Читать книгу "Дело Николя Ле Флока - Жан-Франсуа Паро"

Николя расстался с Бурдо возле рынка Апор-Пари, что раскинулся на площади перед Большим Шатле. Бурдо отправился составлять письмо к Камюзо и заниматься своим костюмом, для чего ему предстояло забрать из мертвецкой одежду Кадильяка. Они договорились встретиться в четыре часа и отправиться изучать обстановку в термах Клюни.

Понедельник, 16 мая 1774 года

Все прошло, как хотел Николя. Мальчишка передал письмо старой служанке Камюзо, и та пообещала сегодня же вручить его хозяину. Привратник из театра Итальянской комедии, в восторге от того, что Николя вспомнил о нем в столь важном деле, сделал все для превращения Бурдо во вполне узнаваемого Кадильяка. Сортирнос передал инструкции комиссара Рабуину, и тот привлек к наблюдению целую армию осведомителей. Николя и Бурдо, совершенно неузнаваемые, в воскресенье вечером исследовали место предстоящих событий и самым тщательным образом продумали ход операции. Дом на улице Дуз-Порт и особняк д'Эгийона пребывали под неусыпным надзором многочисленных соглядатаев, среди которых числились священники, кумушки и даже пара десятков мнимых слепых, инвалидов и прочих, жаждущих подзаработать.

Николя безоговорочно заявил, что явится на место события задолго до назначенной встречи. Он так хорошо загримировался, что Рабуин, пришедший за получением дальнейших инструкций, принял его за сумасшедшего, бежавшего из Шарантона или Бисетра, и не вмешайся умирающий от хохота Бурдо, он бы с презрением вышвырнул комиссара за дверь. Николя решил провести ночь в термах, чтобы обнаружить засаду и вовремя вмешаться, если что-нибудь станет угрожать жизни инспектора.

Итак, когда пробило семь, в меру оборванный субъект, прихрамывая, двинулся в сторону улицы Лагарп, мрачной и узкой, где хватало двух тележек, чтобы полностью преградить проезд. Бесстрашному пешеходу, свернувшему на эту улицу, приходилось выбирать между сырыми стенами и колесами экипажей, пролетавших мимо и грозивших раздавить его. Оглядевшись, дабы понять, не является ли он объектом чьего-либо любопытства, оборванец толкнул железную решетку дворца Клюни и проследовал в большой зал Юлиановых термов. Термы, пользовавшиеся дурной славой, являли зрелище запустения, а потому притягивали к себе всех, кому хотелось поболтать без свидетелей. Висячий сад, устроенный над массивными римскими сводами по образцу вавилонского, все еще увенчивал зал; второй сад рухнул в 1737 году вместе с удерживающим его сводом. Николя ощутил величие огромного зала, дерзко вздымавшего свои стены из далекого прошлого.

Несмотря на обшарпанный вид, высокие своды с изящными арками, опиравшимися на колонны, где место капителей занимали выточенные из камня круглобокие корабли, искусно выполненные архивольты, аркады и ниши вызывали трепет и восхищение. Со всех сторон Николя обступал недоступный его воображению мир. Вверху он заметил настил, куда вела прислоненная к стене лестница. Когда-то там, видимо, устраивали сеновал, поэтому до сих пор кое-где громоздились подгнившие копны сена. Решив, что сверху наблюдать удобнее всего, он поднялся по лестнице. Площадка наверху оказалась устланной толстым слоем соломы, рядом валялись обломки сундука и рассохшийся бочонок для засолки рыбы. С площадки он отлично видел не только весь зал, но и кусочек улицы перед входом и даже стену аббатства. Разумеется, здесь он отрезал себя от выхода, зато занял позицию, удобную для обороны. Они договорились, что как только Бурдо отъедет от дворца Клюни, Николя покинет термы. А если он не выйдет, Рабуин отправит нескольких полицейских ему на помощь.

