Читать книгу "Дао физики. Исследование параллелей между современной физикой и восточной философией - Фритьоф Капра"

Если этот новый подход современной науки сравнить со взглядами мистиков, то здесь мы увидим одно из важнейших различий между ними и учеными. Приблизительное мистиков обычно не интересует. Их цель — знание абсолютное, понимание бытия во всей его полноте. Хорошо осознавая фундаментальную взаимосвязанность всех аспектов Вселенной, они понимают, что объяснить нечто означает показать, как оно связано со всем остальным. Поскольку это невозможно, мистики часто настаивают, что ни одно отдельное явление невозможно объяснить полностью. Поэтому в целом они стремятся не к объяснению, а к прямому, не включающему сознание восприятию единства всего сущего.

Шестой признак скорее выражен не в оценке новой парадигмы, а в призыве. Я уверен, что в условиях угрозы ядерной войны и разрушения нашей естественной среды обитания выживание цивилизации возможно, только если ей удастся радикально изменить методы и систему ценностей, которые лежат в основе современной науки и технологий. В качестве последнего признака, который должен характеризовать новую парадигму, я декларирую переход от доминирования и контроля над природой (включая человека) к философии сотрудничества и ненасилия.

В основе науки и технологий лежит вера в то, что доминировать в них будут мужчины. Я использую слово «мужчина» специально. Этим я хочу подчеркнуть глубокую связь между механистическим мировоззрением в науке с системой ценностей патриархата; ведь стремление контролировать всё и вся — чисто мужская черта. В истории западной науки и философии эта связь наиболее ярко воплощена в личности Фрэнсиса Бэкона[297], который в XVII в. защищал эмпирические подходы в науке страстно и агрессивно. Природу пора «затравить», писал он, «поставить на службу». Природу также необходимо «сделать рабыней», «бросить в темницу» и «под пытками выведать у нее все тайны». Это представление природы в виде женщины, из которой «выбивают» ее секреты с помощью механических орудий, напоминают «охоту на ведьм», распространившуюся в том же XVII в. Бэкон знал, о чем говорил, поскольку был генеральным прокурором при короле Якове I. В его лице мы видим важную и пугающую связь между механистическими подходами в науке и ценностями патриархата, которая оказала огромное влияние на последующее развитие науки и техники.

До XVII в. цель науки состояла в постижении мудрости, осознании естественного порядка вещей и обеспечении жизни человека в гармонии с этим порядком. В веке семнадцатом такой подход к изучению природы (его можно назвать экологическим) сменился на противоположный. После Бэкона целью науки стало достижение знания, которое можно использовать для господства и контроля над природой. Это продолжается и по сей день: наша наука и технический прогресс направлены преимущественно на достижение опасных и пагубных целей, не имеющих ничего общего с защитой Земли.

Нынешние изменения в мировоззрении требуют коренных перемен и в системе ценностей. По сути, речь о полной переориентации наших душевных устремлений: от намерения доминировать и удерживать контроль над природой до подходов, характеризующихся соображениями сотрудничества и ненасилия. Такие новые подходы подлинно экологичны и, что неудивительно, присущи духовным традициям. Прекрасно сказали об этом когда-то древние китайские мудрецы: «Кто следует естественному порядку, тот следует потоку Дао».

Критика в адрес «Дао физики»

Теперь хочу перейти к критике, которую встретила моя книга за минувшие годы. Меня часто спрашивают, как приняли основные идеи мои коллеги-физики. Как и можно было ожидать, сначала большинство из них отнеслись к книге с подозрением. Многих она испугала. Кого-то даже разгневала. Они высказывались в обидных, а иногда и откровенно злобных выражениях и в статьях, и в частных беседах. Так они выдавали собственную неуверенность.

«Дао физики» может восприниматься как угроза, поскольку широко распространены стереотипы непонимания природы мистицизма. В научном сообществе он обычно воспринимается как нечто расплывчатое, туманное, смутное и крайне ненаучное. Увидеть, как твою любимую теорию сравнивают с чем-то неясным, двусмысленным и даже подозрительным, естественно, страшно.

Этот ошибочный взгляд на мистицизм достоин сожаления. Если вы прочтете любой классический текст, связанный с мистическими учениями, то увидите, что глубокие переживания никогда не описываются как смутные и размытые. Они всегда ясны. Типичными выражениями для передачи мистического опыта становятся фразы вроде «и спала с глаз пелена неведения», «исчезли заблуждения», «прояснилось зеркало ума», «чувствуется ясный свет», «ощущается ни с чем не сравнимая полнота пробуждения». Мистическое восприятие выходит за рамки рационального мышления, поэтому ясность в его передаче имеет необычную природу. Но в самом мистическом опыте нет ничего расплывчатого. Термин «просвещение», которым была названа эра новых картезианских подходов в науке в XVII в., в европейских языках означает и «просветление», которое является одним из древнейших и самых употребительных терминов для описания мистического опыта.

К счастью, ошибочное понимание мистицизма как чего-то неясного и туманного уходит в небытие. Восточная философия вызывает интерес у всё большего числа людей, а медитация перестает быть предметом насмешек или подозрений, и научное сообщество тоже более серьезно смотрит на восточный мистицизм.

Теперь обобщу самые распространенные критические замечания в адрес «Дао физики», с которыми мне приходилось встречаться на протяжении последних 15 лет. Но прежде всего я с удовлетворением констатирую, что ни один из моих коллег-ученых не нашел ни одной ошибки в моем изложении представлений и концепций современной физики. Некоторые были не согласны с акцентами в оценках текущих событий в науке, но фактических ошибок, насколько мне известно, не отмечал никто. Так что с этой стороны книга проявила себя хорошо.

Есть два серьезных замечания в адрес моей концепции, которые я слышу чаще, чем другие. Первое основано на том, что завтрашние открытия могут сделать несостоятельными сегодняшние факты. Как же можно, спрашивают критики, сравнивать нечто столь преходящее, как современные физические модели, с мистическим опытом, который считается вневременным и вечным? Не означает ли это, что истины мистицизма тоже могут либо устоять, либо пасть с появлением новых теорий физики?

Аргумент звучит серьезно, но основан на непонимании природы научного исследования. Критики правы в том, что в науке нет абсолютной истины. Всё, что говорят нам ученые, излагается в ограниченных и приблизительных описаниях, и именно они улучшаются в новых достижениях науки. Но при этом наше знание не изменяется произвольно. Каждая новая теория вполне четко соотносится с предыдущей, хотя в ходе научной революции это может долго оставаться неочевидным. Новая теория не делает предыдущую несостоятельной, она только снижает приблизительность знания. Например, квантовая механика не показала, что механика Ньютона ошибочна. Она показала лишь, что ньютоновская физика ограничена.