Читать книгу "Загадки золотых конвоев - Владимир Шигин"

Преследование крейсера продолжалось несколько часов, U-456 выжидала наилучшего момента для атаки и стремилась занять наиболее выгодную позицию для прицельного залпа. Этот момент наконец наступил около 16 часов 10 минут. В «Эдинбург» с дистанции 1200 метров был произведён залп из трёх торпед с точкой прицеливания под срез носовой трубы. Сигнальщики «Эдинбурга» заметили след торпед по характерному пенному следу, но скорость крейсера оказалась недостаточной для своевременного уклонения от торпед, мчавшихся со скоростью 30 миль в час. Залп U-456 был точен. Две торпеды поразили цель: первая угодила в центральную часть корпуса, в район 80-го шпангоута по правому борту; вторая попала в кормовую часть в районе 253-го шпангоута по тому же правому борту. Взрывы прогремели почти одновременно. Корабль сильно подбросило, тотчас же погас свет. Кормовая оконечность вместе с рулём и двумя винтами оторвалась и пошла ко дну. Металлическая палуба позади 4-й башни задралась вверх. «Эдинбург» сразу же лишился хода и управления. Положение его стало критическим.

Тем не менее экипаж энергично включился в борьбу за живучесть своего корабля. Аварийные партии действовали достаточно чётко и слаженно. Поступление воды с трудом, но удалось локализовать, крен на правый борт уменьшили контрзатоплением отсеков и даже перетаскиванием тяжёлых предметов. На сигнал о помощи откликнулись эсминцы из эскорта конвоя. Между 17.30 и 18.30 к «Эдинбургу» подошли «Форсайт», «Форестер», «Гремящий» и «Сокрушительный». Правда, у советских эсминцев топливо было на исходе, и на рассвете 1 мая они ушли на заправку в Ваенгу. К неожиданному для всех уходу наших эсминцев мы ещё вернемся.

Тем временем немецкая подводная лодка пыталась провести повторную атаку. Поначалу Макс Тихарт решил перестраховаться и после залпа увёл лодку на глубину. Выждав некоторое время и поняв, что его никто не преследует, он всплыл. Подняв перископ, Макс Тихарт отчётливо разглядел недвижимый и сильно накрененный крейсер. Он был обнаружен на дистанции около 2,5 мили. Но время было уже упущено. Едва U-456 начала выходить в атаку, как её отогнал подошедший к «Эдинбургу» эсминец «Форестер», чуть было не протаранив при этом лодку своим форштевнем. Все попытки буксировать «Эдинбург» эсминцами не увенчались успехом, океанская волна рвала заведённые буксирные концы. Однако повреждённый корабль сумел ввести в действие носовые турбины. С их помощью удалось развить ход около трёх узлов. Вместо рулевого управления с бортов всё же завели буксиры на эсминцы, и они кое-как удерживали крейсер на курсе. О продолжении плавания к Англии речи быть не могло. Поэтому контр-адмирал Бонэм-Картер принимает вполне разумное решение о возвращении «Эдинбурга» в Мурманск. В ночь на 1 мая «Эдинбург» двинулся в обратный путь. До Мурманска было 250 миль, и для преодоления этого расстояния требовалось примерно четверо суток.

После полудня 1 мая крейсер безуспешно атаковали торпедоносцы люфтваффе. Хотя налёт не причинил англичанам вреда, эсминцам пришлось отдать буксиры и вплотную заняться противовоздушной и противолодочной обороной своего флагмана. Лишь после 18 часов, когда к «Эдинбургу» прибыл советский сторожевой корабль «Рубин», а за ним и английские тральщики, движение крейсера возобновилось. К тому времени машинной команде удалось поднять давление пара в котлах и довести ход «Эдинбурга» до восьми узлов.

