Читать книгу "Одна женщина и много мужчин - Мария Жукова-Гладкова"

– А вот Сеня – очень похоже, – в который раз повторил Виталий Сергеевич, будто и не слыша меня. – Вспомни, как он выглядит и как ведет себя в последнее время.

Виталий Сергеевич сказал также, что один из внешних признаков употребления кокаина – лопнувшие кровеносные сосуды в носу. Про Сеню-то, конечно, многие думают, что у него нос красный из-за любви к алкоголю, но ведь у него же не красный нос алкоголика, так?

Я задумалась. Почему-то вспомнился телефонный разговор с Анной Львовной, Сениной женой. А ведь она может знать… Я, когда звонила им домой в субботу, прямо спрашивала: он пьян? Она же что-то бормотала про сердце и про то, что Сеня не успел напиться… Но если Виталий Сергеевич прав, то там было не сердце… И Анна Львовна может знать, может… И, конечно, переживает. А сказать кому-то об этом пристрастии мужа боится. Кто же станет иметь дело с наркоманом? И жена не представляет, что делать. Бедная Анна Львовна!

А Вера Николаевна знает? Тоже, наверное, знает. Если Виталий Сергеевич прав, конечно. И тогда именно Вера Николаевна поставляет ему дозы в больницу. Хотя бы только для того, чтобы он был зависим и от нее.

У меня в мозгу пролетали обрывочные картинки. Константин Алексеевич, капитан «Фортуны», весь сыр-бор с телевизорами. Да и Сенины истерики в офисе в последнее время происходили гораздо чаще, чем раньше…

А мне еще нужно что-то делать с сестрой. Может, спросить у Виталия Сергеевича, раз уж мы заговорили на эту тему? Пусть его приятели посоветуют хорошего врача, хорошую клинику. Где мне их искать? Знакомых-то в этой области нет.

– Спроси, что ты хочешь, Саша, – мягко сказал Виталий Сергеевич.

Он что, умеет читать мысли? Или у меня что-то отразилось на лице, а старый мент заметил?

Я вздохнула и сказала:

– Я подозреваю, что и моя сестра тоже… Младшая. Она-то наверняка попробовала для остроты сексуальных ощущений. Ей не нужно выдерживать долгий рабочий день. Но я хотела бы…

– В клинику? Я поговорю со своими знакомыми. Но ты сумеешь убедить ее прийти хотя бы на осмотр?

Я вздохнула. Уверенности в этом у меня не было. Был еще один вопрос к Виталию Сергеевичу. Ведь Сеня-то и пьет здорово. Когда я перед отъездом в Амстердам была у него в больнице, он у меня на глазах выхлебал такое количество виски… Виталий Сергеевич пояснил, что одно другому не мешает. А в отсутствие наркотика иногда так накачиваются… Всем, что попадет под руку. Сеня-то еще благородные напитки потребляет.

Внезапно в приемной послышалась какая-то возня, Люсин визг, мужской мат. Я посмотрела на экран. Ко мне рвался Шубаков, и на этот раз с Люсей он не церемонился. Но и она не давала себя в обиду и, как могла, старалась оградить мою дверь.

– Мишаня, – сообщила я Виталию Сергеевичу. – Настроен по-боевому.

– Давай уж сразу все решим, – сказал начальник службы безопасности.

Я крикнула Люсе в микрофон, чтобы запускала, подумав, что Виталий Сергеевич прав: не надо убегать от дел и проблем, лучше уж решить все сразу.

Компания в приемной – а Шубаков прибыл в сопровождении двух молодцев – резко дернулась, Мишаня с Люсей отцепились друг от друга, Шубаков поправил костюм и прошел ко мне. Молодцы остались в приемной, Люся как ни в чем не бывало опустилась за секретарский стол и принялась поправлять прическу.

– Вернулась? – с порога спросил Шубаков. – Как тебе Гамбург?

– Во-первых, здравствуйте, – произнесла я совершенно спокойным тоном и протянула руку для поцелуя.

Шубаков секунду подумал – и облобызал ее, а потом опустился во второе кресло для посетителей. Виталий Сергеевич остался с нами.

– Как там Катенька поживает? – продолжал Шубаков.

