не могу опустить взгляд. Я чувствую озноб. Видимо, это гипноз или что-то вроде того, но я не смею двинуться с места.

– Я…

Раздается щелчок пальцев. И я начинаю говорить.

Мои слова – горькие, желчные, отчаянные – напоминают болезненную рвоту, после которой дурнота обычно отпускает; правда, сейчас я вовсе не уверена, что мне станет легче. Мое лекарство – пуля. Как и у человека, давшего мне имя. А мне ее не дают.

– Ты не понимаешь, что из-за меня одни проблемы? – Я с усилием поднимаю руку к груди, в которой словно отстукивает молот. – У тебя, у Элм, у Гамильтона. Я как и все представители моей расы, только они были честнее: убивали открыто, не притворялись друзьями, а я…

Он молчит и ослабляет невидимую удавку, давая сделать вдох, но не более. Я не иссякла. Не иссякла, просто…

– Злись. Кричи, если хочешь.

И я кричу. Долго и исступленно, задрав кверху голову. Зажигаю над рукой пламя, швыряю его в сторону. Груда шин распадается, задевает другую, и та падает на старый автомобиль. Вся куча начинает гореть, пламя поднимается к небу. Все выше и выше.

– Ненавижу! Эти крылья! Эти силы!

Пламя бесится. Наверное, это должно было рано или поздно произойти. Жертва огненному Богу, которому служили мои предки, и я принесла в нее Вана Глински и… чуть не отдала себя.

– Эшри…

Нет.

Мой Бог носит плащ с погонами, крестик на груди и, возможно, нож за поясом. Он офицер или джентльмен, бродяга или псих, но он точно берет пленных и дает им шансы. Ха. Я усмехаюсь, отчетливо понимая, что огонь – больше не главный мой друг. И кричать больше не хочется. Я остываю. Со мной остывают слова.