Читать книгу "Гордая американка - Жюльетта Бенцони"

– Сами видите, – вздохнула она, – у меня нет причин гордиться собой. Мне казалось, что я сильна, но оказалось…

– Вы слишком молоды, чтобы набраться настоящей силы. К тому же, если начистоту, вам не больно повезло. Но мужайтесь! Либо ваш муж совершенно туп, либо быстро поймет свою ошибку, узнав, что его сестра выходит замуж за человека, который, как назло, тоже герцог, и фамилия его начинается на F.

– Он сочтет это простым совпадением, только и всего!

– В таком случае я оплакиваю участь несчастных подсудимых, угодивших ему в лапы! Одно несомненно: у вас есть недоброжелательница, которая спит и видит, как бы разрушить ваш семейный очаг. Однако развестись из-за газетной сплетни – виданное ли дело?

– У нас это происходит сплошь и рядом. Вы слишком плохо знаете Америку, Тони. У нас мораль должна быть сохранена любой ценой, особенно когда речь заходит о видных государственных деятелях. Для них невыносима даже тень скандала, поэтому и их жены должны быть совершенно безупречны.

– Даже в нашей продажной Европе старая история о жене Цезаря не утратила актуальности. Но, дитя мое, ваш муж, кем бы он ни был, не прав, и он наверняка спохватится, причем скоро, поскольку замужество вашей сестры вправит ему мозги.

– Он просто рассвирепеет! То, что Делия изменила своему обещанию, сильно его ранит, не говоря уже о том, что она избрала себе аристократа. Он никогда – как, впрочем, и я – не одобрял безумие, с которым американки охотятся за титулами и лавровыми венками, за которые приходится платить золотом. Я знаю, что в данном случае дело обстоит иначе, но все равно удивлюсь, если Джонатан простит сестру. Тем более что ей придется перейти в католичество.

– «Блаженны великодушные, ибо заслужат великодушие!» – пробормотал Антуан. – Сразу видно, что Священное писание не является для судьи Каррингтона настольной книгой. Не могу взять в толк другое: как вы позволяете вас судить, даже не пытаясь оправдаться. Это на вас не похоже.

– Вы хотите, чтобы я лезла с оправданиями к человеку, который отверг меня из-за какой-то бумажки? Вы ошибаетесь, Тони: оскорблена в этом деле я. Когда мне потребовалась его помощь, я позвала его, а он вместо того, чтобы поспешить на зов, прислал мне… недопустимое письмо, грубое и невыносимо властное. Теперь он вообще изгоняет меня из дому, даже не заботясь узнать, что я могла бы сказать в свое оправдание. На что он надеется? Что я явлюсь к нему с поникшей головой и стану молить о снисхождении?

– Не будем преувеличивать! Он решил, что вы нашли любовь своей жизни, и предоставляет вам свободу. Это даже предполагает некоторое великодушие… Позвольте задать вам один вопрос…

– Задавайте.

– Как вы сами к нему относитесь?

– Не знаю, – призналась Александра, немного поразмыслив. – Просто не знаю, что ответить.

– Тогда давайте я вам помогу. Испытываете ли вы печаль при мысли, что будете навеки с ним разлучены, что никогда больше с ним не увидитесь?

Александра уронила голову; на белый шелк, укутывающий ее грудь, скатилась последняя слезинка.

– Мне хотелось бы его трясти, колотить, царапать! – проговорила она сквозь зубы, а потом добавила чуть тише: – Вы правы: я страдаю. Я была счастлива с ним рядом, вернее, так мне казалось.

– Прежде чем вы познали истинную страсть? По-моему, кричать и пускать в ход когти – не ваш стиль. Однако в нашем низменном мире трудно найти человека, которому не приходилось бы когда-то терять над собой контроль. Это рано или поздно случилось бы и с вами, даже при всей вашей непревзойденной красоте… Александра, вам необходимо возвратиться вместе со мной в Париж!

– Нет, Тони. Не сейчас.

– Не можете же вы оставаться здесь вечно! Тем более, что антирелигиозные законы уважаемого господина Комба[13]скоро заставят бонских сестер выселиться из их чудесной больницы…

– Знаю. Мать-настоятельница тоже этого опасается, хотя они не преподавательницы… Однако мне хочется еще немного побыть здесь. Здесь мне покойно.

– Покой наступит после битвы. Возвращение в Париж – настоятельная необходимость. Разве вы не хотите получить украденные у вас изумруды? Я их опознал, но Ланжевен согласится вернуть их только лично вам.

– А медальон? Его он тоже нашел? – радостно подпрыгнула Александра.

– Нет. Именно из-за него человек, обворовавший вас, был убит…

– Убит?!

– Да. Он был моим старым другом. Позавчера, направляясь к нему, я обнаружил комиссара Ланжевена склонившимся над его трупом в перерытой квартире. На его развороченной кровати лежали все остальные драгоценности, которые он хранил, не считая медальона. У него на груди было выведено китайскими иероглифами имя императрицы Цы Си. Убийца – хотя это, видимо, была женщина – действовал ее именем.

– Женщина?! Откуда вы знаете?

Антуан рассказал ей о художнике, сумевшем набросать портрет.

– Я сразу узнал женщину, которую мы с вами встретили тогда в Опере и которая произвела на вас неприятное впечатление.

– Помню! Но, как вам известно, у меня вызывает неприязнь лицо любого азиата. Вы уверены, что это именно она?

– Взгляните сами!

Он вынул из кармана листок с копией рисунка и сунул его Александре. Та, лишь мельком посмотрев на карандашные линии, страшно побледнела и оперлась на деревянный столбик галереи.

– Боже мой! – только и вымолвила она.

Поняв, что она вот-вот упадет в обморок, Антуан вынужден был отвесить ей пару-другую несильных пощечин.

– Придите в себя, Александра! Можно подумать, будто я показал вам привидение!

Обитель определенно следила, как протекает их встреча: доказательством стало незамедлительное появление сестры Мари-Габриэль с нашатырем и сердечными каплями. К счастью, недомогание оказалось несильным, и женщина быстро пришла в себя. Улыбнувшись монахине, она стиснула ей ладонь.

– Мне уже лучше. Спасибо, сестра! Антуан, – тут она обернулась к собеседнику, – как вам удалось опознать эту дьяволицу по имени Пион, выдавшую меня принцу Цюаню?

– Вы уверены, что это она? В таком случае, почему вы не узнали ее сразу, в театре?

– Она так изменилась! Дело, наверное, в европейской одежде, в прическе, в косметике. Когда же я вижу одно лицо, то меня оставляют всякие сомнения. Удивительно другое: почему она не взялась за меня – ведь в тот вечер на мне был лотос?

– Во Франции это не так-то легко сделать. Китайцы, живущие здесь, прячут когти, чтобы не компрометировать деятельность своих дипломатических миссий, пытающихся усвоить современные подходы. Все они находятся под наблюдением, к тому же их совсем немного и ведут они себя спокойно: народ их не любит и с удовольствием расправился бы с одним-другим, как только предоставится удобный случай. Что до вас, то вы всегда окружены людьми. Отель «Ритц» тоже прекрасно охраняется, что объясняется высоким положением его постояльцев…