Читать книгу "Апология чукчей - Эдуард Лимонов"

Автомобиль «Соболь», купленный в 2005 году, был сожжен неизвестными злоумышленниками в конце того же года. «Волга-3110» с моим водителем за рулем попала вскоре в серьезную аварию (без меня), водитель отправился ненадолго в тюрьму, а автомобиль на милицейскую стоянку. Там он провел восемь месяцев. Все это время меня возил на «Оке» другой водитель, бывший милицейский сержант. В «Оке» я сидел сзади, как в аквариуме. Вскоре, впрочем, известный политтехнолог Белковский подарил мне старый «кадиллак девиль». В огромном, низко сидящем «еврейском каноэ» (так называют кадиллак в Америке) я ездил года полтора, затемнив предварительно стекла. Параллельно мы получили от милиции «Волгу-3110», и я стал пользоваться ею, сильно помятой и страшной с виду. Продолжая в то же время пользоваться и «Окой» с сержантом за рулем. Как-то мне пришлось, уезжая с некоторого круглого стола, подвозить депутата Госдумы. «Вы на колесах?» — спросил депутат. «Да», — заверил его я. «Подбросите меня в центр?» — попросил он. Чертыхаясь, он влез в «Оку», изумленный. Когда выходил на Охотном Ряду, он пробурчал: «Теперь я верю, что вы победите». Он не объяснил, почему он уверовал в нас, но, конечно, его убедила «Ока». Я называл «Оку» спичечным коробком.

В конце 2006-го у «кадиллака» сели рессоры или что там держит его тело над землей, и я поместил его в гараж, как любимую лошадь, не выбрасывать же его безжалостно на улицу, еврейское каноэ. В ГАЗ-3110 приходилось всё время вливать тысячи рублей за многочисленные неотложные ремонты, и, подкопив денег, я купил себе совсем новую «Волгу» с крайслеровским мотором и с затемненными стеклами. И езжу на ней благополучно по сей день. Я стал фанатом «Волги», у нее респектабельный советский вид, она традиционна, как православие, ее редко останавливают гибэдэдэшники. Особенно если ее только что помыли. Я и мои охранники выглядим в ней как оперативники ФСБ. Это нас забавляет.

ПЛЕМЯ НАЦБОЛОВ

Мои быстрые годы

Благословенный 95-й! Счастливый и несчастный. 5 февраля я тогда подписал с Москомимуществом договор об аренде помещения на 2-й Фрунзенской улице, дом 7 — он стал первым штабом Национал-Большевистской партии, знаменитым бункером, который впоследствии не раз осаждал ОМОН. Оттуда национал-большевики уезжали на акции и в тюрьмы, там национал-большевики влюблялись, женились, выпускали газету «Лимонка», туда я приехал с Павелецкого вокзала, освободившись условно-досрочно из колонии № 13 в Саратовской области в 2003-м. В феврале 1995-го это был еще гнусный подвал, где пьянствовали жэковские «газовщики» и бегали орды огромных жирных черных американских тараканов. Тараканы эти умели летать! Правда, почему-то летали редко. В марте я волевым усилием изгнал вместе с первыми национал-большевиками «газовщиков», и мы начали ремонт своими силами. Вскрыли полы и ужаснулись: тысячи тараканов плодились и размножались в сыром пространстве между бетонным полом и деревянным настилом. Мы собрали все наши силы и стали давить насекомых, крушить стены, штукатурить, красить и, самое изматывающее, прорубать себе дверь — из окна, выходящего на улицу. Принимала участие и Наташа Медведева. Помню ее в каких-то полосатых штанах, в резиновых перчатках, брезгливо красящую стену. В том же году 11 июля мы с ней расстались. Я остался один в красивой маленькой квартире на Арбате напротив театра Вахтангова.

