Читать книгу "Волгари - Николай Коняев"

Опухший от жира, неподвижно смотрел Алексей Михайлович, как плетёт на сцене коварный Амон заговор, убеждая Артаксеркса истребить евреев и вместе с ними верного советчика государя Мардохея.

И вот уже помчались во все концы царства гонцы, понесли страшную весть. И разорвал на себе одежды Мардохей и пошёл к Эсфири, которая оказалась воспитанницей его, и рассказал о великом горе.

И хотя и запрещено было под страхом смертной казни являться незваным к Артаксерксу, но, чтобы спасти свой народ, вошла Эсфирь к царю, и подкосились от страха её ноги, и без чувств упала Эсфирь перед царём. Точно так упала, как Евфимия, первая избранница Алексея Михайловича. Только не решился тогда Алексей Михайлович, подобно Артаксерксу, подойти, побоялся учителя своего Бориса Ивановича Морозова, не простёр царский скипетр, защищая свою Эсфирь... Слёзы навернулись на голубые глаза государя. Осторожно взглянул на новую жену. Вытаращившись, смотрела Наталья Кирилловна на сцену. Красивыми были глаза у неё, добрыми и глупыми. Вздохнул государь.

Наталья Кирилловна воспитанницей Артамона Матвеева была, как Эсфирь у Мардохея. Будет ли Артамон, как Мардохей, верным? Поймает ли монаха того, старца Сергия? Снова заслушался государь, как упрашивает красавица Эсфирь Артаксеркса, чтобы повесили на воротах Амана, врага её народа и врага царя. И повесил Артаксеркс Амана. И возвеличил Мардохея, отдав ему перстень для запечатывания указов. И послал Мардохей запечатанные этим перстнем указы во все концы страны, чтобы убивали евреи всех враждебных им, и детей убивали, и жён. А князьям и начальникам областей приказано было помогать евреям убивать их врагов.

Только в Сузах, столице Артаксеркса, по указу Мардохея было убито за день пятьсот человек.

И сказал растроганный Артаксеркс возлюбленной Эсфири:

— Скажи желание твоё! И оно будет удовлетворено...

И сказала Эсфирь царю:

— Пусть позволено будет иудеям, которые в Сузах, делать завтра то же, что сегодня! И десятерых сыновей Амановых пусть повесят на дереве!

И приказал Артаксеркс сделать так, и повесили сыновей Амана. А евреи на следующий день убили в Сузах ещё триста своих врагов. А по всему царству за тот день было истреблено семьдесят пять тысяч. И напал на народы великий страх перед иудеями. А иудеи же возвеселились и предались пиршеству и веселию, установив в эти весенние 14-й и 15-й дни месяца Адара весёлый еврейский праздник Пурим, потому что «пурим» на их языке означает жребий.

Шумел на сцене весёлый еврейский праздник Пурим.

Десять часов шумело в особой храмине действо, учинённое пастором Грегори Иоганном Готфридом. Великий государь, приученный выстаивать долгие церковные службы, выдержал и это, а беременная Наталья Кирилловна сомлела. И дети царя тоже устали... Ну, ничего. Надо и им маленько к образованию навыкать. Фёдора-то Симеон Полоцкий уже научил польские книжки читать, дак веселее наследник стал. Великое дело просвещение...

Не повредило и Наталье Кирилловне «Артаксерксово действо».

30 мая 1672 года зазвонили колокола по всей Руси — у Натальи Кирилловны и Алексея Михайловича родился первенец, будущий русский император Пётр Первый, человек, которого назовут в России антихристом... В год его рождения начались самосожжения раскольников...

3

Подневольный человек стрелец. Прикажет десятник идти на смерть — и пойдёт стрелец, и умрёт. Прикажет десятник убить — и убьёт. Но когда годами надобно сторожить людей, про которых сам пустозерский воевода не ведает, еретики они или святые, когда у узников каждый раз отрезанные языки заново отрастают, тяжело стрельцу строгость соблюдать...

Опять же и писания, в земляных ямах составленные, доходное дело в Москву носить. У многих пустозерских стрельцов в древках бердышей тайнички выдолблены для посылок таких. Большие деньги в Москве добрые люди за писания эти платили...

И слабел, слабел надзор...

К ночи, когда укладывались спать в дому пустозерского воеводы, выползали из земли закопанные страдальцы. Собирались в избе пустозерского казака-старовера.

Отросли языки у них. Ясно и чисто и Лазарь, и Фёдор, и Епифаний говорили. Далеко от Пустозерска, за заснеженными тундрами, за замерзшими болотами, за лесами дремучими голоса их слышно было. За монастырскими стенами, в лесных скитах на Волге, в кремлёвских теремах пустозерские речи звучали.

У Аввакума языка не вырезали. Обошёл великий государь своей милостью, но было видение Аввакуму, будто распространился язык его и стал очень велик, и зубы были велики, и руки, и ноги, потом и весь широк и пространен стал, под небеса по всей земле распространился, и Бог вместил в него небо, и землю, и всю тварь... И было видение это во время молитвы и длилось больше получаса.

Великие чудеса, укрепляя страдальцев, Господь в Пустозерске творил. А если подумать, чего дивного? Четверо и было всего избрано никонианским Собором, чтобы за православие постоять. Не велика дружина, но во времена Ноевы и стольких не набралось...

И, сходясь в пустозерской избе, зряшных разговоров не вели пустозерские отцы. О чём ещё толковать на краю земли и времени?

Только о главном! О сущности Всесвятой Троицы... О Воплощении Бога-Сына, о зачатии Христа, о сошествии Спасителя в ад... Дул ветер из тундры. Тряслась под ветром изба. Беседовали отцы.

Всё одинаково у узников пустозерских было. Ямы, в которых зарыли их, раны, страдания... Только и между ними дьявол распрю сочинил.

Дьякон Фёдор после встречи с пророком Илией в высокоумие впал. Не уразумел Фёдор, что пророк только его твёрдость в вере похвалил, возомнил Фёдор, что и несуразные мысли его Илией одобрены.

И так и этак с отеческой мягкостью и ласковостью объяснял Аввакум, что не прав Фёдор.

— Федка, а Федка... — говаривал он. — Блядин ты сын и собака косая! Рекох тебе и паки реку: веруй и исповедуй по Писанию, как святые книги научают, а не по своему обольщённому смыслу! Какую ты суматоху, гордоуст и дурак, толкуешь, глаголя, что и Бог, якоже душа трисоставна — ум, слово, дух — имать един образ, Сын и Дух Святый во Отце соединенно и совокупно, а не слитно и нераздельно всяко. Алгмей ты, Федка, и собака!

Но никакие ласковые слова отеческого увещевания не пособляли. До того дошло, что клевету на Святую Троицу Федька по всему свету распускать стал.

— Федка, Федка! — укорял его Аввакум. — Бывал у меня в Сибири бешеный, Фёдором же звали — тезоименит тебе, а другой — на Лопатищах, Василием звали... На чепи сидя, усрался и говно то, у хватя, в рот пихает себе, а сам говорит: царь, царь, царёнки, царёнки. И едино лице и два лица знаменит; понеже дьяволи так учат. Дак я его маслом святым помажу, а потом шелеп возьму. Твори, говорю, молитву Иисусову, бешеный страдник. Дак бывало Христовой милостью и исправится недели за две-три... а с тобой, Федка, уже десять лет мучаюся и не могу от тебя бесов тех отгнать. За мои некоторые грехи суровы велиары в тебя вошли! Видно, легче беса от бешеного изгнать, нежели от еретика! Фёдор, ведь ты дурак! Как тово не смыслишь?!