Читать книгу "Право на жизнь - Сергей Арно"

Сергей вздрогнул, непроизвольно подался назад… На него смотрело омерзительное, разрисованное лицо клоуна…

Глава 4…СОЙДИ С УМА, И СТРАШЕН БУДЕШЬ, КАК ЧУМА

Очнулся Илья от холода. То, что это холод, он понял не сразу, только когда тело свела судорога, Илья застонал и открыл глаза… Но ничего не увидел.

Поначалу он сидел на земле, крепко обхватив свое тело руками, стараясь хоть чуть-чуть согреться. Потом в полной темноте попробовал ощупать пространство вокруг себя и только протянул руку… как наверху зажегся свет. Илья, щурясь, огляделся и увидел, что он сидит в огромном колодце, а вокруг него… Сначала Илья даже не понял, что это. Но когда пригляделся, его замутило. Кругом в беспорядке лежали человеческие останки. Илья насчитал по меньшей мере останки трех человек, двое из которых были совершенно в растерзанном состоянии, третий, лежавший в углу, сохранился лучше остальных и походил на мумию из Эрмитажа, только свежее. Должно быть, люди эти погибли давно, их тела высохли и… но подробно Илья не успел рассмотреть их. Прикрывая глаза ладонью, он попытался посмотреть, что происходит наверху, но не смог. На дно колодца били несколько прожекторов.

– Попался! Который кусался! – мерзкий каркающий голос и, вслед за тем, звонкий детский смех.

Это был Петрушка. Только он умеет говорить таким голосом. Илья знал это точно… Что-то вдруг больно ударило по плечу, потом по спине… Следующий камень угодил Илье в голову. Камешки были небольшие, но бросали их с силой, и они жалили, жалили в спину, в руки, в голову… Илья метался по дну колодца, закрывая ладонями голову, спотыкаясь о человеческие кости, но не замечая этого, мечтая только об одном – увернуться, спастись… но увернуться удавалось редко.

Петрушка кричал что-то смешное сверху, дети хохотали…

От боли, ужаса Илья не понимал, что кричат ему, и только одна часто повторявшаяся фраза: «Петрушка убьет тебя!.. Петрушка убьет тебя!..» – въелась в разум… Во фразе этой, по сути, не было ничего смешного, но она тоже чрезвычайно веселила невидимых детей.

От летящих камней спрятаться было некуда. И хотя почему-то очень хотелось посмотреть вверх и увидеть Петрушку, но Илья даже не пытался сделать этого, опасаясь получить камнем в лицо…

Сколько длилась эта «охота». Илья не знал, – но свет внезапно погас, голоса и смех смолкли, и он остался в тишине… Жуткой тишине. Но он был счастлив этой передышке и, в полном мраке нащупав свободное от человеческих костей место, усевшись на землю, уснул.

– Над р-розовым мор-рем. Вставала лу-уна… Во льду зеленела бутылка вина…

Боже! Что это?!

Илья поднял голову и… замер в восхищении, не в силах оторвать взгляд от дивного зрелища.

Наверху, прямо над ним, на трапециях плавно раскачивались два тела. Они были облачены в блестящие наряды, которые переливались в свете направленных на них прожекторов. Это были два ребенка: мальчик и девочка – движения их были изумительно грациозны. Мальчик подбрасывал девочку, и она, кувыркаясь в воздухе, летела… И замирало сердце! Вот сорвется!.. Маленькая, изящная и удивительно красивая, как куколка, ее золотые волосы при полете развевались… И когда казалось, что девочке уже не спастись и она полетит вниз на дно страшного колодца, она в последний момент хваталась за трапецию… и отлегало от сердца. И вновь тельце ее взметалось в воздух… и вновь вертелось в воздухе, переливаясь… И снова замирало сердце!

Что ты, девочка! Ведь так нельзя!..

Удивительно органично это переплеталось со звучащей музыкой.

– Сегодня пол-лная луна, как пленная цар-ревна…

Приятно картавя, умиротворяюще пел мужской голос. И дети крутились под потолком в воздухе… Вот-вот упадут.

Было в этом зрелище что-то трогательное и красивое, но удивительно трагичное. Илья изумленно глядел из полного боли и смерти колодца, задрав вверх голову, иногда забывая дышать, напрягаясь всем телом, мысленно делая перевороты вместе с девочкой, помогая ее маленькому хрупкому тельцу… Ведь падение – это смерть. Глядя на великолепное мастерство воздушных акробатов, Илья забывал о том, что она уже вокруг него. А он сидит внизу, среди этой смерти, и, глядя вверх, изумляется красоте и грации телодвижений маленьких бесстрашных людей.

– …Мы пр-ригласили тишину… На наш прощальный ужин…

Удивительное это было сочетание песен Вертинского и небесных акробатов. Илья не мог оторвать глаз…

Но музыка смолкла, свет прожекторов погас, и Илья остался наедине со своим ужасом, тоской смерти и, вновь оказавшись в полной темноте, впал в какое-то получеловеческое-полурастительное состояние, находясь вне времени, вне пространства…

Сидя на дне колодца среди человеческих останков, Илья и самого себя переставал считать живым. Сколько проходило времени – час, день, неделя?.. Но снова загорался свет, и наверху на краю колодца скакал, гримасничая и бросая в Илью камешки, мерзкий Петрушка… и слышался радостный детский смех.

Иногда у Ильи появлялась способность размышлять. Он понимал, что в нем самом тоже живет такая кукла. Страшно было оказаться в лапах больного человека. Но может быть, еще страшнее оказаться на его месте. А ведь Илья запросто может оказаться на его месте и уже будет не жертвой, а безумным, кровожадным маньяком, мучающим и убивающим ни в чем не повинных людей, подчиняясь только приказам своей болезни, находясь в руках опасного для окружающих безумия, не сознавая, насколько это чудовищно и страшно. И только по случайности, недоразумению в колодце сейчас Илья. А ведь он мог быть по ту сторону мучений – быть мучителем.

От этих мыслей Илья тихонько скулил и корчился во тьме, как щенок от тоски по теплому материнскому телу. Илья скулил оттого, что терял связь с чем-то родным – человеческим… постепенно становясь животным… Уже в который раз Илья глядел на вертящихся под потолком акробатов, не с тем затаенным ужасом и восторгом, как в первый раз, а со злостью. Вот бы упала эта девчонка. Он знал, что это они приходят вместе с Петрушкой и хохочут и издеваются над ним, а потом устраивают ему представления… Хоть бы ты сорвалась!.. А я бы!..

И другой, уже голос разума: «Ведь они нарочно превращают его в животное, чтобы он бросался на стены в бессильной и тупой звериной злобе. Но нет! Они не дождутся этого… никогда…»

Сверху Илье бросали хлеб и грелку, наполненную водой. И он ползал в темноте, шаря руками по полу, натыкаясь на человеческие останки. Неприятно это было только первое время, потом привык. И бежать он тоже собирался только в первое время, пока не понял, что по бетонным стенам наверх не забраться.

Но самым страшным здесь были не голод и даже не камешки Петрушки. Страшен был лютый холод, который сводил не только ноги, спину… все тело жуткими судорогами, и хотелось кричать от боли… И он кричал, пока боль не отпускала, но не надолго. Когда удавалось уснуть, судороги вновь набрасывались на расслабленное тело и вновь крутили его… И он кричал, выл…