Читать книгу "Кубинский кризис. Хроника подводной войны - Питер Хухтхаузен"

Рыбалко также отдал честь, потом сделал шаг вперед и сжал руку Шумкова. Он несколько раз с теплотой пожал руку Шумкова и, казалось, подыскивал слова. Наконец, они нашлись.

— Николай, я рад, что ты благополучно вернулся. Как твои люди?

Впервые за долгую службу Шумкова случилось так, что старший офицер интересовался благополучием его подчиненных; это его сильно взволновало.

— Товарищ адмирал, с ними все в порядке, только немного похудели и устали; чуточку приболели — сыпь и язвы на коже, но ничего такого, что не лечат отдых и свежий воздух.

Рыбалко стиснул его руку и снова тряхнул ее. Кажется, возвращение экипажа действительно его обрадовало.

— Мы, по крайней мере, я, ужасно разочарованы, что все так произошло; этого не должно было случиться, — продолжал адмирал. Он казался страшно усталым и напрягался, подбирая слова.

Шумков подумал, что Рыбалко подразумевает неполадки на его лодке и вынужденное всплытие прямо в пасти у американских поисково-ударных сил, он намеревался продолжить устный доклад, но адмирал задумчиво перебил его:

— Было непростительно посылать вас в эту драку, не информируя постоянно о том, что происходит. Я знаю, что вы, возможно, считаете иначе, но посылать вас действовать вслепую было преступлением. Я докладывал о своем несогласии командующему флотом, который и сам был обеспокоен. От Главного штаба у нас до сих пор у нас нет ни помощи, ни взаимодействия, он молчит с середины октября. — Речь адмирала была чем-то из ряда вон выходящим и напоминала исповедь тяжело раненного человека.

Рыбалко продолжал:

— Я должен довести до вас распоряжение о том, что, в связи с тем, что вы «засветились» перед американцами при выполнении боевой задачи, нарушив тем самым требования по сохранению скрытности действий, вы и ваш экипаж до окончания полного расследования должны оставаться на лодке на казарменном положении.

Шумков уставился на адмирала, который был заметно взволнован, и Шумков заметил, как что-то мешало адмиралу произнести последние слова. Сам Шумков тоже был потрясен услышанным от адмирала, он хоть и ожидал какие-то упреки в свой адрес, но не такие скорые и не такие болезненные, как приказ всему экипажу, включая офицеров, находиться на лодке на казарменном положении.

— Все объясняется тем, — продолжал Рыбалко, — что операция до сих пор держится в секрете, не говоря уже о том, что еще в большем секрете держатся ее результаты. До этого секретность требовалась для защиты операция «Кама», теперь она нужна для защиты флота и правительства от конфуза. Москва до сих пор старается закрыть покровом секретности все, что связано с операцией «Анадырь», и это наблюдается во всех видах вооруженных сил. Повсюду витают слухи. По правде говоря, Николай, я понимаю, что вы должны чувствовать.

— Товарищ адмирал, — сказал Шумков, — пойдемте вниз и выпьем чаю. — Он решил, что им лучше спуститься и не стоять на палубе под мокрым снегом.

— Спасибо, Николай, спасибо за гостеприимство, но мне надо возвращаться в Полярный. Я не должен был находиться здесь, но у меня не укладывалось в голове, что никто не встретит тебя и твоих людей, когда вы вернетесь. Кстати, твоя семья в полном порядке, сегодня утром я позвонил Ирине и сказал, что вы должны прибыть вечером. Она пообещала сдержать свое слово. Она, конечно, переживала, как и мы все. Вы вернулись, несмотря на механические неполадки, и в этом, безусловно, большая заслуга экипажа и тебя лично.

Пока они беседовали, большой дребезжащий грузовик с шумом съехал на пирс и остановился прямо у сходен. Рыбалко направился к сходням и махнул рукой в сторону пирса:

— Мы привезли немного свежих продуктов, чтобы вам было легче отметить благополучное возвращение. Наверное, на борту мало чего осталось из свежих продуктов.

— Ничего не осталось, товарищ адмирал, то, что не было съедено, испортилось от жары. — Шумков пожалел, что признался в нехватке продуктов, он не хотел, чтобы его приняли за жалобщика. — Наша самая большая проблема — свежая вода, товарищ адмирал, но я думаю, что мы получим воду с баржи, которая, наверное, вскоре подойдет.

По сходням прошли двое дневальных, неся в руках по большой коробке, вскоре они вернулись на пирс и взяли два больших закрытых контейнера из кузова грузовика, не имевшего бортов.

— Вот вам пока свежие припасы, — сказал Рыбалко, — остальное подвезут, когда вернутся другие лодки. Пожалуйста, будьте экономны с этими продуктами, мне пришлось самому их доставать. Командиру базы приказано пока вас не снабжать, но я решил, что вам надо немного отвлечься от трудов тяжких.

Рыбалко опять пожал руку капитану и пристально взглянул на него.

— Расследование начнется сразу же, как только командир бригады Агафонов прибудет вместе с Кетовым на «Б-4». У нас есть их доклад о прохождении Нордкапа; если у них все будет в порядке, они рассчитывают быть здесь в течение сорока восьми часов.

— А как остальные? — Шумков особенно беспокоился за своего друга Алексея Дубивко. Он читал несколько телеграмм о его противостоянии с американцами; в другой телеграмме сообщалось, что американский эсминец «Сесил» пытался установить связь с «Б-36», и Дубивко запрашивал, как ему поступить.

— Последнее сообщение от Дубивко мы получили два дня назад, когда он находился к западу от Лофотенских островов, — сказал Рыбалко, — у него вроде бы все в порядке, но точную дату его прибытия мы не знаем. — Он быстро улыбнулся и добавил: — Извини меня за все это, извини.

Рыбалко повернулся, отдал честь вахтенному офицеру, только что организовавшему дежурство на палубе, прошел по сходням и направился к автомобилю. Шумков наблюдал за адмиралом, одиноко шагавшим в темноте — поверить в случившееся и в странные обстоятельства, которые, похоже, возобладали и здесь, и в Москве, было почти на грани возможностей Шумкова. Страдая от нехватки информации, он мог только догадываться, что вся операция оказалась скомпрометированной, став тяжелым и унизительным поражением для страны. Он еще не пришел в себя от встречи с адмиралом, своим командующим эскадры — на улице, среди ночи, присутствовавшим при разговоре с ним в единственном числе, без штаба, — лично прибывшим поприветствовать их и сказать, что они, по сути, будут находиться под домашним арестом на борту собственной лодки.

Поверить в такое было невозможно, тем более после того, как они избежали гибели и увернулись от настоящей войны. Шумков почувствовал себя усталым, очень усталым.

Он повернулся, чтобы пройти вниз, но заметил старпома, Фролова, который стоял у трапа.

— Товарищ командир, пойдемте в офицерскую кают-компанию, мы хотим вам кое-что показать.

Шумков удивился, увидев Фролова, некоторое время пробывшего наверху. Командир лодки и следовавший за ним Фролов спустились вниз, в центральный командный.

— Я слышал, что сказал адмирал, — начал Фролов, — и я, товарищ командир, тоже не могу понять… но мы должны пережить этот день. — Фролов был сдержанным офицером, и Шумков понял, что прошедшие два месяца сделали его еще более сдержанным. В молчании они шли по лодке в офицерскую кают-компанию, которая размещалась на корме.