Читать книгу "Свадебный отбор. Замуж за врага - Ева Никольская"

– Мариэлла? – Папа удивленно моргнул, будто выпадая из транса. С кисточкой в руках и следом от синей краски на лице он был таким забавным, милым… и таким родным. – Уже конец месяца? Я что-то совсем потерялся во времени, – рассеянно улыбнулся он, не обращая внимания ни на охотника, стоявшего рядом, ни на охранника в серой тюремной форме с бейджиком и нашивками, характерными для служащих тюрьмы Эвергрейс.

– Пап, я так соскучилась, – подойдя к отцу, обняла его, рискуя испачкаться в масляной краске, которая была не только на щеке, но и на его одежде. – Вижу, ты весь в творчестве, – оглянулась, отмечая прибавление среди полотен.

– Как всегда, Мари, как всегда, – покивал он, все так же улыбаясь. Немного растерянно, будто его насильно вырвали из привычного мира и он никак не мог сориентироваться. Впрочем, так и было. – Хочешь посмотреть портрет мамы? – спросил он, оживая. Когда речь заходила о живописи, папа менялся.

Его карие глаза начинали блестеть, плечи расправлялись, а на губах появлялась довольная улыбка. Отец заслуженно гордился своими шедеврами, не отдавая отчет тому, что в раскрутке его имени большую роль сыграли убийства, в которых он признался, и начальник тюрьмы, взявший над ним шефство. Хотя талант у папы действительно был. Еще какой!

– Очередной? – притворно удивилась я, привычная к таким новостям. Хотя бы одна картина из двадцати всегда была посвящена маме. А то и две-три. Он меня так часто не рисовал, а ее – постоянно. Тосковал по ней или испытывал чувство вины – не знаю.

– Этот особенный, – загадочно улыбнулся мастер, подводя меня к стене, вдоль которой стояли холсты. – Один из особенных, – исправился он. – Кто тот парень, что приехал с тобой? Муж? – как бы между делом полюбопытствовал отец.

А я уж думала, он совсем в своем иллюзорном мире потерялся и ничего вокруг себя не видит. Ошиблась – очень даже видит, раз сразу понял, кем мне приходится Вельский. Впрочем, с брачными метками, пылающими серебром, другие выводы сделать было сложно. Да и доступ к мирлингу у отца имелся, а там… много всего интересного о его дочери в последнее время писали и говорили. В том числе и о нашей с охотником свадьбе.

– Да, пап, это Ян – мой супруг, – сказала я, поглядывая то на мужа, то на отца. Оба выглядели абсолютно невозмутимыми, и только охранник настороженно зыркал на нас, будто мы тут секретную операцию разрабатывали, а не тесть с зятем знакомились. – Он профессиональный охотник за головами, а еще ведьмак с даром сирены. И ему официально разрешили допросить тебя с применением ментальных способностей, – решила не ходить вокруг да около я.

– Я бы предпочел просто поговорить, – сказал Вельский.

– Папа, сделай это, пожалуйста, для меня. Знаю, ты не хочешь ничего слышать о прошлом, но… меня уже трижды пытались убить. Возможно, причина кроется в гибели наших соседей, и только ты можешь пролить на все это свет.

– Как? – Отец стоял с картиной в руках, которую так и не показал мне. Задумчивый, но не сердитый. Уже хорошо!

– При содействии Яна ты, возможно, вспомнишь какие-то важные детали, которые выпали из памяти из-за эмоционального потрясения, и…

– Я согласен. Приступайте, молодой человек, – прервал поток моих убеждений он.

Вручив мне полотно, отец направился к Северьяну, а я уставилась на лицо мамы в обрамлении белоснежных лилий. Она лежала в воде, наверняка в нашем пруду. И по груди ее, часть которой тоже была изображена на картине, извиваясь, ползла змея. Кроваво-алые губы, зеленые прозрачные глаза, полные печали… Мама-мамочка, как же мне тебя не хватает! В груди защемило, глаза защипало, а из горла вырвался то ли всхлип, то ли вздох.

Адово пламя! Не время для тоски! Что там папа сказал? Этот портрет особенный. Но что в нем такого важного? Змея, ползущая к шее, или цветы, похожие на траурный венок? Какой особый смысл творец вложил в свое детище, что хотел донести до меня, какую подсказку дать?

– Слушайте меня внимательно и смотрите в глаза… – начал Северьян. Тихий уверенный голос обволакивал.

Даже я невольно отвлеклась от полотна, сосредоточившись на их беседе, чего уж говорить о художнике с неуравновешенной психикой и не самым сильным характером. Хотя как сказать – ведь столько лет папа покрывал кого-то, если версия охотника верна. А для этого надо иметь железную волю. Охранник тоже слушал. И разве что не записывал. А потом начался диалог, каждый вопрос которого, как и каждый ответ, возвращали меня назад, в тот злополучный день, когда убили чету Ландау.

– Руки в крови, руки… – после получасовой беседы бормотал папа, глядя на свои дрожащие ладони, испачканные масляной краской вовсе не алого цвета. – Кровь… я помню, как смывал кровь. Много крови.

– Вы застрелили их, а не зарезали, – сказал Северьян, предостерегающе взглянув на меня, когда я дернулась успокоить отца. – Откуда же столько крови?

– Я ей пытался помочь. Она… еще дышала.

Я замерла, не веря собственным ушам. Дышала? Юлиса? Но почему он никогда об этом не говорил? Пытался забыть тот кошмар или скрывал какую-то тайну?

– Она просила позаботиться о дочери, – отвечая на очередной вопрос, признался папа.

– Кто она? – не выдержала я. – Юлиса? Или, может, мама? Кто?

Муж подарил мне укоризненный взгляд, и я поспешно прикусила язычок, отворачиваясь к картинам, которые начала рассматривать одну за другой, делая вид, что сильно увлечена.

– Кто просил вас об этом, Илья Витальевич? – повторил мой вопрос охотник.

– О чем? – Отец выглядел растерянным. – Любишь мою девочку? – спросил он, меняя тему. А я замерла, боясь дышать. Да, Северьян говорил мне о своих чувствах этой ночью, но вдруг это все было в пылу страсти, а сейчас он протрезвел, опомнился и…

– Люблю, – без каких-либо колебаний ответил муж. – И вы, уверен, тоже ее любите. Поэтому давайте продолжим. Это необходимо для безопасности Маруси… то есть Мариэллы.

Я не сдержала улыбки, услышав его оговорку, а папа не придал ей значения. Они говорили еще минут десять, потом нас нагло выпроводили за дверь, сообщив, что время свидания истекло. Даже попрощаться мне с отцом толком не дали. Короткие объятия, поцелуй в щеку и обещание встретиться через месяц – вот и все, что я успела сделать перед уходом. Еще картину щелкнула на телефон, чтобы добавить фото в папку «Особенные». Кто просил отца заботиться о дочери, так и осталось загадкой. Он будто забыл этот момент, скрыл в темных недрах памяти, и никакое сиреновское внушение не смогло его снова вытащить на поверхность.

Зато мы выяснили, что Арина действительно его любовница. Она стала ею уже после того, как отца посадили. Но и раньше они с ним встречались, хотя и не делили постель. Как ни грустно это признавать, но их платонические отношения тоже давали крестной мотив для устранения соперницы – сердечные дела порой толкают на ужасные поступки даже очень умных и расчетливых людей. Мусоля эту версию, я могла бы заподозрить Барцеву и в убийстве мамы, если бы не сидела рядом с ней в кабине ската и не слышала того последнего «прости».