Из воспоминаний матроса крейсера «Эдинбург» Джона А.П. Кеннеди:

«В тот день я был до 16.00 на вахте на центральном посту связи, а затем пошёл на свою жилую палубу, которая находилась непосредственно под ходовым мостиком, пить чай. Жилая палуба выглядела типично для вахтенной жизни в условиях плавания: одетые в случайную одежду, большинство людей спали везде, где могли найти свободное место — на палубе, на ящиках, — так как подвесные койки можно было устанавливать только на ночь. Один мой друг пошёл в душ, а те, кто не спал, сидели за столом и пили чай. Надежды были радужными, так как не было ни воздушных налётов, ни кораблей, погибших от торпед, а мы всё дальше уходили от берегов Норвегии. Французский матрос-доброволец, служивший с нами, говорил, как он был спокоен. Это было в 16.13.

В этот момент появилась ужасающая вспышка, два страшных удара почти слились в один, погас свет. Казалось, время остановилось, как во внезапно остановившемся фильме, и в тусклом свете, идущем от палубного люка, я увидел сквозь густой дым громадную широкую трещину в переборке посредине корабля, которая шла от подволока до палубы. Казалось, прошёл целый век, а мы ещё всё сидели за столом. Затем волна шока прошла, и мы, как наэлектризованные, начали бегать по большой жилой палубе и будить людей. Это невероятно, но многие спали, несмотря на грохот взрыва, вероятно, от изнурения. Одна из торпед попала в середину корабля на расстоянии примерно одного стального листа от нашей жилой палубы. Доля секунды отделяла нас от катастрофы. Пробоина была такой величины, что в неё мог пройти автомобильный фургон. Соседняя с нами жилая палуба, которая испытала на себе всю силу взрыва, представляла собой сцену кровавой бойни. Многие были убиты сразу же; им, пожалуй, повезло, потому что остальные погибли медленной смертью, упав в расположенные ниже топливные цистерны. На нашей палубе все проснулись и, к счастью, не пострадали. Вода ещё не начала поступать, и, так как мой рундук находился в другой части корабля и мне нечего было здесь спасать, я вскоре занял очередь к трапу, чтобы подняться наверх. Все сохраняли спокойствие, никакой паники не было.

Оказавшись на палубе, я обнаружил, что вторая торпеда разрушила 63-футовую корму, оторвав рули. Квартердек загнулся вверх, обернувшись вокруг башенных орудий. Орудийные стволы прошли сквозь него, как нож сквозь масло. Таким образом, половина нашего вооружения была выведена из строя. Третья торпеда прошла мимо. Из четырёх винтов два были потеряны, но два действовали, что позволяло нам двигаться, хотя и без управления. Аварийные партии действовали очень эффективно, так как тренировались на случай такой аварии несколько недель тому назад. Капитан 3-го ранга Джеффериес отдал несколько необходимых, но душераздирающих приказов о задраивании помещений около зон взрывов для спасения корабля. Но этим практически сводились на нет надежды на спасение людей, оставшихся в этих помещениях. Так, 17-летний моряк оказался заблокированным на посту телефонной связи, окружённый со всех сторон водой. Некоторое время он поддерживал связь с мостиком по переговорной трубе. Командир и другие, сколько могли, старались поддерживать его моральный дух, но вскоре всё кончилось из-за нехватки кислорода, а может, из-за поступления дыма из соседней, повреждённой холодильной камеры.

Было ясно, что наше положение тяжёлое. Корабль был неуправляем, и хотя поступление воды было ограничено, оно всё же продолжалось. Мы должны были ждать помощи ещё не менее часа. Срок выживания в ледяной воде был минимальным, и мы в любую минуту ожидали повторной торпедной атаки. Согласно немецким источникам, после атаки на U-456 вышли из строя торпедные аппараты. В это время я быстро произнёс молитву и принялся в меру сил помогать в перетаскивании тяжёлых предметов на левый борт, чтобы сбалансировать крен на правый борт.

Конвой видел взрыв и принял наши сигналы о помощи. «Форесайт», «Форестер» и два русских эсминца покинули конвой и подошли к нам между 17.30 и 18.30. U-456 в это время находилась в трёх милях от нас и докладывала об обстановке. Она была почти захвачена врасплох, когда «Форестер» атаковал и попытался таранить.