Виталий Сергеевич посмотрел вначале на Мишаню, потом на меня, но ничего не сказал. Я только пожала плечами, не говоря ни да, ни нет. Я не могла быть уверенной, знает ли Шубаков точно, чем я занималась в Гамбурге, или пытается играть вслепую.

– Мы тут все стоим на ушах, – продолжал Мишаня. – А Сашенька по Европам разъезжает. Сеня в больничку залег, затихарился, пускает к себе только Веру Николаевну, посадил горилл под дверью, врачи на моих людей шипят, мол, больному покой нужен. Сердце у него, видите ли. Ну хоть ты вернулась, красавица.

– А откуда такой ехидный тон? – спросила я.

И тут Шубакова прорвало. Орал он долго, мы с Виталием Сергеевичем молча слушали, пытаясь в бессвязном потоке гнева уловить суть. Но человеку следовало выпустить пар – чтобы потом с ним можно было разговаривать нормально и принимать вместе какое-то конструктивное решение.

Из потока очень колоритной речи Мишани, снабженной всеми мыслимыми и немыслимыми русскими народными эпитетами, я поняла, что камчатские по заданию Юрия Леонидовича Цыганова решили обследовать дом, последним официальным хозяином которого был Денис Березов, или Береза, правая рука Шубакова, погибший в перестрелке с теми же камчатскими в доме шубаковских должников Артема и Аллы Могильных, когда я с детками, младшей сестрой и Храпом сидели в погребе под тем самым домом.

«Бандитский домище», как его именовала бабулька из поселка, на окраине которого он стоял, служил одной из шубаковских баз, а в его подвале располагалась печатная мастерская, где штамповались фальшивые деньги на купленном в Германии оборудовании. Правда, наши умельцы его немного усовершенствовали – оно ведь изначально предназначалось несколько для иных целей. Конечно, Шубаков не сказал все это открытым текстом, но я, знающая ситуацию в общем и целом, а также ряд частностей, смогла додумать остальное.

Мастерская, конечно, работала не круглосуточно: сырья пока было недостаточно, да и у Мишани имелось лишь два печатника высокой квалификации, которые были не только знатоками своего дела, но и доверенными лицами. В отсутствие рабочих в дверь мастерской закладывался хитрый механизм – только рабочие и знали, как его отключить перед тем, как войти внутрь. Механизм был предназначен для предотвращения несанкционированного вторжения – и сработал. И дом, и мастерская со всем оборудованием взлетели на воздух – вещественные доказательства оставлять не следовало. Взлетели на воздух и те, кто проявил излишнее любопытство, в частности – Димка, по которому теперь убивалась наша бухгалтерша. У меня на языке вертелся вопрос о здоровье Расторгуева, но я не решилась спросить про него у Шубакова, чтобы не вызвать новый взрыв гнева – Мишаня уже начинал остывать.

Оборудование было жалко – стоило-то оно недешево, напечатанные деньги (а там имелись и запасы готовой продукции) – тоже. Как и дом, в который были вбуханы немалые средства. Шубаков искал виновных. Одной из подходящих фигур, по мнению Мишани, конечно, была я.

– Это ты влезла куда тебя не просили! – орал он. – Это ты…

Он обвинял меня во всех смертных грехах. Я внимательно посмотрела на Шубакова и задумалась: а не под «дурью» ли он? После разговора с Виталием Сергеевичем я вообще не знала, что про кого можно предположить. Пора, пора мне научиться определять, кто колется, а кто нет – по глазам, поведению, речи, чему-то там еще. Ведь не будешь же поднимать рукав и искать следы от уколов? Да и следы эти могут быть не только на локтевом сгибе… А если человек только нюхает? Уроки, что ли, частным образом взять у какого-нибудь врача-нарколога? У знакомых Виталия Сергеевича, например. Надо будет поговорить с ним на эту тему после того, как уйдет Шубаков. Пусть меня научат. Покажут учебный фильм или что там у них есть. В клинику пригласят. Я хорошо заплачу. Ведь знание – сила. Учиться-то всю жизнь приходится, если хочешь оставаться на гребне волны. Могла ли я подумать лет пять назад, что мне понадобятся такие знания? Да ни в жизнь! Засмеялась бы, если бы мне кто сказал, что соберусь брать уроки у нарколога.