Читать книгу "Великолепная маркиза - Жюльетта Бенцони"

Добравшись до улицы Гайон, они выяснили, что дальше пути нет. Все соседние улицы были перекрыты, потому что кортеж должен был проследовать через Вандомскую площадь. В оглушающей тишине они снова услышали грохот орудийных колес, монотонный бой барабанов и цокот копыт. Траурный кортеж медленно, неторопливо полз вперед, неумолимый, как сама судьба…

— Если я вас пропущу, — сказал им молодой солдат, стоявший в карауле, — вас арестуют в конце улицы, а меня расстреляют. Никто не может выйти на Вандомскую площадь.

В пареньке не было ни высокомерия, ни наглости. Он говорил здраво и рассудительно, понимая всю тщетность усилий де Баца. Де Бац кивнул в ответ и отошел в сторону — к дому, который был, вероятно, пуст. Грохот барабанов начал удалиться, и Жан мысленно следил за зеленой каретой, ставшей недосягаемой. Вандомская площадь… Улица Сент-Оноре… Тюильри… А вот и площадь, запруженная народом. Де Бац хорошо все это представлял.

— А где поставили эшафот? — неожиданно спросил он молодого солдата. — Перед мебельным складам, как для воров?

— Нет, — ему ответил пожилой солдат, с любопытством рассматривавший барона, — Эшафот возвели между въездом на Елисейские Поля и цоколем, на котором стояла конная статуя его деда Людовика XV…

— Вот оно что!

Раздался странный звук, напоминавший громкий вздох сотен людей. Потом все смолкло.

— Дюмурье! — прошептал де Бац. — Что делает Дюмурье?

— Генерал? — Старик услышал его. — Он вчера уехал.

— Уехал?!

Еще один предатель! Еще один трус, не способный сразиться с крикунами, чьи окровавленные когти вонзились во французское королевство! Надежды больше не осталось… Король погибнет!

Вдалеке, в тумане, который начал немного рассеиваться, снова забили барабаны, но ритм ударов стал другим… В нем появилось что-то яростное, безумное… Потом выстрелила пушка. Один раз… Другой… Третий… Старый солдат снял треуголку, товарищи последовали его примеру.

— Все кончено, — сказал он, и голос его дрогнул, а по щеке скатилась слеза.

Сраженный де Бац рухнул на колени. Он не плакал, но его бледное как мел лицо застыло, словно маска скорби. Лезардьер и Лаура опустились на колени позади него.

— Вы что, собрались молиться прямо на улице? — запаниковал третий солдат, до этой минуты не произнесший ни единого слова. — И ты, Осбер, надевай-ка треуголку! Я-то могу понять, что старому солдату тяжело, но если кто увидит…

Покачав головой, пожилой солдат надел шляпу, но де Бац и его спутники продолжали молиться. Произнесенные глубоким бархатным голосом барона слова поминальной молитвы «De profundis» обретали удивительный резонанс. Он закончил, оглядел ошеломленных солдат и громко крикнул:

— Мессиры! Король умер! Да здравствует король! Да здравствует Людовик XVII!

Было чуть больше половины одиннадцатого. А в башне Тампля три женщины в глубоком трауре — королева, принцесса и Мадам Елизавета — преклонили колени перед восьмилетним мальчиком, как они сделали бы это в Версале. Он стал тридцать восьмым королем Франции. Малыш, который, как только миновала торжественная минута, бросился к ним, чтобы оплакать своего отца, как это сделал бы любой ребенок.

Де Бац, Лаура и де Лезардьер отправились снова к Пале-Руаялю. Шарль предложил отправиться к господину де Малербу, чтобы убедиться, что аббат де Фирмон там.

— А потом мы с братом отвезем его к нам в Шуази-ле-Руа. У нас он сможет спрятаться. Моя мать очень больна, и отец захотел остаться с ней.

