Читать книгу "Вокруг света за 100 дней и 100 рублей - Дмитрий Иуанов"

Мы начали спускаться вниз с холма к припаркованному автомобилю. Купол обсерватории остался позади, а я бы так и продолжал оборачиваться на него, если бы не кролики, прыгающие под нашими ногами.

— Здесь мне нравится самовыражение, — нарушил тишину Максим, когда мы вырулили из каньона Mulholland, путь по которому был похож на ночные американские горки. — Например, на автомобиль можно нацепить любые номера! Можешь написать хоть «Я крутой». Главное, чтобы всего было 7 символов, а ты заплатил 100 баксов. Один мой знакомый поставил номер «W4e2e0d» и остался доволен жизнью. Здесь никого не судят по тому, как он выглядит. Хочешь ходить летом в сапогах — пожалуйста, шапку не забудь. Как-то раз на Четыреста пятом хайвее я увидел покосившийся знак. Остановив машину на обочине дороги — там, где делать это категорически нельзя, — я пошел поправлять указатель. Все проезжавшие мимо водители показывали мне большой палец вверх и кричали «респект». Здесь нет того, к чему привыкаешь «там» — лишний раз не говори, без повода не выскакивай. Мне от этого было тошно! В LA большое проявление себя, отсутствие аккуратности в примитивных вещах.

— А что не нравится?

— Тут по улицам не ходят дети. Все сидят в школах, дома или на отдыхе с родителями. Еще бывает, едешь на работу, а единственная нужная дорога в этот день просто закрыта. Перекрыли четыре квартала! Почему, спрашиваю, перекрыли? Мне на работу надо! А им похер, они фильм снимают! Тут на каждом углу реклама фильмов, игр, каналов на ютубе и айфонов. Все помешаны на массмедиа. Только рядом с моим домом две порностудии.

— Ты скучаешь по старой жизни?

— Не, Димон, я не такой уж homesick. Да, иногда мне жуть хочется обнять моих пацанов. Но башку от этого не сносит. Мне нравится развиваться по эту сторону океана — тут совсем другой уровень жизни. Многие в городе живут в своих домах. А апартаменты — это выбор людей, у которых есть жизненные трудности: студентов, мигрантов, пенсионеров. Сейчас я живу в апартаментах, как низший класс населения. Пока что.

Макс резко затормозил — прямо перед минивэном вырос красный знак «dead end». Так и не повстречавшись с ним, мы вывернули через сплошную и полетели в обратном направлении, по Десятому хайвею, качаясь под трек Sen — Giorgio by Moroder, пока не уперлись в пирс Санта-Моники. Прямо отсюда вырастала легендарная route 66, колыбель путников двадцатого века. Миновав старенькие карусели, мы плюхнулись на черном пляже, где морские котики старательно зачищали свои хвосты. Здесь на два часа нас поглотили потоки Калифорнии, перед которыми не в силах устоять никто. Разобравшись с ними, мы отошли на Оушн-авеню, и я повесил себе на спину белую табличку «I am going around the world, just say hello». Точно такую же, написанную по-русски, я надевал на рюкзак в Казани и Новосибирске, и за двое суток со мной поздоровался один человек. Здесь же, несмотря на ночь, мне кричал «хеллоу!» каждый третий, и мне настолько надоело со всеми болтать, что пришлось снимать табличку.

Обратно в Нортридж мы выдвинулись на рассвете. Прямо, налево, прямо, направо, прямо, прямо, направо и по прямой до конца. Кажется, я стал понимать, почему в Америке было столь распространено тестирование. Для большинства населения здесь присутствует выбор из ограниченного набора действий — обширного, но ограниченного. Улицы в Америке зачастую параллельны и перпендикулярны. Посмотрите на улицы городов России. Добраться до нужной точки — это значит подняться по горе, перебежать дорогу в неположенном месте, дойти до светофора, перепрыгивая через лужи и грязь, подлезть во дворе под шлагбаумом — и ты на месте. Это никогда не будет пахнуть тестом.

Каждый вечер в темноте я продумывал свой путь на восток. Поначалу мне хотелось добраться автостопом через Неваду, Юту, Колорадо, Канзас и оставшиеся восточные штаты прямиком до Нью-Йорка, где залечь на окраине Централ-парка. Но останавливал один нюанс — я очень сильно продрог в Сибири и Монголии и смотал от холода аж на другой континент. При дороге через северные штаты мороз обещал опять стать моим верным спутником, что было полным bullshit. Спустя пару дней размышлений я решил ехать до Майами, а там пытаться попасть на корабль и рвануть через Атлантику в Европу. Сколько мне на это понадобится дней? Около пятнадцати. Нет, двадцать. Тогда на Старый Свет останется около недели. То, что надо!

Я подолгу листал агрегаторы морских судов типа findacrew, но находил маршруты только по Багамам и Северной Америке. Мне также приходилось переписываться с командами поддержки международных круизных линий, чтобы поскорее попасть на лайнер до Испании. И каждый раз мне оставалось отвечать sorry, когда оказывалось, что на обработку моих документов для трудоустройства на корабль уйдет добрая пара месяцев. Наконец я потерял желание продумывать подробный план пересечения океана и решил добраться до Майами, а уж там на месте сообразить, куда деваться дальше, руководствуясь правилом «выйдем в море — разберемся».

Как-то раз часа в два ночи мы с Максом купались в голубом бассейне, громко булькая и брызгаясь. Каждый человек, с которым мне хотелось сблизиться, проходил через мучительную игру под названием «ответь на все вопросы Иуанова». Максима не обошла эта участь. Он так втянулся в дело, что перешел из оборонительной позиции в атакующую и во время моей отдышки между расспросами успел вставить:

— Димон, в путешествиях ты проходил через целые мириады испытаний. Какой опыт повлиял на тебя больше всего?

Выслушав, я задумался, говорить ли правду. Каждая ячейка информации выходила из моего сознания со скрипом и треском. Мы плескали ногами в воде, облокотившись на край бассейна, и рассматривали блики фонарей, танцующих на голубой глади. Отхлебнув увесистый глоток чудесного напитка, я ответил:

— Больше всего на меня повлияли не выпутывания из передряг, а обычные человеческие взаимоотношения. Они есть везде и у всех, и путешествия совсем ни при чем. — Я поднял правую ногу вверх — вода стала стекать с нее, и каждая капля отражала свет голубой глади бассейна. С каждым новым падением шарика воды вниз я собирался с мыслями все больше, пока наконец не произнес: — Да, пожалуй, огромное влияние на меня оказали измены. Вернее, их принятие и прощение. Это огромная трансформация человека. Когда прощаешь, сам дух приходит в твою поломанную душу. Если позволяешь себе иметь обиду на человека, именно этот замок будет ограждать тебя от гармонии с собой и миром.

Эти слова унесли мои мысли по другую сторону океана. Казалось, единственные грехи, которые стоит пытаться не дать совершить другому человеку, — убийство и самоубийство. Иначе он так ничему и не научится. Мой тыл уверенно и многократно подрывался — возможно, он занимался этим прямо сейчас. Вероятно, это печальная история для мужчины, который самостоятельно делает выбор. Сказать, что мне было все равно, — основательно соврать. Но я пытался уцепиться за идею того, что мне слишком хорошо здесь, с самим собой, чтобы не думать, что происходит на других континентах.

— Да, определенно измены меняют людей. Сильных — в праведную сторону, слабых — в ложную, — подтвердил я Максиму после минутной паузы.

— Не хочешь ли ты сказать, что женская измена хуже мужской?