Читать книгу "Цветочный крест [= Роман-катавасия ] - Елена Колядина"

— Капище! — в ужасе прошептал отец Логгин и, чуть было, не развернулся бежать прочь.

Но спохватился, взял себя в руки и, выдвинув вперед нагрудный крест, пошел к языческому жертвеннику, который сразу узнал по многочисленным иллюстрациям из книг, путешествовавших в Африкию и на Сивер, монахов.

Сперва батюшка предположил, что капище с идолами — древнее, архаическое. Но уголья в кострище оказались свежими, оне лежали на толстой подушке золы, которую, несомненно, смыло бы водами, будь сие место из глубин веков.

Мысль, что буквально в двух шагах от православного города и многочисленных людных деревень, чуть ли не в его приходе, справляют свои обряды поганые иноверцы, а то и поклонники сатанинской веры, потрясла отца.

— Что, как пьют оне кровь младенцев, вводят козла пред алтарь и читают святое Евангелие наоборот, совершая свои шабаши? — предположил отец Логгин. — И натворили крест из травы, глумясь над истинной верой?

Подойдя еще ближе, батюшка обнаружил прямо под боком скалы, возможно, когда-то высеченный из ее части, невысокий каменный столб, оказавшийся при ближайшем рассмотрении елдой. В сем не было никаких сомнений, ибо вырезана елда была хоть и грубо, но весьма натуралистично. Лысая вершина елды была отполирована, очевидно, страждущими бабами, тершимися об нея.

— Тьфу! Мерзость! — сплюнул отец Логгин в сторону столба.

К чести батюшки, он не испытывал суеверного ужаса при виде елды, черепов и шкур, ибо знал всю научную ошибочность верования в каменных и деревянных кумиров. Отче даже смело решил повалить каменный фаллос. Пригнувшись, он обхватил елду руками, с омерзением обнаружив, что отполированная вершина оказалась рядом с его щекой, подумал: «Вот, черт лысый» и попытался выворотить кумира. Но, тот стоял, как вкопанный. Впрочем, так оно и было — свалить столб было невозможно, ибо он изрядно врос в землю за тысячу лет своего стояния.

Отказавшись от мысли победоносно обрушить идола, отец Логгин колом поддел один из черепов и быстро пошел прочь с поляны, дважды оглянувшись. Добежав до креста, он бросил кол и череп на землю и пошел продолжать следствие. Нет, он не уйдет из сего черного леса, пока не дознает все доподлинно! Теперь батюшка обежал кромку леса с другой стороны креста и так же обнаружил тропу.

Лес, через который он шел тропою, был зело древним. Дерева были неохватными, поваленные бурями ели плотно заросли изумрудным мхом и лежали стенами, за каковыми можно было укрыться, как за крепостными. Наклонившиеся и готовые упасть дерева, повиснув на спутавшихся с соседними ветвях, образовывали лесные хижины, а под их вывороченными корнями можно было спокойно встать во весь рост человеку. Несомненно, были здесь и берлоги, ибо то и дело белелись кости, как уповал отец Логиин, от поеденных медведями мелких зверей. А что тьма была в сем лесу филинов! И, то и дело раздавались жуткие вопли.

— Се птицы кричат, — шептал себе батюшка.

И с колотящимся сердцем останавливался, резко оборачиваясь, поелику то и дело слышал он треск валежника, шум, то вершинный, а то низом чуялся мягкий, с похрустыванием, вздох, каковой бывает, когда ступаешь на мох, и завивались без причины и ветра травы, и веяло вдруг сырым сквозняком или терпкой влажной воней. Но, когда отец Логгин оборачивался, готовый встретиться с самым ужасным образом, то наступала тишина, вздох и треск прекращался, а травы замирали. По всему чуял батюшка, что близок он от гнезда дьявольского. Поэтому, когда тропа вывернула на поляну, отец Логгин сделал с нея шаг в сторону и встал тихо под сосной, возле которой топорщились кусты.

