Читать книгу "Подобно Войне за Веру - Лиланд Экстон Модезитт"

— Полагаю… Полагаю, я должен был послать тебе кое-какие сообщения. Но я не знал, дойдут ли они в нынешние времена, да и что бы ты мог сделать? Разве что принялся бы беспокоиться, а тебе это ни к чему, да еще и теперь. — Элсин поглядел на стол. — Когда я получил твое послание позавчера… не было способа дать тебе знать…

— Что случилось? Когда?

— Почти четыре месяца назад… прибыла погостить Квиэлла…

Тристин смутно помнил свою кузину Квиэллу тихой маленькой белокурой девчуркой, вечно уткнувшей нос в книги. Она любила старомодные бумажные книги в кабинете его отца.

— …они выбрались за покупками… тогда разразились первые беспорядки…

— Беспорядки?

— О, да. У нас было несколько случаев антиревячьих волнений. Прошел месяц со времени последних. Кое-кто из бесчинствующих юнцов заметил Квиэллу, ее светлые волосы. Она очень красивая, и при этом, как и прежде, робкая. — Элсин вздохнул. — Они опрокинули машину и пытались уволочь Квиэллу. Твоя мать взвела старые боевые рефлексы и подключила модуль боя без оружия. Она покалечила и убила нескольких юнцов и отгоняла их, пока не подоспели патрули Внутренней Службы. — Элсин помедлил и глотнул еще чаю. — Ее система не выдержала. Она умерла в ту же ночь.

— Имплантаты положено дезактивировать, — Тристин ощутил, что готов расплакаться. Мамы больше нет. — Положено, чтобы…

— Мы их реактивировали около двух лет назад. Это нетяжело, если знать системы. Мы опасались чего-то в этом роде.

Сын опустил глаза, тупо рассматривая парок над чаем. После долгого молчания он спросил:

— А как Квиэлла?

— Благополучно. Навещает меня каждую неделю. Милое дитя. — Отец еще раз глубоко вздохнул. — И по-своему храброе. Не знаю, смог бы я на ее месте навещать дядю. Она мила. Мне от этого легче, я ей так и сказал. Боюсь, я эгоистичный старик.

Тристин встал и обошел вокруг стола. Он положил руки отцу на плечи.

— Нет, что ты. Прости меня, что я так лихо ворвался. Я же ничего не знал.

— Да ты и не мог.

Тристин сжал отцовские плечи, молча постоял, потом отошел к окну и долго разглядывал, как дождь падает в сад. Он боялся задать следующий вопрос, наполовину догадываясь об ответе. До рези в глазах он всматривался, как дождь льет на сосны, цветы и травы, как бьют по листьям тяжелые капли. Затем оглянулся на пустое место рядом с отцовским. Его мать… Она никогда много не говорила. Только о том, что нужно сделать. Он прочистил горло и стал опять глядеть на дождь. Хотелось ударить кого-нибудь. Что-нибудь. Но толку-то? В конце концов, как иронически сказал ему внутренний голос, не это ли делают все и каждый.

— Во что же превращаются люди? — пробормотал он.

— Что ты сказал? — спросил отец.

— Ничего. Я просто разговариваю сам с собой. — Он сглотнул новый комок и собрался с духом, прежде чем отвернуться от окна. Уж лучше все узнать сразу.

Элсин сделал маленький глоток из кружки, словно чего-то обреченно ждал.

— А Салья? Она была на Хелконье? — Тристин подошел к отцу.

— Ты знаешь о Хелконье?

— Только то, что было нападение. Никаких подробностей мне разузнать не удалось. Даже в главной администрации на орбитальной станции Мары мне ничего не сказали… О Салье.

— Мы тоже не могли ничего узнать. Пока не вернулся кузен майора Шинджи. Мы только и получили… потом, много позднее — формальное письмо и медали. И кое-какие деньги.

Тристин ждал. Элсин печально глядел в сторону окна, его глаза задержались на чем-то ином: не на окне, не на стене, не на дожде снаружи. Он затерялся в каком-то другом времени и месте.

— Салья всегда хотела строить, создавать. Когда она прилетала домой, мы много говорили о работе, о технических подробностях, о том, как она разрабатывает свои споры. — Он уставился в полупустую кружку. — Мне недостает ее. И Нинки.

— Ты знаешь, что случилось на Хелконье? — Тристин постарался говорить ровно и тихо.

— Не вполне. Кое-кто из них прыгнул в планетолеты, в атмосферные буксиры и вступил в бой. Именно это спасло станцию. Это и героическое поведение одного майора. Женщины. Она тоже погибла. И все остальные… Большинство, во всяком случае… Не знаю, села ли Салья в летательный аппарат. Не думаю, что узнаю когда-нибудь, да это и неважно. Знаю, что так поступил Шинджи. Некоторые… Кое-кого не нашли. Его не нашли. И ее.

Тристин снова прошел к окну. Тяжелый дождь продолжал низвергаться на сад, облака как будто стали темней. Элсин допил последний глоток из своей кружки, затем отодвинул стул и заковылял к чайнику.

— Здесь холодно. Давно мне не бывало так холодно.

Тристин обернулся, следя за отцовской походкой, и заметил, что тот слегка шаркает, увидел, как еще сильней поредели и засеребрились отцовские волосы.

— Все изменилось.

— Такое случается… — Элсин опять поставил на плиту большой чайник.

— Беспорядки. Поверить не могу. Здесь? Что происходит?

Элсин вздохнул.

— То же, что и всегда. Люди ищут виновных. Наше наследие происходит от двух групп, которые всегда отрицали, что они часть проблемы. Ранние экологисты обвиняли индустриализацию в разрушении окружающей среды, а между тем не отказывались приобретать все новые товары и услуги, производимые индустрией. А предшественники парасинто всегда презирали чужестранцев и стремились их изолировать. Под давлением обстоятельств люди зачастую вынуждены возвращаться к своим корням. Они словно спускаются по лестнице цивилизации. А Коалиция находится под огромным давлением.

Тристин облизал губы. Он ощущал это давление.

— Цены растут и растут, трудно покупать новое оборудование, особенно электронейронное, сложную электронику или микротронику. Говорят о призыве с целью заполнить все места в Службе… — Слова Элсина мало-помалу затихли. — Хочешь еще чаю?

— Пожалуй, немного налей. — Тристин отвернулся от окна и от проливного дождя. Взял со стола свою кружку.

— Тебе теперь следует остерегаться, — продолжал отец. — И всегда ходить в форме… В Камбрии для тебя теперь не так безопасно, как прежде. Особенно вблизи молодых. Пожилые люди верят в сдерживание, но не молодежь. Она просто видит потери и не может понять, почему правительство ничего не делает.

Тристин кивнул.

— Форма ничего не значит для них. Я в этом уже убедился. — Он поднял кружку и держал ее, пока отец наливал ему горячий чай.

— Дела все хуже. Все политики ищут, на кого бы свалить неудачи, и валят на ревяк.: «Если бы не алчные Ревенанты…» — Отец фыркнул. — Ревяки таковы, какими были всегда. Они экспансионисты и авантюристы с высоким уровнем рождаемости. С ними все давно ясно. Мы просто не захотели заплатить нужную цену, остановив их раньше, и оказались удобной мишенью, так как пытались лишь сдерживать их, а не перенести войну в их пределы. Арджентяне начали бы с того, что разрушили бы Уистух, а нам мешает ужас перед полным разрушением.