Читать книгу "Ваниль и шоколад - Звева Казати Модиньяни"

И вот теперь Мортимер стоял, склонившись над ней, поглаживал ее по животу своими волшебными пальцами, действительно приносившими ей облегчение, и говорил с ней тихо и ласково.

– Мне кажется, малыш в прекрасном положении. Сердечко отчетливо прослушивается. Схватки учащаются. Пепе, я думаю, время пришло. Твой сын готов появиться на свет, – торжественно объявил он.

В родильной палате помимо акушерки уже ждали две медсестры и врач – неонатолог. Мортимер ввел ей местную анестезию, а затем сделал небольшой надрез влагалища, чтобы младенец мог выйти, не повредив матери.

– Тужься, Пепе. Толкай его. Толкай сильнее, – уговаривал он. – Вот так, молодчина. Головка показалась! Еще немного, любовь моя.

Это «любовь моя» вырвалось у него нечаянно, и сам он ничего не заметил. Зато акушерка услыхала эти нежные слова и бросила на врача удивленный взгляд. Она работала с ним годами и знала о его привычке ласково уговаривать и успокаивать рожениц. Но до сих пор ни одну из них он ни разу не называл своей любовью. Акушерка взяла целиком вышедшую наружу головку ребенка. Мортимер энергично нажал обеими руками на живот Пенелопы, чтобы помочь ей вытолкнуть малыша. Обливаясь потом, измученная схватками, Пенелопа тем не менее старалась изо всех сил.

Мортимер подхватил ребенка на руки, когда вместе с последней судорогой он выскользнул из материнской утробы, и передал акушерке, чтобы она обтерла его.

– Нет необходимости помещать его в инкубатор, – объявил педиатр после краткого осмотра и, обращаясь к Пенелопе, добавил: – Поздравляю вас, синьора. У вас чудесный мальчик.

После выхода плаценты Мортимер зашил ранее сделанный надрез. Затем Пенелопу переложили на каталку.

– Мне холодно, – пожаловалась она, вернувшись в палату.

Так у нее всегда бывало после родов: начинался сотрясающий все тело озноб, потом приходил покой, а вместе с ним и слезы. Она плакала, когда Мортимер вошел в комнату. Он уже снял халат. На нем был тот же костюм, что и два года назад, в то памятное воскресенье, когда он впервые повез ее в Бергамо.

– Я хочу сказать, что ты держалась молодцом, – начал он, взяв руку Пенелопы и легко касаясь ее губами.

– У меня уже есть некоторый опыт. К четвертому разу буду просто безупречной, – пошутила она.

– Не надо храбриться. Можешь поплакать всласть, если хочешь. Чтобы выйти из депрессии, понадобится несколько дней.

– Знаю, но все равно чувствую себя паршиво. Опять, как и прежде, ты появился именно в тот момент, когда был мне особенно нужен, – сквозь слезы прошептала Пенелопа.

– Похоже, несмотря на все наши старания, нам не удается держаться подальше друг от друга. Судьба все время сводит нас вместе, – с грустной улыбкой заметил Мортимер.

В палату вошла медсестра, нагруженная марлевыми салфетками и антисептиками, чтобы продезинфицировать грудь.

– Сейчас мы принесем вам ребенка. Вы ведь уже знаете, как его кормить?

Пенелопа кивнула. Они снова остались одни, и Мортимер отступил назад.

– Выбери имя для малыша, – предложила она. – У тебя есть на это право.

Он отрицательно покачал головой.

– Не проси меня о том, чего я не могу дать.

– Ты еще зайдешь меня навестить?

– Я тебе больше не нужен, Пепе.

Когда ей принесли сына, Пенелопа приложила его к груди. Маленькие губки чмокнули и принялись жадно высасывать молоко. Она улыбнулась сквозь слезы.

– Я назову тебя Лукой, как евангелиста. Он был врачом и художником. Вот вырастешь и станешь художником. Или врачом. Хорошим врачом, как Мортимер.

ОНА ПРОДОЛЖАЛА ПОГЛАЖИВАТЬ КОШКУ…

1

Она продолжала поглаживать кошку, смотревшую на нее с благодарностью. Родились четыре котенка черно-белого окраса, того же, что у матери. Мокрые, голодные, они были еще слепы, но инстинкт толкнул их прямо к материнским соскам, а она облизала их маленьким шершавым язычком.

– Ты хорошая мать, – похвалила ее Пенелопа. – Дай время, я еще придумаю тебе подходящее имя.

Поставив рядом с корзиной миску, полную воды, она позвала профессора, возившегося у себя в саду.

– Кошка родила четырех котят, – объявила Пенелопа. – Я оставила тут несколько банок корма. Вы не могли бы время от времени сюда заглядывать?

Профессор подошел поближе к изгороди, разделявшей два сада.

– Что ты говоришь, дорогая?

– Я уезжаю.

– Возвращаешься в Милан?

– Нет. Я собираюсь проверить, удастся ли мне наконец перелезть через этот пресловутый забор, – призналась Пенелопа.

– Мудрое решение, девочка моя.

– Возможно, я вернусь к вечеру. Но если задержусь до завтра, кто позаботится о моей кошке? Корм стоит на веранде. Вы присмотрите за ней, профессор?

– Можешь на меня рассчитывать, – пообещал старик.

Пенелопа села в машину. Она не сомневалась, что вернется к вечеру, но ей не хотелось, чтобы профессор Бриганти волновался и считал часы, поэтому она нарочно предупредила, что может задержаться.

И опять она пустилась в путь. К счастью, на душе у нее было легче, чем в тот раз, когда она покидала свою семью. Одинокое пребывание в Чезенатико помогло Пенелопе принять решение, которое позволит и Мортимеру, и ей самой окончательно разорвать свои судьбы. Она ощущала в душе спокойствие и легкий холодок отчуждения, порожденного глубокой убежденностью в своей правоте. То, что их связывало, оказалось мечтой, прекрасным сном. Это чудесное воспоминание она сохранит на всю жизнь.

Пока колеса отмеряли километр за километром, Пенелопа вспоминала прекрасный старинный дом, прохладные залы бельэтажа, расписанные фресками, комнату Мортимера, где она провела столько счастливых часов, барочный фонтан во дворе. Перед поворотом на Бергамо она остановилась у бензоколонки, чтобы заправить машину. Приближалась гроза. Не успела Пенелопа отъехать от заправки, как по стеклу ударили первые крупные капли. Похоже, дождь устраивает ей засаду всякий раз, когда она пускается в путь, усмехнулась Пенелопа. Но по мере приближения к Бергамо гроза стала удаляться к западу. Пенелопа обогнула район новостроек и начала подъем к старому городу. Проехав под старинными городскими воротами, увенчанными каменным венецианским львом, она оставила автомобиль на платной стоянке неподалеку от палаццо Теодоли.

Узенькая, вьющаяся, как змейка, улочка привела ее к воротам, но, прежде чем войти, Пенелопа решила собраться с духом. Вот сейчас она закончит очень важную главу своей жизни, поставит последнюю точку. Она уже знала, что скажет Мортимеру при встрече: «Обзаведись семьей. Женись и не думай больше обо мне».

Она глубоко вздохнула и решительным шагом вошла в ворота. Мортимер сидел на парапете фонтана посреди двора. Над ним, потрясая трезубцем и отбрасывая длинную тень, возвышался величественный Нептун. Весь остальной двор был залит солнцем, миртовая живая изгородь сверкала еще молодой, не потемневшей, умытой недавним дождем листвой.