Читать книгу "Ее величество кошка - Бернард Вербер"

Это, конечно, поразительно, но нас главным образом интересуют корабли. Они гораздо крупнее речного трамвайчика, выше и красивее. Мачты некоторых соревнуются по высоте с деревьями. Светлые паруса на реях – что листва на ветвях.

Я шествую по причалу гаврского порта.

Внезапно мне в нос бьет знакомый запах.

Моча Пифагора!

Чувствую, мой товарищ по приключениям сообразил пометить окрестности в преддверии моего появления.

Я следую по его следам к синему кораблику. Над ним уже порхает попугай.

– Все тут! – радуется он.

Взбегаю по сходням на борт. Все верно, меня дожидаются уцелевшие в сражении на острове Лакруа: Пифагор, Анжело, Натали, Роман, Эсмеральда, хряк Бадинтер и даже бордер-колли, нареченный, как мне теперь известно, Наполеоном.

Первым на меня прыгает сынишка, ему не терпится облизать мне морду.

– Как ты долго, мама!

Он еще смеет меня упрекать!

– Надо скорее отсюда сматываться, мама. Не люблю корабли, – частит мой отпрыск. – И море не люблю. Как и запахи в порту.

Ничего себе начало!

– И вообще, тебе не мешало бы больше мной заниматься.

Кто бы сомневался, что это я во всем виновата.

Меня так и подмывает его отчитать, но я молчу, полагая, что это ничего не даст, особенно сейчас. Поэтому я поступаю по-другому: изображаю нежность к Анжело, пытаясь отыскать в своих генах пресловутый «материнский инстинкт».

Я награждаю его нежным лизанием, после чего ласково отодвигаю его лапой и трусь лбом об остальных своих друзей.

– Знаю, ты спросишь, сколько нас, – говорит Пифагор. – У нас теперь сто сорок четыре кошки, двенадцать человек, шестьдесят пять свиней и пятьдесят две собаки. А еще тебе следует знать, как называется этот корабль. Прошу любить и жаловать – «Последняя надежда».

Мы лижем друг друга – на случай, если подзабыли вкус.

Роман Уэллс проверяет, не потеряла ли я ЭОАЗР и не пострадала ли она.

Как я погляжу, мой ошейник занимает его несравненно больше, чем я сама.

Но наши приятные занятия прерывает крик Шампольона:

– Полундра! Крысы!

Не пора ли им оставить нас в покое?

– Убрать сходни! Отдать концы! Поднять паруса! – командует Натали.

Двенадцать человек на борту только этого, похоже, и ждали: они торопятся выполнить приказание моей служанки, которая, оказывается, хорошо знакома с тонкостями управления такого рода судами.

Сама она хватается за штурвал. Все остальные кидаются на корму – понаблюдать за надвигающимся неприятелем.

Вот и она, страшная бурая орда Тамерлана.

Я в очередной раз застываю, завороженная зрелищем этой разрушительной армии, не знающей преград. Над ней летит «воздушная поддержка» – сотни голубей. Не иначе это они выследили нас и привели сюда крысиные полчища.

Чтоб им пусто было, летучим крысам!

Голуби принимаются бомбардировать парусник своим вонючим липким пометом. Один такой снаряд падает мне на плечо, и я прячусь, чтобы поскорее привести себя в порядок. Но от этой зеленой дряни не так-то просто избавиться, я вынуждена выдрать у себя целый клок шерсти.

Шампольон разражается соколиным клекотом, но эта уловка больше не действует. Тогда он издает крик какой-то другой птицы.

Как ни странно, голубей он совершенно не пугает, зато привлекает не их, а каких-то других пернатых.

Он позвал чаек!

Появление толстых белых птиц с длинными клювами приводит голубей в смятение.

– Нашего полку прибыло! – радостно говорю я Шампольону.

Но растерянность голубей быстро проходит, и они готовы воспользоваться своим численным превосходством: наши враги дружно атакуют нескольких чаек и клюют их своими острыми клювиками.

Оказывается, в небе тоже у каждого своя территория.

Мы становимся свидетелями воздушного боя между голубями и чайками. Первые подвижнее, вторые тяжелее, одолевают то одни, то другие. Оружием в этом бою служат клювы, крылья, когти.

Вскоре выявляется преимущество морских птиц: они могут и высоко взлетать, и скользить в воздухе над самой водой, тогда как голуби ограниченны как в высоте, так и в скорости.

Чайки демонстрируют фигуры высшего пилотажа, увлекают голубей прямо в морскую пену, не боясь волн.

Наши паруса подняты и раздуты ветром, однако большая тяжелая посудина слишком медленно отваливает от берега, к тому же нам мешает разогнаться встречный ветер.

Самые отчаянные из крыс решаются на риск и кидаются в воду с намерением захватить наш корабль. Некоторые даже преодолевают вплавь расстояние, уже отделяющее нас от причала, и карабкаются вверх по обшивке…

Никогда не видела такого упрямого зверья! Тамерлан сумел воспитать из них фанатиков, не хуже двуногих, религиозных. Они не рассуждают, жизнь им не дорога, для них важно одно – угодить своему властелину.

Несколько нахлебавшихся воды крыс оказываются на палубе. Мы, кошки, при поддержке нескольких собак и свиней сражаемся с этими дерзкими тварями.

Анжело атакует самую мелкую и уставшую. Я бы предпочла, чтобы он выбрал, наоборот, самую крупную. Чтобы подать пример, я кидаюсь на крысу размером с кролика. Напрасно – сын не обращает на меня внимания, поскольку увлечен терзанием неподвижного плюгавого трупа.

Мы быстро расправляемся с крысиной командой самоубийц.

Те крысы, которые к этому времени еще барахтаются в соленой воде, слишком утомлены, чтобы попытаться залезть к нам на борт.

Я бегу на корму и встаю на задние лапы. Кажется, я вижу на пристани силуэт, белеющий на спинах покорных соплеменников.

– Я ЗДЕСЬ, ТАМЕРЛАН! – мяукаю я что есть мочи.

Вряд ли он поймет меня буквально, но общий смысл дойдет. Я завершаю фразу истошным «мяу» – именно так при других обстоятельствах я сообщаю окрестным котам, что у меня течка и что я предоставляю им честь принять надлежащие меры.

Сейчас это вопль победы.

Мне подвизгивает Анжело.

К нам присоединяются все остальные кошки.

В нашем коллективном мяуканье получает, наконец, выход все накопленное с момента бегства с Лебединого острова напряжение.

– МЯ-Я-ЯУ-У-У-У-У-У!

Наша «Последняя надежда» набирает скорость. Никакая атака нам больше не страшна: заслоном от голубей служат чайки, защитой от крыс – море. Вот он, желанный покой!

– Видела, мама, какой я силач? Можно будет потом еще поубивать?

Я отворачиваюсь от своего несмышленыша и иду к вцепившейся в рукоятки штурвала Натали. Глядя на горизонт, я задаю мучающий меня вопрос: