Читать книгу "Отсеки в огне - Владимир Шигин"

К концу февраля 1962 года квартиры были выделены. Оговоримся, что тогдашние нормы жилплощади были таковы, что на вдову с ребенком выделялась однокомнатная квартиры, с двумя детьми — двухкомнатная и т.д. Разумеется, что поначалу вдовы были рады и этому. Но впоследствии, когда дети стали вырастать, семьям погибших подводников еще пришлось столкнуться с жилищными трудностями.

Из воспоминаний адмирала флота В.А. Касатонова, бывшего в ту пору командующим Черноморским флотом: «Был обычный февральский вечер, и мы с женой сидели у телевизора, когда раздался звонок по закрытому телефону. Звонил сам Хрущев. Поздоровавшись, Никита Сергеевич сразу начал с главного:

— Мы, Владимир Афанасьевич, строим сейчас на Севере большой атомный флот, с помощью которого будем скоро угрожать Америке, но на Северном флоте беспорядок. Буквально недавно прямо у причала взорвались две подводные лодки. Резонанс и в ЦК, и в Правительстве крайне тяжелый. После "Новороссийска" это самая тяжелая катастрофа. Кроме того, мне известно, что тамошний комфлота Чабаненко атомными лодками совершенно не занимается, считает их недоработанными, ведет перепалку с Горшковым А вы подводник, на Черном море навели порядок, так что собирайтесь на Север, принимайте флот, осваивайте атомные лодки!

Опыт службы подсказывал, что если первое лицо государства звонит в воскресный день прямо домой, то вопрос не только срочный, но уже и решенный.

— Слушаюсь, Никита Сергеевич! — ответил я, но спросил: — А как предстоящие выборы? Я ведь баллотируюсь в Верховный Совет от Крыма.

— Народ вас знает и уважает! — выдохнули на другом конце трубки. — Выберут вас, не беспокойтесь!

Сразу же позвонил первому заместителю вице-адмиралу Чурсину.

— Серафим Евгеньевич, принимай флот!

— Надолго? — осведомился Чурсин.

— Насовсем!

Несколько секунд молчания. Ясно, что Чурсин в замешательстве. Затем тревожный вопрос "что случилось?" В общих чертах пересказываю ему разговор с Хрущевым

— Что ж, теперь ясно! — слышу в трубку уже радостный голос своего заместителя и однокашника. — Спасибо. А то уж думал, что на пенсию уйду вице-адмиралом.

— Представление на тебя оформим завтра. Спокойной ночи! — говорю я, вешая трубку.

Но какая тут спокойная ночь! Ясно, что и мне, и Чурсину теперь не уснуть до утра.

На следующий день, едва приехав в штаб флота, позвонил Горшкову. Оказалось, что информацию о решении Хрущева он получил всего несколько минут назад.

— Вылетай по готовности, но не тяни! — подтвердил он.

Спустя два дня, сдав дела, попрощавшись и сфотографировавшись с сослуживцами, мы с женой сели в самолет и вылетели на Северный флот. В полете погода, однако, ухудшилась. Над Украиной стоял мощнейший циклон. Нам было предложили сесть в Харькове, но мы решили вернуться в Севастополь. Следующим утром снова самолет и снова курс на Север.

В полете есть время подумать. Глядя на проносившиеся за иллюминатором облака, я вспоминал… Разумеется, истинные причины снятия Чабаненко были вовсе не в его нелюбви к атомному флагу, хотя наши первые атомоходы командующий Северным флотом явно недооценивал, дело было совершенно в ином И я, и Горшков, и Чабаненко были однокашниками по училищу имени Фрунзе, и отношения между нами были, в общем-то, неплохие На «ты» и по дружески общались между собой и Горшков с Чабаненко, когда первый командовал Черноморским флотом, а второй Северным. Но едва Горшкова назначили первым заместителем Кузнецова, отношения между ними изменились. Кто был тому виной — судить не берусь… С тех пор отношения Горшкова с командующим Северным флотом были весьма прохладными и строго официальными. Но всем нам было ясно, что Чабаненко рано или поздно будет убран подальше с глаз. Поводом же к снятию комфлота с должности стало трагическое происшествие в Полярном, когда во время проворачивания взорвалась боевая торпеда. Погибло много людей, а одна из поврежденных подводных лодок больше не подлежала восстановлению. Тогда-то и встал вопрос о немедленной замене Чабаненко…

Как бы то ни было, но мне предстояло, прибыв на Север, начинать свою деятельность с устранения последствий полярнинской трагедии. Невесело подумалось, что, наверное, такой уж у меня крест. В Севастополе я начал с "Новороссийска", а на Северном флоте — со взрыва лодки. Но затем вспомнилось и другое, ведь Северный флот — это наши первые атомные лодки, новейшая и еще малознакомая подводнику старшего поколения техника. Север — это океанский размах, да и самостоятельности там все же побольше Курортов в Заполярье нет, а следственно, и «проверяющих» гораздо меньше, чем на Черном море. В общем, все идет, как и должно идти у моряка, ну, а к трудностям мне не привыкать! Командир самолета сообщает, что заходим на посадку…»

О первых шагах адмирала Касатонова на Северном флоте и о его участии в судебном процессе над командиром Б-37 мы уже писали выше.

Как часто бывает во время трагедий, высшие силы порой безжалостны к одним и, напротив, непостижимым образом спасают других. Замполит капитан-лейтенант Виктор Золотайкин, переведшись с тральщика, прослужил на Б-37 всего три дня. Третий день стал для него последним Золотайкина нашли без головы во втором отсеке, втиснутым в сплющенный батарейный автомат. Зато ветеран лодки мичман Лега, наоборот, уцелел. Накануне в нему приехала невеста, и именно в день катастрофы он отпросился у командира на регистрацию в городском ЗАГСе…

Как мы уже знаем, судьба уберегла и старшину 2-й статьи Чехова. К сожалению, в то время не существовало такого понятия, как психологическая реабилитация. Ужас пережитого, воспоминания, как он карабкался по трапу, по трупам уже погибших товарищей, так подействовали на Чехова, что он впоследствии не нашел в себе сил оправиться от происшедшего. Вскоре после увольнения в запас бывший старшина полностью спился.

Во время расследования выявилась и трусость спасшегося матроса Параскана. Выскочив из горящей лодки, он спрятался в одной из казарм, где потом его не без труда разыскали. Разумеется, бегство Параскана ничего изменить в ситуации не могло, а потому Главнокомандующий отверг желание некоторых ретивых начальников привлечь перепуганного матроса к суду.

— Жив остался, и ладно! Оставьте мальчишку в покое! — якобы сказал адмирал флота Горшков.

Еще одной невольной жертвой катастрофы стал и матрос электрик с береговой базы. Утром он возился в силовом щите и включил какой-то рубильник. Именно в этот момент раздался взрыв. Бедный мальчишка прибежал в штаб эскадры и уверял всех, что это именно он случайно рубильником взорвал лодку. От него отмахивались: не до тебя сейчас. И зря. Бедный матрос настолько переживал случившееся и свою несуществующую вину, что повредился сознанием и впоследствии был комиссован с умственным расстройством

Что касается судьбы А.С. Бегебы, то он впоследствии преподавал в Бакинском ВВМУ, стал капитаном 1-го ранга. После развала СССР вернулся в Полярный, где жила его дочь. В последние годы жил в Петербурге, где и скончался в декабре 2002 года. Памятная доска с именами погибших подводников Б-37 и С-350 ныне установлена в Морском соборе Санкт-Петербурга.