Читать книгу "Дживс и Вустер - Пэлем Грэнвилл Вудхауз"

удовольствием подтверждаю вашу гипотезу, миссис Траверс, что кто-то здесь лжет. Но вы заявили, что лжет мой дворецкий, и тут я вынужден не согласиться с вами. Мистер Вустер чрезвычайно умен… на редкость изобретателен…

– Благодарю вас.

– …но, боюсь, я не могу разделить вашу уверенность, что он вне подозрений. Напротив, буду с вами откровенен: именно его я и подозреваю.

Пенсне посмотрело на меня холодно и с угрозой. В жизни не встречал человека, который нравился бы мне так мало.

– Вы, вероятно, помните, мистер Вустер, что в ходе нашей беседы в библиотеке я поставил вас в известность, с какой серьезностью подхожу к совершенному преступлению. Я также довел до вашего сведения, что считаю неприемлемым ваше предположение, будто на злоумышленника довольно наложить штраф в размере пяти фунтов, каковым отделались вы, когда предстали передо мной на Бошер-стрит по обвинению в аналогичном проступке. Я сообщил вам, что, когда хулиган, нанесший столь тяжкое оскорбление действием полицейскому Оутсу, будет арестован, его ожидает заключение в тюрьму. И я не вижу оснований пересматривать свое решение.

Заявление вызвало смешанную реакцию у прессы. Юстас Оутс, несомненно, его поддержал. Он на миг оторвал взгляд от каски и в знак одобрения улыбнулся; если бы не въевшаяся в плоть и кровь привычка к дисциплине, он бы наверняка крикнул: «Правильно! Правильно!» Мы же с тетей Далией, напротив, не одобрили выступавшего.

– Полно, сэр Уоткин, перестаньте, ну что вы, в самом деле, – кинулась увещевать его тетя Далия, всегда грудью встающая на защиту интересов клана. – Вы не можете так поступить.

– Могу, мадам, и непременно поступлю. – Он протянул руку в сторону Юстаса Оутса: – Полицейский!

Он не добавил: «Арестуйте этого человека» или «Выполняйте ваш долг!», но бравый служака и без того понял. Он истово заковылял ко мне. Я не удивился бы, положи он мне руку на плечо или достань наручники и защелкни на моих запястьях, однако ничего подобного не произошло. Он просто встал рядом со мной, будто мы собирались исполнить танцевальный дуэт, и остался стоять, раздуваясь от важности.

Тетя Далия продолжала улещивать и урезонивать папашу Бассета:

– На что это похоже? Вы приглашаете человека к себе в гости и, едва он переступает порог вашего дома, препровождаете его в кутузку. Если таково глостерширское гостеприимство, тогда помоги Бог Глостерширу.

– Мистер Вустер явился не по моему приглашению, его пригласила моя дочь.

– Не вижу разницы. С вас это не снимает ответственности. Он ваш гость. Он ел ваш хлеб и соль. И уж раз речь зашла о соли, позвольте сказать вам, что суп сегодня вечером был пересолен.

– Вы так считаете? – спросил я. – На мой вкус, в самый раз.

– Нет. Пересолен.

– Приношу извинения за промах моей поварихи, – включился в обсуждение папаша Бассет. – Возможно, скоро у меня будет другой повар. А пока вернемся к предмету, который мы обсуждали. Мистер Вустер арестован, и завтра я предприму необходимые шаги, чтобы…

– А что с ним будет сейчас?

– У нас в деревне есть небольшой, но отлично оборудованный полицейский участок, им ведает полицейский Оутс. Без сомнения, Оутс сможет устроить там мистера Вустера.

– Неужели вы собираетесь волочь беднягу в полицейский участок среди ночи? Пусть он хоть выспится в приличной постели.

– Ну что ж, не вижу препятствий. Зачем проявлять ненужную жестокость. Мистер Вустер, вы можете остаться в этой комнате до завтра.

– Благодарю вас.

– Я запру дверь…

– Пожалуйста.

– И возьму с собой ключ.

– Сделайте одолжение.

– А полицейский Оутс остаток ночи будет стоять под окном на посту.

– Как вы сказали, сэр?

– Мистер Вустер славится своим пристрастием кидать из окна все, что попадется под руку, так я принял меры предосторожности. Оутс, советую вам занять ваш пост немедля.

– Слушаю, сэр.

В голосе служаки я уловил покорную тоску, было ясно, что от самодовольного злорадства, с которым он наблюдал только что разыгравшуюся сцену, не осталось и следа. Видно, он разделял мнение тети Далии касательно восьми часов сна. Уныло отдал честь и с угнетенным видом поплелся выполнять приказание. Ему вернули каску, но, судя по его виду, он задавал себе вопрос, каской ли единой жив человек.

– А теперь, миссис Траверс, мне бы хотелось побеседовать с вами наедине, если вы не против.

Они отчалили, и я остался один.

Не стыжусь признаться, что, когда ключ повернулся в замке, меня будто ножом полоснули. С одной стороны, было приятно сознавать, что хоть несколько минут ко мне в спальню никто не ворвется, с другой – никуда не денешься от мысли, что я в заточении и что пребывать мне в оном долго.

Конечно, Бертраму Вустеру все это было не внове, я и сейчас слышу, с каким лязгом захлопнулась за мною дверь камеры на Бошер-стрит. Но тогда меня поддерживала уверенность, что в крайнем случае меня ожидает выговор, ну на худой конец – позднее это подтвердилось – урон моему бумажнику.

Тогда мне не грозило, проснувшись завтра, отправиться на тридцать дней за решетку, где мне вряд ли будут подавать по утрам любимую чашку чаю.

Не помогало и сознание того, что я невиновен. Стиффи Бинг сравнила меня с Сидни Картоном, но это слабо утешало. Я с этим субъектом не знаком, слышал только, что он вроде бы подставил себя ради девушки, и потому в моих глазах он побил все рекорды по дурости. Сидни Картон и Бертрам Вустер, вы друг друга стоите, вам обоим принадлежит пальма первенства.

Я подошел к окну, выглянул. Вспомнив, какое отвращение выразилось на физиономии стража закона, когда ему приказали стоять на посту всю ночь, я подумал со слабой надеждой: может быть, он плюнет на свои обязанности, едва начальство уберется, и домой, дрыхнуть. Но Оутс был на месте, вышагивал взад-вперед по газону, воплощенная бдительность. И только я подошел к умывальнику, взял кусок мыла, чтобы запустить в него –