Убедившись, что вокруг никого нет, комиссар принялся мастерить укрытие, используя валявшиеся вокруг него обломки; созданное им сооружение напомнило ему засыпанную дерном дровяную кучу углежога. В своем пристанище он сделал два выхода и оставил незакрепленной одну доску; она поворачивалась во все стороны, и получалось своеобразное окошко для наблюдений. Такое окошко он видел в охотничьей избушке маркиза де Ранрея, где маркиз караулил перелетных птиц во время лёта. Набросав на крышу немного веток и сена, он остался доволен своей работой. Катрина снабдила его солидной порцией паштета в хрустящей корочке и бутылкой сидра. Он взял с собой подаренный Бурдо маленький потайной фонарь, маленький пистолет, тоже подарок инспектора, и шпагу. Подыскивая книгу, чтобы скоротать время, он выбрал нравственные размышления Мариво, озаглавленные «Французский наблюдатель». Он ценил стиль автора, его глубокое проникновение в потаенные закоулки чувствительной души и тайные движения сердца; свою философию автор подавал настолько живо и приятно, что Николя любил дегустировать ее в любом порядке. Мариво умел представить добродетель как развлечение, которое нельзя не любить, а порок как соединение самых худших качеств, которые способны ужаснуть любого. Итак, взяв книгу, Николя с удобством устроился на набитом джутом мешке.

На колокольне аббатства пробило девять. Николя наслаждался чтением, когда до его уха долетел глухой звук тяжелых шагов. Какой-то человек, явно из простых, в черном шерстяном колпаке и куртке из плотной шерсти, позвякивая связкой ключей, направлялся к ограде, видимо, намереваясь покинуть дворец и запереть вход. Спустя немного времени Николя услышал скрип калитки и скрежет поворачиваемого в замке ключа. Итак, на ночь вход в термы закрыли, и он мог надеяться спокойно провести ночь. Однако он забыл о коварстве самых мелких тварей. Скоро к нему в укрытие стройными колоннами прибыли муравьи, и, несмотря на устроенную Николя гекатомбу, ему в конце концов пришлось скормить им остатки пиршества. Что ж, такова цена, которую город платил обитателям деревни. В термах присутствие деревни ощущалось особенно остро. Привлеченные запахом остатков трапезы, следом за муравьями явились мыши; мышей сменили крысы; когда их натиск стал всерьез беспокоить Николя, появилась маленькая черная с белым кошечка; сделав лапкой просящий жест, она сопроводила его нежным застенчивым мяуканьем. Соблазнив ее кусочком мясного паштета, он сделал ее союзницей в борьбе с грызущей и кусающей армией.

И снова раздались шаги. Появился сторож с фонарем; рядом с ним шла парочка; взяв мзду, он оставил им фонарь, а сам удалился. Термы Юлиана служили местом тайных свиданий: здешние чичероне извлекали из влюбленных изрядную прибыль, ибо обычно им поручали стоять на страже. Николя пришлось выслушать томные речи, клятвы, мольбы, кокетливые отказы девицы, и, наконец, продолжительные сладострастные стоны. Бурная любовная сцена повторилась несколько раз, потом парочка решила забраться на сеновал, и их амурные баталии едва не разрушили шаткое сооружение Николя, с трудом сдерживавшего смех. Кошечка же, напротив, испугалась непрошеных гостей и забилась в его лохмотья. Когда парочка угомонилась, Николя заснул.

Его разбудил птичий хор, где ведущую партию исполнял дрозд, а арию тенора — соловей; но вскоре воркование влюбленных голубей, гулким эхом отозвавшееся под сводами зала, заглушило все остальные звуки. День прошел спокойно. Монотонное бдение иногда нарушалось случайными посетителями: робкой влюбленной парочкой, крестьянином, подобравшим остатки хвороста, праздным бродягой. Постепенно ожидание стало угнетать его. Он принялся составлять анаграммы имен своих друзей: Бурдо, Сартина, Ноблекура, Лаборда и Семакгюса, а затем и врагов: Бальбастра, Камюзо, Мальво и Кадильяка. Усилия оказались не слишком успешными, однако когда очередь дошла до Мальво, он сначала не поверил и долго сидел в изумлении, пытаясь понять, как он раньше до этого не додумался. Неужели нужно было прийти сюда, в термы Юлиана, чтобы наконец понять, кто с начала года активно стремился не только убить его, но и унизить и опозорить. Не веря самому себе, он вновь и вновь проделывал ту же самую операцию, и всегда с одинаковым результатом. Размышляя о своем открытии, он сознавал, что пока не решится сообщить о нем никому. Если его предположение верно, недостающее звено цепочки, подобно знаку свыше, появится само собой. Попытавшись собрать остальные элементы конструкции, он внутренним взором увидел, как они становятся на свои места, словно он сам заранее разрезал бумажную фигурку на кусочки, а теперь собирает ее обратно… Наконец-то многие события прояснились; а если…