Мне было тяжело, я переживал разрыв, но нацболам не показывал. Руководитель, я строил бункер, сам выложил лестницу, ведущую с улицы в бывшее окно, ныне дверь, так усердно, что сжег цементом кончики пальцев. Есть фотографии: первые нацболы, лидер «Коррозии металла» Паук и я, яростно долбим грунт ломами и лопатами. По вечерам я посещал «Эрмитаж», его тогдашняя владелица Света Виккерс была мне хорошо знакома. Там я смотрел немое кино, танцевал и старался забыть о жене Наташе. Часто с помощью алкоголя, как еще забывать, — я не знал. Помню, несколько ночей подряд я, нетрезвый, увлекательно беседовал с Борисом Гребенщиковым (и он нетрезвый) о национал-большевизме и о Курёхине. Курёхин тогда вступил в партию, вызвав этим огромный скандал среди интеллигенции. Сейчас ясно, что он просто видел дальше современников и был умнее современников. Сегодня одобрять НБП не зазорно. Сегодня нас поняли, а долгое время не понимали. К осени я нашел себе девушку, в которую влюбился, дочь художника. Я прожил с ней с переменным успехом несколько лет.

В сентябре 96-го на меня напали, подкараулив, когда я вышел из бункера один. Молча ударили сзади по черепу, и когда я упал, стали бить ногами по голове и лицу. В результате я остался с травмами глазных яблок обоих глаз на всю жизнь. Весной 97-го я уехал в Казахстан в Кокчетав, где казаки хотели отторгнуть Кокчетавскую область от Казахстана. Меня и отряд национал-большевиков, всего девять человек, там арестовали, а затем мы бежали через четыре страны Средней Азии в Таджикистан, в 201-ю дивизию. Впоследствии вся эта приключенческо-экзотическая история получила название «Среднеазиатский поход НБП». В ней изобиловали экзотика и ужасы. Из экзотики эпизод, когда я попал в Алма-Ате на день рождения дочери Нурсултана Назарбаева, Дариги, а ужасы мы испытали в Узбекистане президента Каримова. Там царил такой чудовищный произвол ментов, что несколько раз мы могли быть убиты, но не случилось. В конце июня 1997-го наш бункер в Москве взорвали. «Безоболочное взрывное устройство эквивалентом в 100 грамм тротила», — констатировали эксперты МВД. Виновных не нашли. Весной 1998 года дочь художника вышла из моей жизни.

В 1998 году в июне пришла вступать в партию Настя Лысогор. Хорошенькая как ангел, и мы очаровали друг друга, хотя разница в возрасте была вопиющая у нас — 39 лет!

В том же 1998 году в апреле по нелепому вроде бытовому поводу случился партийный раскол. Мой соратник и друг, вместе мы основали партию, Александр Дугин, ушел с группой московских партийцев. Вместе с ним ушел правый, несколько реакционный дух из партийного флакона. Удивительно, но раскол освободил меня от партнера, и я без оглядки пошел вкалывать как проклятый; рассылал тысячи писем, ездил по регионам, и в результате мы провели в октябре 1998-го первый общероссийский съезд партии. Мы обнаружили, что нас очень много, и с восторгом радовались, что в зале кинотеатра «Алмаз» сидят партийцы из 47 регионов. Тот, кто думает, что партийная деятельность — сплошная скука, а политика — грязь, просто не знает, насколько увлекательное это занятие. Мы добывали для партии стулья, первые пишущие машинки, ткань для флагов и чувствовали, что участвуем в легенде и творим историю. Одновременно развивалась моя любовная история. Глубокой осенью 1998 года Настю выгнали из дома, и она пришла ко мне с огромным рюкзаком, и мы стали жить вместе. Ей было тогда шестнадцать, и она училась еще в школе. В ноябре 1998 года Министерство юстиции не зарегистрировало нас как политическую партию.

В 99-м был первый налет на штаб, после того как нацболы разбросали на презентации фильма Михалкова «Сибирский цирюльник» листовки, изобличающие его как друга Назарбаева — палача русских в Казахстане. Михалков, по нашим сведениям, попросил Степашина устроить набег ребят из ФСБ и из МУРа на бункер. Нацболы ответили яйцами в Михалкова в марте. Первый арест двух национал-большевиков Бахура и Горшкова. Первые двое заключенных в Бутырке…