Не было на поляне никакого движения, но что-то в ней было загадочное. Холмы, словно обветшавшие и выветренные временем, но зеленые от трав древние курганы. Кол и чурбак с явными следами того, что касался их человек, а не ветром выломало полено с древком. Тропа, как будто хоженая. Рогожина, закинутая на сук сосны. Неожиданно отец Логгин увидел, что из одного холма поднимается сизая струйка дыма. И вдруг прямо из-под земли появилась, как будто вырастая из нее толчками, крошечная старуха. Другой бы какой, менее отважный муж, принял ея за ведьму, но отец Логин не терял хладнокровия, а потому сразу понял, что это не ведьма, ибо нос у нея был не крючком, а картошкой, и зубы не торчали веером, и бородавок не было, и космы не были зеленоватыми, и рожа не синяя, плесневелая. Зато были у старухи четыре белоснежные седые косы, чудного покроя кафтан из рыжей выношенной лосиной шкуры и юбка, плетенная из крапивных стеблей. Старуха прищурилась, как показалось батюшке — вглядываясь в него, отца Логгина, а когда отец Логгин прошептал «чур, меня!», развернулась задом и вновь спустилась под землю.

— Неужели, чудь подземельная?! — внезапно осенился батюшка. — Неужели правду пустословили люди?

Все три года паствования отец Логгин усердно и настойчиво выкорчевывал из горожан басни о чуди шахтной, что обитает где-то под землей. Не единожды в год слыхал он очередную страшную побасенку, как де, мол, пошли рыбаки (солевары, пастухи) на Дедов остров (в Лешаков лес, в Говняное урочище), и вдруг выехал из скалы (показался из-под камня) белый, как туман, старик на коне али пешим. Постоял, молча, и так же исчез. Вариаций сих лживых россказней было множество. И отец Логгин неустанно пресекал их, посвящая опровержению пустословия целые проповеди. И вот, оказалось, что чудь, действительно, живет рядом, под землей, поклоняется идолам, жертвует на капище и даже изглумилась над крестом!

Памятуя, что против чуди есть заклятье, отче побормотал, припоминая его, и, вспомнив таки, хоть и с оговорками, а местами импровизируя, произнес тихонько:

— Во имя отца и сына, и святого духа, чудь некрещеная, схоронись в камень, размечись понизью не от меня, грешного, но от креста Христова. Не я крещу — Господь крестит, не я гоню — Господь гонит. Аминь!

Насколько помнил отец Логгин, сие заклинание следовало произнести дюжину раз, встав лицом на Сивер. Но от волненья батюшка не смог сориентироваться по сторонам света. И сказав сие дважды, ретировался.

Осторожно пробравшись под соснами и елями, хоронясь за кустами, батюшка по дуге обогнул поляну и помчался прочь. Покружив немного, он, тем не менее, не заплутал, а вышел на другую поляну, больше прежней, которая сразу навела его на подозрение, что и это — обиталище чудей. Такие же были холмы под соснами, и возле одного лежала выдолбленная колода, навроде корыта, наполненная водой.

Стояла тишина. Светило солнце. Его тепло и свет вдохнули в батюшку отваги. И он решил подойти поближе к одному их холмиков. Каково же было его удивление, когда он узрел, что вниз ведет короткая тропка, а в стене кургана есть оконце, закрытое плетеной ставней, и дверка из связанных меж собой кольев. Произнося молитву, отче осторожно спустился вниз, отнял кол, каковым была подперта дверца, и отворил ее. Вниз вели две или три ступени, сделанные из пней разной высоты. Когда глаза привыкли к потемкам, отче увидел у противоположной стены землянки очаг с дырой над ним, слева — лежанку из земли, покрытую сеном и устланную рядном. Касаясь головой потолка, с которого пробивались корни, отец Логгин шагнул еще. В нише, выдолбленной в стене, вернее, в земле, стояли туески, лежали пучки трав. И вдруг отец Логгин увидал знакомую резную деревянную люльку. «Феодосья?!» — поразила его мысль.