Читать книгу "Книжный магазинчик прошлого - Эми Майерсон"

Я никому не рассказал о своей болезни. Даже сейчас, когда я пишу эти строки, никто не подозревает, как мало времени у меня осталось. Мне не нужна жалость. Откровенно говоря, я не готов признать, что скоро умру, что моя жизнь дошла до такого, что я превратился в человека, чья злость затмила собой любовь до такой степени, что он встречает свою смерть без близких людей, даже без собственной дочери.

И я был зол. Я злился на твою маму. Я вообразил себя Просперо, жертвой сестры, предателя. Забравшей мое королевство и изгнавшей меня. Такому гневу легко поддаться, и я годами находил в нем отдушину, упрямо игнорируя то, что наделал. Это я решил оставить тебя. Не твоя мама.

Смерть Эвелин всегда будет на моей совести. Сколько бы люди ни называли это несчастным случаем, я знаю, что виноват в этом я. Я лишил свою любимую того, чего она желала больше всего. У Эвелин в детстве не было совместных семейных ужинов, праздников, посиделок с просмотром кино. Я лишил ее возможности наверстать это, когда не смог построить безопасный дом. Когда не смог уберечь ее. Я сказал себе, что и тебя не смогу уберечь, что не заслуживаю строить семью без Эвелин. На самом деле мне было страшно: страшно, когда ты напоминала мне об Эвелин, страшно, когда не замечал совершенно никакого сходства между вами. Страшно оттого, что тебе не суждено было ее увидеть. Страшно, потому что наша жизнь никогда бы не стала полной, и тогда я сказал себе, что дам тебе эту полную жизнь – ту, в которой твое рождение не сопряжено с несчастьем, в которой у тебя будет два родителя и стабильность, что мне не по силам. Я считал это благородством и храбростью.

В какой-то момент я понял, что поступил как трус, а не храбрец, когда оставил тебя, и тогда я попытался исправить свою ошибку. Но уже было поздно. Я винил во всем твою маму, но виноват был только я. Я слишком долго ждал. Я больше не мог быть твоим дядей, и поэтому ушел. Ничего благородного в этом нет, и единственное, что я могу сделать, это попросить у тебя прощения.

Твоя мама ни в чем не виновата. Она оказалась в очень запутанной ситуации из-за меня. Она относилась к тебе, как к родной дочери. Она любила тебя, как настоящая мать. Она и есть твоя мать. С моей же стороны оказалось подлостью предоставить ей такую возможность, а потом попытаться ее отнять. Может, ей не нужно было соглашаться, но я не предоставил выбора. Стоило оставить эту злость, как я сразу увидел все свои ошибки. Хоть я и простил ее, я не хотел извиняться. Я не знал, как попросить у нее прощения. Но я хочу попросить его у тебя. Я знаю, как извиниться перед тобой.

Поэтому, как сказал Просперо…

«Как для себя вы ждете отпущеньяВсех ваших вин, так с вами нарядуСебе от вас я оправданья жду».[14]

Билли».

Сев на песок, я несколько раз перечитала письмо. Волны тянулись ко мне, слегка касаясь моих ног своими холодными щупальцами. Летом после первого класса я проводила почти каждый день на пляже с мамой и Билли. Мама брала с собой переносной холодильник, где лежали бутерброды с арахисовым маслом и сок, пляжную сумку, лопатки и ведерко. Окружающие наверняка принимали нас за семью, видя, как мама с Билли поднимают меня в воздух на счет три. Подозревали ли они в тот момент, что это Эвелин должна держать меня за руку, а не мама?

Я закапывала маму в песок и лепила сверху русалочий хвост, а потом она выбиралась из песочной скульптуры, прижимала меня к себе грязными руками и тянула к океану. Может, она просто вела себя так, как, по ее мнению, вела бы себя Эвелин? А когда Билли несся в воду, поднимая меня высоко над волнами, в то время как мама следила, чтобы я не упала, думал ли он в те минуты, что Эвелин бы тоже так следила за мной, что у нее нашлись бы причины переживать? Я помнила его веселое выражение лица, когда он подбрасывал меня над водой, будто все было в порядке.

Вот только это не было правдой. Реальность выглядела совсем иначе.

Неудивительно, что мама с Билли поссорились. Меня скорее поразило, что они смогли так долго притворяться.

Я положила письмо в задний карман и посмотрела на мужчин, которые рыбачили с пирса. Некоторые из них бросали удочки в тихую воду. Остальные тянули наружу ведра с рыбой и водорослями. Далее они осматривали улов: мелкие рыбешки отправлялись обратно в океан, вместе с теми, кто уже попадался на крючок, и так до бесконечности, потому что никак не получалось поймать достаточно крупную рыбу. Но они не опускали руки и продолжали пытаться. Мне не хотелось попасть в цикличную ловушку, подобно им, и перечитывать снова и снова письмо Билли, надеясь найти там что-то новое. Я хотела понять, почему они с мамой перестали притворяться. Я хотела узнать причину ссоры, навсегда изменившей нашу жизнь.

Но я все еще ничего не понимала.

Я закатала джинсы и шагнула в воду. Волны окутывали мои лодыжки и удалялись. «Так мне даруйте отпущенье». Билли просил отпустить его, а я все так же пыталась его поймать. Я вытащила из кармана письмо. Ветер грозился выхватить его из моих рук, но моя хватка оказалась крепкой. Я не была готова к расставанию.

Да и как можно отпустить Билли, если он уже умер? Хотел ли он, чтобы я простила его или же просил оставить магазин в прошлом? Ли сказал, что они с Эвелин назвали свой магазинчик именно так, потому что оба любили Просперо.

Возможно, жизнь сложилась бы иначе, назови они магазин по-другому, хотя бы «Книги Бури» или «Магазин барда из Эйвона». Возможно, тогда Билли не стал бы Просперо. Возможно, он бы не искал прощения, а я бы не олицетворяла Миранду. Я бы знала свою маму, «живую добродетель».

«Книги Просперо». Я только сейчас поняла, как сильно скучала по этому месту. Скучала по тем часам после закрытия, когда магазинчик был полностью мой. Скучала по рабочим часам, когда он принадлежал местным жителям, по редким периодам суматохи, по утренним визитам постоянных клиентов в наше кафе. Я скучала по разговорам с доктором Ховардом об Аннабель Ли и «сексе нараспашку». Скучала по беспокойным взглядам сценариста Рэя в сторону других писателей, будто они могли украсть его материал. Скучала по Шейле с ее постоянным ожиданием, что кто-нибудь вот-вот возьмет у нее автограф. Скучала по Лючии и ее татуировкам, по Чарли и его татуировкам.

Скучала по Малькольму.

Но больше всего я скучала по «Книгам Просперо» как по месту, вместившему в себя любовь, работу, родной дом и – вдобавок к списку Ли – семью.

И что теперь? Могла ли я остаться? Хотела ли я этого? Совсем скоро начнется учебный год. Я не могла уйти из школы за три недели до начала триместра. После пяти лет работы я не имела права так поступать с директором, с коллегами и учениками. К тому же я любила историю. Мне нравилось делиться различными интерпретациями прошлого, хотя мало кто из моих учеников понимал, что я пытаюсь донести.

Конечно, ведь в этом и дело. Мне нравилось не преподавание, а история.