Читать книгу "Викинги. Потомки Одина и Тора - Гвинет Джонс"

Рис. 53. Датский резчик по камню

Для резьбы по камню и вырезания рун в довикингские времена и эпоху викингов использовался не резец, а заостренный молоток, вроде того, что изображен на этом автопортрете. Гьёльская церковь, Ютландия

Третий камень – из Клинте Хуннинге – существенно отличается от первых двух. В верхнем полукруге – два сражающихся воина с мечами и щитами (больше всего это похоже на судебный поединок) и всадник со щитом и копьем в сопровождении собаки. В средней части помещается довольно грубое изображение корабля под парусами среди обычных символических волн. Нос и корма, как и у корабля с ардреского камня, украшена завитками. Сразу под кораблем – Локи со змеями и верной Сигюн. Но наибольший интерес представляет картина в нижней части камня. Двое лучников защищают дом под остроконечной крышей. В целом сцена напоминает композицию с франкского ларца, изображающую Вёлюнда и Эгиля (фото 3). Как и на ардреском камне, стоящий снаружи дома человек держит конец веревки, к которой привязана огромная корова, находящаяся внутри. Не все детали картины понятны, но те, кто напал на дом, похоже, просчитались.

Эти и подобные им сцены повторяются неоднократно на мемориальных камнях Готланда, других областей Скандинавии и колоний. Вплоть до конца викингской эпохи особой любовью мастеров пользовалась история о Сигурде Драконобойце, из которой черпали свои сюжеты также и резчики по дереву (фото 28).

В Скандинавии развивались и другие виды декоративно-прикладного искусства. В источниках довольно часто упоминаются ковры и гобелены, украшавшие стены богатых домов; среди усебергских находок имеется ковер с изображением шествий и повешенных людей (фото 21). Стоит упомянуть еще о щитах, вроде того, который Эгиль сын Скаллагрима взял с собой на свадьбу в Видимюр: там щит упал в бочку с кислым молоком и испортился. Говорится, что на этом щите были рисунки из древних сказаний, а между ними золотые блестки и драгоценные камни.

Но, пожалуй, всего сказанного уже достаточно, чтобы понять отличительные особенности и почувствовать своеобразие викингского искусства.

После религии и искусства следует обсудить скандинавское право. Законы провозглашались на местных тингах, набиравших силу вместе с хередами, или округами, к которым они относились, на областных тингах (связанных с крупными территориальными единицами, такими, как Трёндалёг или Вестланд в Норвегии, Ютландия и острова в Дании, важнейшие провинции Швеции и Гаутланда, территориально-политические образования, сложившиеся вокруг больших городов типа Виборга, Хедебю и Рингстеда, и исландские «четверти») и альтингах на Тингвеллире (Исландия) и, по-видимому, в Гардаре в Восточном поселении (Гренландия). Тинги продолжали существовать и после того, как скандинавские страны приняли христианство (тинг в Гардаре, предположительно, возник только в этот период), и их законы были записаны уже в христианскую эпоху. Увы, с точки зрения историка, изучающего эпоху викингов, это произошло слишком поздно! То обстоятельство, что в своих попытках восстановить реальные законы VIII–XI вв. исследователи вынуждены опираться на документы XII в., а то и XIII в., создает почву для многочисленных спекуляций. Важным источником для исследования скандинавских законов и обычаев долгое время считались саги. Они действительно предоставляют историку богатейший материал; другой вопрос – насколько точными данными оперировали авторы XIII–XIV вв. и насколько добросовестно они их воспроизводили, словом, в какой степени мы можем доверять сагам. Честный ответ на этот вопрос оказывается не слишком обнадеживающим. Из Konungsbok, StraSarholsbok, Codex Regius, JarnseSa, Jonsbok нам известны достаточно детально исландские законы XIII в. Свидетельства саг, повествующих об Исландии 930—1030 гг. («век саг»), порой согласуются с этими сведениями, порой входят с ними в противоречие, но в обоих случаях это ни о чем не говорит, ибо времена безоговорочного доверия к сагам, наконец, отошли в прошлое. Даже в тех случаях, когда сообщение саги подтверждается другой сагой или иным письменным памятником, типа «Книги о взятии земли», следует спросить себя, действительно ли эти источники независимы и насколько соответствующие утверждения «Книги о взятии земли» (или «Книги с Плоского острова» либо «Круга Земного») сами по себе обоснованны и правдоподобны.

