Читать книгу "Башмаки на флагах. Том 3. Графиня фон Мален - Борис Конофальский"

— Поздравляю вас, друг мой, с большим делом, вижу я, что не ошибся в вас. Враг побит и рассеян, сам император вами восхищён был.

А Волков смотрел на старика и вдруг стал понимать, что не для того он коней три дня гнал. Что победа для Коэна не много значит, что говорить он собрался о другом.

«О серебре, конечно. Ну что ж, давай поговорим про моё серебро, потому я на все предложения и не соглашался, что тебя, старик, ждал, хочу твою цену услышать».

И Волков не ошибся. Старик повернул голову, посмотрел на молодых господ, что сидели в конце стола. Волков этот взгляд сразу понял:

— Ступайте на двор, господа.

Молодые люди сразу вышли.

А Коэн, убедившись, что они теперь с кавалером остались наедине, начал говорить. Думал генерал, что гость торговаться начнёт, да просчитался, не за тем Коэн коней гнал:

— После победы вы взяли большой трофей, полон взяли. Думаю, вам досталось всего немало. Ведь немало?

— С чего бы вам мои деньги считать? — поинтересовался кавалер.

А Коэн словно вопроса не слыхал:

— К добыче по праву вашей вы ещё присовокупили и не своё!

«Ах вот ты о чём!»

— Что же не своё я присовокупил? — уже тоном не удивлённым, а скорее холодным спрашивает кавалер.

— То серебро, что взяли вы из реки, — спокойно отвечал Коэн. — Надобно будет его вернуть.

— Вернуть? — Волков едва сдержался, чтобы не усмехнуться, чтобы даже не засмеяться ему в лицо.

— Да, вернуть, — твёрдо говорит Коэн. — Ну, за исключением той части, что вы уже отдали в дар Его Высокопреосвященству. Ту часть серебра будем считать утерянной, я уговорю хозяев, что то серебро ушло безвозмездно.

— Уговоришь хозяев?! Что ты там себе надумал? Обозлить меня желаешь? — теперь уже кавалер смеялся, не скрываясь. — Знаешь, жид, сейчас я сижу и думаю: а не позвать ли мне моих людей, позову — пусть принесут мне мой любимый топор или крепкий люцернский молот. Возьму, что принесут, да и убью тебя. Одним ударом убью. Или нет, не буду я благородное оружие о тебя марать, прикажу гвардейцам тебя повесить на заборе. Я всех мерзавцев на заборе вешаю.

— Я тут не при чём, — говорит Коэн, а сам поворачивается и смотрит на своего человека, что стоит у дверей: на месте ли, успеет ли помочь. — Я лишь посланец тех людей. Хозяев серебра. Уверяю вас, друг мой, те люди влиятельные.

— Влиятельные? — Волков уже и впрямь начинает раздражаться. — Кто они? Может, это сам император? Так он мной доволен, брошь подарил мне за победу, брошь дорогую. Недавно штатгальтер его у меня был, — кавалер видит удивление во взгляде гостя. — Что, не ведал про то, жид?

Волков зло смеётся и продолжает:

— Или, может, курфюрст какой на меня обозлится? Так то мне уже не страх, я с одним курфюрстом уже враждую не первый год. И с другими готов за своё серебришко повраждовать. Ну, жид, говори, кто те твои влиятельные люди.

— Те люди весьма влиятельны, господин рыцарь, вы даже не знаете, с кем распрю затеваете!

— Знаю, — рычит Волков, — знаю. То купчишки богатые с Нижних земель или из Эксонии, а может, и те, и другие вместе. Поганые еретики, сволочь, торгаши, — тут кавалер, чуть нагнувшись, хватает гостя за плечо, за одежду, тянет к себе ближе, заглядывает ему в лицо и щелкает пальцами перед носом Коэна, — вот так пальцами щёлкну и буду знать их имена. Это не я не знаю, с кем связываюсь, это они не знают, с кем связываются.

И взгляд его в это мгновение так холоден был, так страшен, что Коэн попытался отстраниться от него, но кавалер держал его крепко:

— Что твои купчишки мне сделают? Войну затеют? Горцам ещё денег дадут? Это им дороже потерянного серебра станет. Много дороже. А я ещё и побить горцев смогу. Тогда вообще, считай, деньги на ветер кинули. Или что, сеньору моему на меня пожалуются? — кавалер только усмехается. — Что ещё? Убийц наймут? Так это им денег не вернёт, а я про то опять же узнаю. И такое им устрою, что они кровью блевать будут, а их дети язвами изойдут. Ну, говори, жид, чего ещё мне бояться от твоих влиятельных людей?

— Коли так, то нечего вам бояться, господин рыцарь, — разумно предположил гость, вставая.

— Ну а раз ты так считаешь, то иди и напиши дружкам своим про это, — чуть успокаиваясь и выпуская одежду гостя, произнёс генерал. — Ступай, пиши. Дурак старый! Бог свидетель, ждал тебя, как гостя желанного, а теперь видеть тебя не хочу. Убирайся.

Наум Коэн уходил, кланяясь и кланяясь, чтобы больше не злить яростного генерала.

А когда ушёл, кавалер откинулся на спинку стула и вздохнул.

«Жаль, что ушёл. Я уже думал, что он хоть малость поторгуется за серебро. А он о том и словом не обмолвился, наверное, взялся для купчишек это серебро у меня отобрать, за долю для себя. И не вышло. Вот купить и не попытался. И опять я ярился, готов задушить уже был вора этого. А гнев — это грех. Агнес и монах в один голос говорят держать себя в руках. А как тут удержишь? Один воры вокруг. Одни воры».

Как стало темнеть, поехали в купальни. С Волковым из молодых господ были Георг Румениге, Рудольф Хенрик, Людвиг фон Каренбург, самый юный из всех Курт Фейлинг и, конечно, тот, кто брался устроить вечер, — Стефан Габелькнат. В охрану кавалер взял сержанта Хайценггера и четверых гвардейцев.

Ночь стояла тёплая и тихая, безветренная. До купален доехали, когда уже на небе появилась луна. Въехали в ворота, в большой двор. Красивое и большое здание со множеством больших окон, из которых лился свет и едва-едва слышно доносилась музыка.

У ворот их встречал богато одетый господин.

— То Карл, наш распорядитель купален, — сказал Габелькнат, помогая Волкову спуститься с коня. — Карл, дамы прибыли?

— Отчасти, господин. Лишь четверо прибыли, они в главной зале, — отвечал тот с поклоном.

Молодые люди заметно волновались, шутили низко, толкались, поправляли одежду и прихорашивались, вели себя, как и положено молодым людям перед встречей с женщинами. А Волков не прихорашивался. Он уже был далеко не молод, раны старые на лице и голове, хромота… Что тут поделать? Дамам придётся принять его таким, каков есть.

При входе его встречали сразу несколько людей. Все ему кланялись.

Габелькнат сразу представлял их ему:

— Мейстер Маркус, глава наших музыкантов.

— Что господин генерал желают слушать? — спросил музыкант.

— Весёлое, — отвечал кавалер, даже не задумываясь, — только весёлое, и ещё играйте танцы, и пусть барабаны бьют потише, они мне на войне надоели.

— Всё так и будет, — с низким поклоном произнёс мейстер Маркус и ушёл.

— Наш виночерпий, Габриель, — продолжал Габелькнат.

— Вин у нас целый погреб, с какого изволите начать вечер?

— С токая, и мадеру поставьте на стол, херес тоже.