— Я знаю, поэтому мы его и не ждали, — вежливо ответил барон. — Передайте ему выражение моего почтения. А нам необходимо вернуться и успокоить Мари. С вами я свяжусь позже нашим условленным способом.

Фиакр, который вез Лауру и Жана в Шаронну, ехал по необычно тихому Парижу. Возможно, в кабачках собрались толпы бесноватых, которые выпивали за то, что они называли своей победой. Но по улицам торопливо, опустив головы, шли люди, они не разговаривали, словно чувствуя, что тень убийства монарха легла и на них… Всюду царил страх, слишком ужасным оказалось совершенное преступление…

Лаура и де Бац тоже молчали. Молодая женщина едва осмеливалась дышать, понимая, что любое слово может ранить сидящего рядом с ней человека. С него как будто заживо содрали кожу! Когда барон только что крикнул: «Да здравствует Людовик XVII», она почувствовала облегчение. Лаура боялась, что охваченный отчаянием Жан вонзит себе шпагу в грудь. Но, возможно, опасность еще не миновала. Что он станет делать, когда окажется один, в тишине своего кабинета?

Но Лаура в своих мыслях опережала события — до спокойствия было далеко. В доме в Шаронне все оказалось перевернуто вверх дном, как будто там пронесся ураган. Мари, бледная и неподвижная, лежала на кушетке. Ее приводила в чувство горничная, а Бире-Тиссо расставлял по местам мебель. Перед одним из окон в луже крови лежало бездыханное тело.

— Это я его убил, — доложил верный лакей. — Я отправился в деревню к госпоже Юло за свечами, а когда вернулся, то увидел в доме четверых мужчин в масках. Они рылись везде, а пятый допрашивал госпожу, угрожая поджарить ее ноги в камине, если она не заговорит. Именно его я и убил после того, как отдубасил остальных. Они, правда, сбежали.

Де Бац долго всматривался в лицо убитого, но оно было ему незнакомо.

— Так что же они искали? — спросил он у Бире-Тиссо.

— Они говорили о Золотом руне…

Глава 13ПО ДОРОГЕ В ЛОНДОН

На другое утро, оставив женщин и дом под охраной Питу и Дево, которые появились в Шаронне накануне, де Бац оседлал лошадь и отправился к господину Ленуару. Бывший генерал-лейтенант королевской полиции был мрачен и встревожен, но визит барона несколько улучшил его настроение.

— Я уже собирался написать вам записку и попросить вас навестить меня, — сказал Ленуар, протягивая гостю руку, как это делают англичане. — Каким вам показался сегодня Париж?

— Можно подумать, что город мертв. Лавки закрыты, и на улицах не встретишь никого, кроме солдат и пушек, словно город находится в осаде.

— Так и есть. Город уничтожен стыдом, угрызениями совести и страхом… Вчера вечером в двух или трех театрах, которые открыли свои двери, не было ни одного зрителя. Люди бродили вокруг закрытых наглухо церквей. Некоторые, наиболее смелые, опускались на колени прямо на ступенях у входа и начинали молиться. Насколько я знаю из своих источников, парижане не могли поверить, что короля действительно казнят. Все ждали, что в последний момент Людовика помилуют, чтобы показать всем великодушие Конвента. Ходили разговоры и о том, что Дюмурье намерен вмешаться. Несмотря на последние, потрясающие слова короля, люди в ужасе от того, что вина за смерть монарха падет и на народ. Когда помощник палача поднял отрубленную голову и показал ее толпе, люди задохнулись от ужаса. Да, кто-то крикнул: «Да здравствует нация!», некоторые сумасшедшие даже принялись приплясывать, но очень быстро все притихли, и над площадью повисла мертвая тишина. Аббат Эджворт де Фирмон спустился с эшафота, и никто не посмел его тронуть. Он нес распятие, его лицо было залито слезами. Фирмона ожидали, и я предполагаю, что аббат смог благополучно добраться до дома господина де Малерба…