Читать книгу "Принцесса Екатерина Валуа. Откровения кормилицы - Джоанна Хиксон"

– Спасибо, ваше высочество, – сказал Жак, опускаясь на колени подле ее табурета. – Мы обязательно наймем кормилицу. Я с головой ушел в работу и не заметил, как устала Алисия.

– А может быть, не стоит нанимать служанку… – внезапно улыбнулась Екатерина. – У меня есть предложение получше. Почему бы вам всем троим не переехать во дворец? На время? Ты, Жак, сошьешь для меня свадебное платье и все те наряды, которые требуются новоиспеченной королеве. По-моему, это прекрасное решение всех наших затруднений!

32

Солнечные лучи пронзали верхний ряд окон собора Святых Петра и Павла, ярко освещая алтарь и стоявших подле него архиепископа Сансского в златотканой ризе, короля Генриха Английского с братьями Джоном, герцогом Бедфордом, и Томасом, герцогом Кларенсом, и Екатерину, за спиной которой стояли ее мать, королева Изабелла Баварская, и Филипп, герцог Бургундский. В церкви собралась пестрая толпа: знатные дворяне и их вассалы, священнослужители, юристы и писцы стали свидетелями заключения мирного соглашения, которое вскоре назовут Договором в Труа. После подписания договора Генрих и Екатерина взволнованно повернулись друг к другу и встретились взглядами. Они виделись второй раз в жизни.

Екатерина захотела, чтобы я присутствовала во время обручения. Мы с Агнессой и фрейлинами стояли, напряженно вытягивая шеи и пытаясь разглядеть происходящее. Перед нами шептались две пышно одетые дамы, полностью закрывая обзор. Не верилось, что после пяти долгих лет надежд и страхов, побед и поражений моя обожаемая Катрин наконец-то стоит перед королем, готовая принести обет верности. Я знала, что она чувствует, но ей удалось удержать слабую улыбку на губах, и пальцы ее не дрожали, когда архиепископ соединил ее руку с рукой Генриха для обручального обета. Как обычно, церемония проводилась на латыни, но даже я поняла вопрос: «Donec velit esse desponsata viro hoc?» – Даешь ли ты согласие на обручение с этим человеком? И решительный ответ Екатерины: «Imo ego». – Да.

Поцелуй совершился под пение церковного хора. Присутствующие одобрительно зашептались. Губы Екатерины и Генриха соприкоснулись, и я надеялась, что принцесса испытала такой же прилив чувств, как и во время страстного поцелуя в Ле-Пре-дю-Шат.

Обручальные клятвы все же не были венчальными, и после церемонии ее участники отступили к противоположным сторонам алтаря. Двое еще не стали единым целым. Главными лицами были те, кто подписывал договор. Королева Изабо, лучезарно улыбаясь, двинулась к выходу вдоль нефа, между королем Генрихом и Филиппом Бургундским; следом шла Екатерина и архиепископ, за ними – два английских герцога. Предстоящие торжества давали в честь подписания договора, а не в ознаменование обручения. Церковь запрещала играть свадьбы во время Пятидесятницы, поэтому церемонию венчания назначили через две недели, на следующий день после Троицы. Возможно, тогда и будет веселье.

На банкете Екатерина невозмутимо восседала между королем Генрихом и его братом Томасом Кларенсом. Король Карл на пиршествах больше не появлялся, а королева Изабо, сидевшая между королем Генрихом и Филиппом Бургундским, вела себя с необычайной живостью. Мы с Агнессой устроились в самом дальнем конце столов для свиты.

– Королева выглядит как кошка, наевшаяся сливок, – заметила я вполголоса. – Похоже, она считает подписание договора величайшим достижением своей жизни.

– По обе стороны от нее – самые красивые и влиятельные мужчины в расцвете сил, – заметила Агнесса, поджав губы. – А королева по-прежнему флиртует, как куртизанка, хотя ей уже почти пятьдесят!

