Читать книгу "Тайны ветра. Книга 1. Маяк чудес - Нелли Мартова"

Звонкий смех эхом рассыпался по коридорам кардбука. Воздух наполнился ароматом корицы, зазвенели сотни колокольчиков, и подул цветной ветер, превратив мир вокруг меня в радугу. Пол под ногами дрожал, словно началось землетрясение. Какая все-таки сила прячется в этой моей радостной штучке! Какая сила!

Меня подхватил бешеный круговорот. Секунду назад я еще стояла перед стеной Саши – и вот уже снова сидела в комнате у Аркадия, вытряхивая из конверта с воздушным шаром открытку. Руки дрожали, пальцы не слушались. Кот в черной шляпе по-прежнему таращил на меня глаза, нацепив монокль. Я хотела прочесть эти строчки еще раз:

«Смотрю на него – и не вижу, поэтому называю его невидимым.

Слушаю его – и не слышу, поэтому называю его неслышимым».

И в другой колонке:

«Называют его формой без форм, образом без существа.

Встречаюсь с ним – и не вижу лица его, следую за ним – и не вижу спины его».

Внизу появилась еще одна строчка. Крепеж монокля оказался слишком коротким, но эта строка была крупнее остальных, и я смогла прочесть ее невооруженным взглядом:

«Переход от безымянного к имеющему имя – дверь ко всему чудесному».

И тут я все вспомнила! Я вспомнила.

В мою память вернулся тот вечер, когда я заперлась дома и решила, что не выйду из альбома, пока не разберусь, почему у меня не получаются открытки. С той страницей пришлось изрядно помучиться и выкинуть несколько неудачных экземпляров.

Она делилась на две части – небесно-голубую и нежно-зеленую. Благодаря акварели небо получилось умеренно бледным и текучим, а зеленую траву я, попробовав разные варианты, процарапала мастихином по мокрой текстурной пасте. Посредине моего «поля» вдаль уходила дорога, «вымощенная» буквами. Название моего нового занятия – «v.s. скрапбукинг» – повторялось на той дорожке снова и снова буквами разного размера и способа изображения – от напечатанных на машинке до вырезанных из бумаги в клеточку. В голубом небе зависло «облако непонятностей», как я его назвала, – хаотичное скопление запутанных ниток, бусинок, бисера, мелких пуговиц, закрепленных на куске белой марли, а ее края скрывал слой голубоватого акрила, сливающегося с небом. Так я представляла себе Меркабур – мир, который мне никак не удавалось понять. Границу между голубой и зеленой частями подчеркивали две полоски из скотча с геометрическим рисунком. Мне даже самой страничка понравилась.

Уже тогда у меня появилась привычка входить в альбом с помощью надписи, выбитой на ленте принтера. Я приготовила два слова:

«MY SECRET»[19].

Довольная собой, как Бобик, откопавший на помойке мосол, я вставила страницу в альбом, разместила на ней слова, прочла их вслух, поймала знакомое головокружение и…

Я изо всех сил вцепилась в подлокотники. Отпустить их не позволял инстинкт самосохранения, меня бы и десять Брюсов Уиллисов не смогли от этого кресла оторвать. Неужели стоял сзади, опираясь длинными босыми ступнями на ножки и держась за спинку кресла. Я опасалась, что спинка оторвется, и мы с ним грохнемся со всего размаху, а потом меня в нашем мире будут пару недель мучить какие-нибудь неизлечимые психосоматические боли. Неужели, словно прочтя мои мысли, наклонился ниже и взялся за подлокотники. Теперь он пыхтел мне прямо в ухо, но стало как-то спокойнее.

Мы мчались по туннелю, который то обдавал меня холодными брызгами, словно выдолбленный в настоящей скале, то дышал жаром, как если бы поблизости бурлил вулкан. Стены поначалу скрывались от меня во мраке, но все чаще и чаще на них стали попадаться ярко освещенные участки, похожие на витрины. Мимо меня пролетали шкафы и полки, заставленные всякой всячиной, разглядеть которую я не успевала, потому что мы слишком быстро проносились мимо. Я протянула руку и умудрилась схватить с одной полки банку. На этикетке было написано «Малиновое варенье», но склянка оказалась пустой. Ехать дальше с банкой не хотелось, а бросать на пол рука не поднималась, и я исхитрилась поставить ее на другую проезжавшую мимо полку. И в тот же момент у меня возникло стойкое ощущение дежавю, словно этот эпизод уже случался в моей жизни, только очень-очень давно, еще в детстве.

А потом витрины помчались передо мной так быстро, что я вся превратилась в зрение. Словно и не было больше Инги, а был умный оптический аппарат, который выхватывал из стен отдельные кадры и успевал только давать им короткие комментарии.

Велосипед «Школьник» – «ломовая машина», как называл ее папа, доставая в очередной раз гаечные ключи.

За ним – безрукая Венера Милосская и картина Репина «Иван Грозный убивает своего сына». Потом потрепанное пианино из серии «Я тоже ненавижу музыкалку». Школьные годы чудесные?

Мамма миа! Живой лев с ослепительно сияющей гривой. «Тебя там встретит огнегривый лев и синий вол…»[20]

Вместо синего вола меня встретил двухкассетный магнитофон со встроенной светомузыкой.

Потом мне открылась странная картина, и кресло, казалось, даже замедлило свой бешеный ход, чтобы я могла разглядеть ее целиком: на маленьком освещенном катке танцевали двое в костюмах луны и солнца.

За катком последовали вареные джинсы, белые китайские кроссовки и настоящий полароид! А потом я чуть не вывалилась из кресла, потому что на стене красовалась фотография парня, с которым я первый раз поцеловалась, причем снимок был в полный рост. Дио мио, ну и вкусы у меня тогда были!

Дальше проехали две парты лесенкой, ящик пива и увеличенная в десять раз зачетка – просто иллюстрированная юность какая-то!

Потом я увидела злополучный полосатый зонтик и настолько погрузилась в воспоминания, что пропустила несколько следующих витрин. Первое собеседование при устройстве на работу по праву занимало главное место в списке самых нелепых ситуаций в моей жизни. По дороге я попала под ливень, ветер вывернул этот самый полосатый зонтик и вырвал его у меня из рук, а по закону подлости по нему тут же проехала невесть откуда взявшаяся во дворе машина, вдобавок обдав меня грязью из лужи. Решив, что я – птица гордая, и пусть выгляжу так, будто искупалась в болоте, – все равно смогу произвести хорошее впечатление, я вошла в офис, бодро стуча каблучками и высоко подняв голову. Умылась в туалете, привела себя в порядок, как могла: поправила макияж, выжала юбку, сполоснула туфли и попыталась высушить волосы под сушилкой для рук. Собеседование я начала с витиеватого извинения за свой внешний вид и уже собиралась похвастаться, как ловко умею выкручиваться из сложного положения, как вдруг на меня напала неудержимая икота. Со мной так бывает, когда замерзну, особенно если на мне мокрая насквозь блузка. Ко мне прониклись сочувствием, меня поили водой и чаем, ко мне подкрадывались сзади и пугали, кто-то предлагал сбегать в магазин за сухой футболкой, но я беспрерывно икала и толком не могла связать и двух слов. Я ушла, все так же гордо подняв голову и оглашая коридоры офиса громким «Ик! Ииик! Ик», которое прекратилось в ту же минуту, когда я вышла на улицу и снова попала под дождь. Так я не стала переводчицей в лучшем бюро города.