Читать книгу "Рождение Венеры - Сара Дюнан"

Я ожидала увидеть солдат. Или даже – Боже сохрани! – Луку с его отрядом. Но это оказался просто какой-то старик.

– Мона Алессандра! – То был муж Лодовики. Я не сразу узнала его: годы и тяжкий труд сильно изменили его.

– Андреа, что случилось? Что, скажи?

У него было такое ужасное выражение лица, что я сразу подумала о худшем.

– Отец? – вскричала я. – Мой отец? Он умер?

– Нет-нет. Ваш отец в добром здравии, мадонна. – Он умолк. – Меня послала ваша матушка. Она поручила мне сказать вам, что сегодня рано утром к нам в дом пришли солдаты. И что они забрали художника.

Значит, Томмазо все-таки прибег к хитрости, дабы избежать боли.

41

У меня внутри не было никакого шевеления. Я положила руки на живот и ощупывала его, пока не нашла крохотную ножку и ягодицу, плотно прижавшуюся к стенке утробы. Я стала по-всякому теребить их, но дитя никак не отзывалось. Я приказала себе успокоиться. Сон часто напоминает смерть – даже когда ты еще не успел родиться. – Алессандра!

Ее голос заставил меня раскрыть глаза. Моя верная Эрила сидела рядом, не сводя с меня глаз. За ней в лучах утреннего солнца возвышался Кристофоро. Я снова перевела взгляд на Эрилу. Осторожно, говорили ее глаза. Теперь с каждым мгновением твоя жизнь делается все опаснее. И тут я не могу тебе помочь.

Я улыбнулась ей. Не удивительно, что она умеет читать по ладони и гадать по семенам, рассыпанным по земле. Я бы хотела, чтобы она всегда оставалась со мной рядом, уча меня всем своим жизненным премудростям, а я бы в свой черед смогла передать их своему ребенку. Понимаю, ответила я ей беззвучно. Постараюсь, как могу.

– Эй! – Мне показалось, что мой голос звучит откуда-то издалека. – Что такое?

– Все хорошо. Ты просто ненадолго лишилась чувств – вот и все. – И в голосе мужа послышалось облегчение.

– А ребенок…

– Спит, не беспокойся, – вмешалась Эрила. – И тебе нужно уснуть. На таком сроке лишнее волнение может повредить вам обоим.

– Знаю. – Я приподнялась, взяла ее руку и быстро пожала ее. – Благодарю тебя, Эрила. Теперь ты можешь оставить нас.

Она кивнула и, уже не глядя на меня, вышла. Я проводила ее взглядом: копна неубранных волос взвилась, как рой сердитых мух, вокруг ее головы.

– Вас не забрали. – Я улыбнулась Кристофоро. – Наверное, облегчение слишком сильно на меня подействовало. – Но, даже произнося эти слова, я чувствовала, как во мне поднимается волна тошноты. Теперь я знаю, подумала я. Знаю, что ты чувствовал: тот слепой страх, который рождается, когда представляешь, что происходит с ним – прямо сейчас, в тот самый миг, пока ты об этом думаешь. Я сглотнула и снова попыталась заговорить. – Знаете, Плаутилла говорила, что роды хуже дыбы. Но я не могу в это поверить, потому что роды дают жизнь, и это наверняка можно почувствовать, когда начнутся схватки.

– Твоя сестра ничего в таких вещах не понимает, – сказал он отрывисто.

– Нет. Кристофоро… – И я сама услышала, как мой голос дрогнул.

– Я слушаю.

– Кристофоро, я так рада, что вас не забрали. Так рада… – Я умолкла. – Но теперь вы видите, как ненавидит меня Томмазо. Он… – Я снова осеклась, вспомнив предостерегающий взгляд Эрилы. – Он мог бы назвать десяток других имен. Он знает, как я люблю искусство, знает, что я многим обязана советам художника. – Мне было трудно выдержать взгляд мужа. – Его ведь тоже станут мучить, да?

Он кивнул:

– Да, раз его назвали. Таков закон.

– Но он же ничего не знает. И никого. Значит, он не может сообщить никаких имен. Но его не станут слушать. И тогда вы сами знаете, что произойдет, Кристофоро. Вы знаете: его будут пытать и пытать, дожидаясь, когда же он заговорит, и сломают ему суставы рук. А без рук,

– Знаю, Алессандра. Знаю. – Голос его звучал резко. – Мне отлично известно, что там происходит с людьми.

– Простите. – Несмотря на то что я твердо решила вести себя благоразумно, по лицу моему уже текли слезы. – Простите. Я знаю, это не ваша вина. – Я начала подниматься с кровати. – Я должна отправиться туда.

Он двинулся ко мне:

– Не делай глупостей.

– Нет, нет. Я должна туда пойти. Я должна все объяснить. Если не поверят, пускай допросят меня. Закон запрещает пытать беременных женщин, так что им придется положиться на мое слово.

– А-а, но это же совершеннейшая глупость! Никто даже слушать тебя не станет. Ты только наделаешь еще больше вреда и всех нас впутаешь в их окаянную вину.

– В их вину? Но…

– Послушай меня…

– Это не их вина. Это…

– Черт возьми! Да я уже послал…

Наши голоса зазвучали сердито и громко. Я представила себе, как Эрила стоит за дверью в полном смятении, пытаясь понять, из-за чего поднялся этот крик. Я осеклась:

– Что вы говорили?

– Я говорил… только успокойся, чтобы выслушать меня, – что уже послал в тюрьму.

– Кого послали?

– Человека, к которому прислушаются. Ты вольна думать что угодно о своем брате – да и я тоже волен думать о нем что угодно, – но я не хочу, чтобы ты считала, будто я могу позволить невинному человеку страдать вместо меня.

– О! Неужели вы исповедались? Он горько рассмеялся:

– Я не настолько храбр. Но я нашел путь к ушам тех, кто выносит решения по таким делам. Ты проспала очень важные часы. История бежит быстрее, чем Арно в пору половодья, и все вокруг меняется, пока мы с тобой разговариваем.

– Что вы хотите сказать?

– Я хочу сказать, что сейчас власть Монаха зашаталась.

– Что произошло?

– Вчера глава францисканского ордена открыто выступил против него, заявив, что тот никакой не пророк, а сумасшедший, погрязший в заблуждениях, и что город рискует навлечь на себя проклятье, следуя его повелениям. А чтобы доказать свою правоту, он вызвал его на испытание огнем.

– На что?

– Они оба пройдут через пламя, и тогда выяснится, вправду ли Савонарола находится под защитой Бога.

– О, Пресвятая Мария! Что же такое происходит? Мы превратились в сущих варваров.

– Да, это верно. Но это ведь зрелище – а в подобные времена зрелище с успехом заменяет мысль. На площади Синьории уже раскладывают просмоленные бревна.

– А если Савонарола победит?

– Не будь наивной, Алессандра. Ни один из них не победит. Все это только раззадорит толпу. Но Савонарола уже проиграл. Сегодня утром он провозгласил, что дело Божье важнее подобных испытаний, и назначил вместо себя другого монаха.