Я удивленно взглянула на Агнессу, которая ни о ком плохо не отзывалась.

– Король Генрих доволен, – сказала я. – Правда, он с принцессой почти не разговаривает, все внимание уделяет королеве и герцогу. Екатерине наверняка обидно.

– Ничего страшного, ее герцог Кларенс развлекает, – заметила Агнесса. – Он самый обаятельный из четырех братьев, а сейчас все его обаяние направлено на Катрин.

– Да, но не Томас Кларенс волнует кровь Екатерины, – вздохнула я. – Боюсь, вечером придется ее утешать.

Как я и предсказывала, перед сном Екатерина выразила все свои чувства по поводу короля Генриха. Фрейлины помогали ей раздеться, сняли тяжелую мантию и роскошное платье, убрали с головы венок из алых роз, обрамлявший ее головной убор в честь символа Ланкастеров – рода Генриха. Увы, король не обратил на розы ни малейшего внимания. Отпустив фрейлин, Екатерина вскочила с табурета и заметалась по спальне, давая выход горячему нраву Валуа. Мы с Агнессой растерянно следили за ней.

– Что произошло? Когда я впервые встретилась с Генрихом в Ле-Пре-дю-Шат, он был таким внимательным, заглядывал мне в глаза, спрашивал моего мнения обо всем на свете, слушал мои слова. Он прислал мне бесценное венецианское зеркало в знак того, что считает мою внешность достойной отражения. А теперь он едва удостаивает меня взглядом, отворачивается от меня за столом и отвечает на мои улыбки нахмуренными бровями. Томас Кларенс любезно попытался загладить неучтивость брата, но именно от него я услышала самую недобрую весть. Оказывается, Генрих попросил его привезти свою жену из Руана, чтобы та научила меня быть королевой! Разумеется, герцог выразился иначе, но намерение короля мне ясно. Генрих решил, что я не умею себя вести. Как он смеет намекать на это, когда у него самого такие ужасные манеры?

Она обожгла нас осуждающим взором, и мы онемели, пораженные ее гневной вспышкой.

– Ну что? Что вы думаете? Разве я не права? Генрих – двуликий Янус. Сегодня его нрав открылся мне с иной стороны. Как с этим справиться? Я совершенно сбита с толку.

– Возможно, король устал или ему нездоровится… – Агнесса отважно встала на защиту Генриха. – Говорят, среди английских войск разразилась эпидемия лихорадки.

Екатерина раздраженно топнула ногой, обутой в туфельку из мягкого сафьяна.

– Да ничем он не болен! Похож на холеного кота, который только что съел мышь. Думает, что все, что он делает, – прекрасно. Ненавижу его!

Принцесса направилась к столу, где стояли кувшин и чаши, дрожащей рукой налила себе вина.

Я считала, что Екатерина права. Король Генрих проявил все перечисленные ею неприятные качества – и даже больше. Он вел себя надменно, грубо и жестоко. Восемнадцатилетняя Екатерина была наивна и неопытна, та самая невинная покорная невеста, которой он желал. У ног тридцатидвухлетнего короля лежал весь мир. Человек чести протянул бы руку, чтобы помочь принцессе, не отвернулся бы в ответ на ее попытки понравиться. Мое сердце болело за нее, но сочувствие и утешение ослабили бы принцессу. Ей следовало напомнить о гордости и чести Валуа, чтобы она могла высоко держать голову и сохранила дерзкую независимость.

– А чего вы хотели, ваше высочество? – спросила я, равнодушно пожимая плечами. – Этот король убедил своих подданных покинуть семью и родную землю и последовать за ним через море, рискуя жизнью ради неясной им цели. Он не уговаривал их лаской и добром, а увлек за собой стальной волей и властным приказом. Он – не холеный кот, а бесстрашный лев, как тот, что на его знаменах. Генрих – гордый и жестокий, хитрый и безжалостный мужчина. Он боится того, чего не понимает… К примеру, вас – прекрасной, умной и смелой девушки.