Читать книгу "Боярские дворы - Нина Молева"

Ту же беспокойную судьбу определил Ф. А. Головин для сына Николая, с детства связав его с морским флотом. Тринадцати лет Н. Ф. Головин отправляется в Англию и Голландию для изучения морского дела, в совершенстве овладевает английским языком, восемь лет служит на английском флоте, обойдя берега Португалии, пройдя Средиземным морем до Египта, год проводит на голландском флоте, побывав в Ост-Зее — на Балтике. Экзамен, который устраивает Головину-младшему в 1717 году сам Петр, дал превосходные результаты. Но первое важное назначение Н. Ф. Головин получил лишь спустя восемь лет — должность чрезвычайного посланника России при шведском дворе. Ответственность поручения не меняла главного — очередные семь лет предстояло провести вдали от родины и флотских дел.

Только приход к власти Анны Иоанновны изменил жизнь былого моряка. Н. Ф. Головин отзывается в Россию. Новая императрица осыпает его наградами — он получает орден Александра Невского, дом, некогда принадлежавший графу Сиверсу, в Кронштадте — и возвращается на флот. С 1733 года Головин-младший становится президентом Адмиралтейств-коллегий и добивается, между прочим, очень важного указа о возвращении на флот морских офицеров, занятых другими службами, и удалении неспециалистов. Современникам хорошо запомнились категоричные высказывания президента: что «землемерие надлежит инженерам и геодезистам, а не морскому искусству» и что «командировка лейтенанта к делу бичевника так подлежит и морскому искусству, как бы хлебнику корабли делать».

Служебные успехи Головина-младшего при Анне Иоанновне неизбежно должны были отрицательно сказаться на положении при Елизавете Петровне. Собственно, уже при ее непосредственной предшественнице, правительнице Анне Леопольдовне, у Н. Ф. Головина появляется значительно больше свободного времени, которое он проводит в Ховрине, где в 1741 году сооружает каменную Знаменскую церковь с приделом соименного ему святого — Николая. Что же касается семейной жизни моряка-дипломата, а значит, и будущих владельцев села, то здесь все складывалось достаточно необычно.

В годы своей дипломатической деятельности Н. Ф. Головин «прижил» за границей нескольких незаконнорожденных детей, для которых, пользуясь положением посла, выхлопотал у датского правительства дворянство и право пользоваться фамилией отца. Так, при Христиане VII появился в датской армии генерал-майор Петр Густав Головин. Подробности же «законной» семейной жизни адмирала до последнего времени оставались невыясненными. Авторы генеалогических справочников не имели никаких сведений о его жене, указывая только на единственную дочь Головиных Наталью, оказавшуюся наследницей всего головинского состояния. Этот давний пробел сумели заполнить ховринские документы. Согласно им жена Н. Ф. Головина, «вдова адмирала» Софья Никитична, много времени проводила в Ховрине, всячески благоустраивала поместье, а в 1753 году получила разрешение на пристройку к местной церкви еще одного придела.

Замужество дочери возвращало этой угасавшей без мужского потомства линии Головиных особое значение в жизни двора. Мужем Н. Н. Головиной стал принц Петр Август Голштин-Бекский, близкий родственник и наследника престола, будущего Петра III, и великой княгини, будущей Екатерины II. Генерал-фельдмаршал русской армии, он был генерал-губернатором Прибалтики — тогдашних Лифляндии и Эстляндии. Именно с ним, по утверждению современников, Елизавета Петровна связывала устройство судьбы своей старшей внебрачной дочери Августы, в монашестве Досифеи, кончившей дни в московском Ивановском монастыре.

Екатерина Голштин-Бекская, имя которой появляется в документах Ховрина в 1758 году, дочь Петра Августа и Натальи Головиной, одна из любопытных фигур русского двора. Она рано потеряла родителей, и уже с детских лет ее имя появляется в придворной хронике. Так, двенадцати лет она принимает участие в поездке Петра III к Екатерине II в Петергоф. Ее будущий муж, И. С. Барятинский, был флигель-адъютантом незадачливого императора. Но то ли собственная ловкость, то ли связи жены с Екатериной II обеспечили Барятинским хорошее положение при новом дворе. Князь получает чин генерал-поручика, а затем назначение посланником в Париж, где продолжает оставаться на протяжении 1773–1785 годов.

Положение княгини было при этом совершенно особым. Независимая нравом, властолюбивая, капризная наследница Головиных всю жизнь сама деятельно занималась своими имущественными делами, никак не объединяя их с мужниными. Получив от матери московский дом Головиных, она прикупает к нему еще два на Покровской улице у Е. П. Шереметевой за очень значительную сумму, в 20 тысяч рублей. Барятинская постоянно прикупала одни и продавала другие поместья. Среди последних оказалось и ненужное ей Ховрино. В том, что Е. П. Барятинская так легко рассталась с родовой вотчиной, носившей к тому же имя ее предков, нет ничего удивительного: слишком сложен был характер урожденной принцессы. Заботиться о материальном положении сына, будущего известного дипломата, представляющего Россию в Лондоне и Мюнхене, она предоставляла его отцу. Сама же оставила в конце концов Россию, уехав в 1811 году навсегда в Берлин. В исторических сведениях, собранных о Ховрине Обществом изучения русской усадьбы, следующим после девичьей фамилии княгини появлялось в 1812 году имя П. Н. Оболенского. Все выглядело так, будто внучка Головиных рассталась с селом непосредственно перед отъездом из России. В действительности это произошло много раньше, причем покупателем оказался отец названного — Н. П. Оболенский. Но так или иначе новая ниточка повела к фондам Центрального государственного исторического архива России, к Евгению Петровичу Оболенскому.

…Петр Николаевич Оболенский верил и не верил. Знал об участии сына в событиях 14 декабря, но не допускал и мысли о суровой каре. Фонд 1409, опись № 2, дело № 4580, часть IV — прошение о помиловании сына до окончания следствия. Разве могло быть иначе в отношении капитана гвардии, являвшегося адъютантом командующего пехотой гвардейского корпуса генерал-адъютанта Бистрома! Да, привел на Сенатскую площадь Московский полк. Да, оставался до конца, когда другие сочли возможным и нужным уйти. Да, ранил штыком генерала Милорадовича — таких, прибегнувших к оружию, почти не было. И все же мысль о следствии, суде представлялась невероятной.

Откуда отцу было знать, что в комнату помощника смотрителя Алексеевского равелина Петропавловской крепости капитан Е. П. Оболенский был сначала посажен потому, что просто не оставалось свободных казематов, и еще, может быть, потому, что власти надеялись на дачу им показаний, на предательство. Фонд 1280, опись № 8, дело № 664, листы ПО, 115 и в том же фонде по 1-й описи Журнал входящих бумаг и дело № 2: 15 декабря — заключение в комнату, 18 декабря — заковывание в ручные кандалы, 21 декабря — снятие оков и разрешение писать, если узник «пожелает сделать какие-либо показания».

Желания не оказалось. Прошение отца от 13 января было отклонено. Что бы ни считал родитель, для Николая I Е. П. Оболенский — преступник первой категории. Это означало смертный приговор и казнь на плахе, замененную вечными каторжными работами. По той же 1-й описи 1280-го фонда в деле № 6 на 454-м листе сохранилась пометка об отправке государственного преступника Е. П. Оболенского из Петропавловской крепости в Иркутск закованным в кандалы.