Таким образом, от прежнего романтического представления о викингских законах не остается камня на камне. Законы храмов выглядят весьма подозрительно, если само существование храмов вызывает сомнения; едва ли стоит принимать за чистую монету воинский кодекс, представленный в таких произведениях, как «Сага о Йомсвикингах» и «Сага о Хальви», с их обилием совершенно фантастических подробностей; да и законы хольмганга, которые в исландском варианте сообщает «Сага о Кормаке», а в норвежском – «Сага об Эгиле», заслуживают весьма критического отношения. Судебные процедуры, описанные столь подробно в «Саге о Ньяле», принадлежат XIII в., а не X – началу XI в. и далее в том же духе.

И тем не менее множество фактов говорит о том, что законы занимали в жизни скандинавов, включая и жителей Дан ело, важное место. Правосудие вершилось публично – на тингах, куда собирались все свободные люди. Наивно думать, что участники тинга всегда были беспристрастны и их решения – справедливы: влиятельные и богатые люди при случае, разумеется, пользовались своим положением. Когда датских викингов, грабивших королевство, спросили, как имя их предводителя, они прокричали в ответ: «Мы все равны». Что сказал, услышав это, Хрольв Пешеход, мы не знаем; возможно, он мог бы добавить «но некоторые равнее других». Так или иначе, бонды и в Скандинавии, и в колониях всегда очень резко выступали против любых попыток ограничить их самостоятельность, особенно когда речь шла об их праве свободно высказывать свое мнение на тинге. Только с их одобрения, выраженного криками или звоном оружия, принятое решение получало юридическую силу. Правосудие было, можно сказать, общественной прерогативой.

Нетрудно указать основные сферы жизни, подпадавшие под действие закона. Наверняка существовали правила созыва, проведения и роспуска тинга, позволявшие решать дела в надлежащем порядке и гарантировавшие безопасность всех присутствующих. В область применения закона входили «гражданские дела» – споры касательно полей, пастбищ, охотничьих угодий, рубки леса и сбора хвороста, а также имущества потерпевших кораблекрушение; произнесение нида или мансёнга; кража овец; злостная порча масла и приваживание чужих пчел; разного рода оскорбления. В каждом из вышеперечисленных случаев закон определял тяжесть проступка и, соответственно, форму наказания – от отсечения пальца до отсечения головы. Нарушения общественной морали, социально опасные деяния и даже давняя викингская практика strandhogg, «продовольственных» рейдов по прибрежным селениям, которую со временем стали жестко пресекать, карались в соответствии со скандинавским правом штрафами, смертью или объявлением вне закона. Безусловно, существовали правовые нормы, определявшие статус заезжих людей и чужеземцев, живших более-менее постоянно на данной территории; нормы, регулировавшие торговлю и отправление религиозных культов, гарантировавшие неприкосновенность святилищ и право замужних женщин на свою собственность. Обширнейший раздел права был посвящен всякого рода убийствам – в целях самозащиты, на честном поединке, спровоцированное; сожжение человека в его доме; убийство ночью, в присутствии конунга или в священном месте, необъявленное убийство, бесчестное убийство и т. п. Всякого человека ценили, и эту цену можно было исчислить. Установленная законом вира выплачивалась серебром, шерстью или скотом, и само существование этой сложной, хорошо разработанной системы штрафов служило залогом того, что никакое покушение на жизнь человека, его семью, собственность или репутацию не останется безнаказанным. Северные законы говорили о достоинстве свободных людей.