Читать книгу "Тени старой квартиры - Дарья Дезомбре"

Дверь ему открыла дама лет восьмидесяти, и он, хоть и подготовил себя к культурному шоку – меж провинцией и блистательным Санкт-Петербургом, – все же оробел. Любовь Алексеевна, она же, как Маша ее ласково называла, Любочка, худая, с идеально прямой спиной, одетая в ярко-синий брючный костюм тонкой шерсти, говорила по телефону, одновременно делая ему знак войти – рукой с зажатой в ней сигаретой. Она не спросила его, кто он, просто просканировала голубыми, совсем не старушечьими глазами, и отошла внутрь квартиры, оставив растерянного Андрея разбираться с замком. Он, против воли, прислушался:

– Душа моя, вы же помните, еще у Соссюра: в языке нет положительных членов системы, существующих независимо от нее. То, что отличает один знак от других, и есть все то, что его составляет.

Андрей вздохнул: он не понял ни слова. А Любочка вскоре распрощалась и вышла к нему:

– Вы – Андрей, – сказала она, и это было утверждением, не вопросом. И добавила: – Как же я рада вас видеть!

Через полчаса они уже расположились на кухне, так много раз описанной Машей, что ему казалось, что он и сам здесь не раз бывал и пивал из большой кружки кофе, налитый из старого кобальтового кофейника. Непонятно как, но беседа плавно перешла на тему их с Машей отношений. Почему он решил рассказать сидящей перед ним парадной незнакомой старухе о своем неудачном предложении? Возможно, дело в усталости от перелета? А может быть, ему просто давно хотелось выговориться, а Раневская не всегда оказывался идеальным собеседником?

– Андрей, отсутствие настойчивости у мужчины – это еще хуже, чем отсутствие потенции, – вдруг отрезала Любочка (вот уже минут десять, как он называл ее про себя именно так), пододвигая к нему тарелку с бутербродами. – Вы понимаете, о чем я?

Андрей почувствовал, что краснеет. А Любочка, довольная произведенным эффектом, подмигнула, поднимая в приветственном жесте чашку с кофе.

– Э… – попытался скрыть смущение Андрей. – А где Маша сейчас?

– Убежала за своей подружкой-виолончелисткой в ту квартиру. Полицейский кордон с нас сняли, так что теперь девушки почувствовали себя свободными, как ветер…

Андрей замер с бутербродом в руке, осторожно положил его обратно на тарелку.

– Любовь Алексеевна, вы меня простите, не буду рассиживаться. Очень хочу поговорить с Машей.

И увидел, как Любочка сузила глаза, проследив за отложенным бутербродом: ну, конечно. Пренебрежение к пище. Блокадный синдром. Вряд ли когда-нибудь Машина бабушка простит ему такую бестактность. Но Андрею было уже наплевать, он торопливо натягивал кроссовки у двери.

– Вы уверены, что безудержная страсть – единственная причина вашей поспешности? – Любочка уже стояла рядом, смотрела внимательно. Андрей, продолжая глядеть в пол, мотнул головой: мол, да, мы, молодежь, так не сдержанны в чувствах, тут уж не до политесов.

– Хорошо, – улыбнулась Машина бабка, подавая ему шарф. – А то я боялась, что вам столь быстро наскучило мое общество.

Захлопнув за собой дверь парадной, Андрей виновато вздохнул: что-то ему подсказывало, что Любочку так просто не провести. Он запахнул куртку, огляделся по сторонам в поисках такси: над мостовой клубился сизый, наполненный ледяной влагой воздух. Сумерки грозили так и не перейти в световой день. «Отвратный климат! – подумал Андрей – И глобальное потепление явно не помогает решить здешнюю проблему с погодой. Проблему, которой уже лет этак триста».

Машину он сумел поймать только на Невском и, смутно ориентируясь в питерской топонимике, вскоре понял, что везут его кругалями, через Садовую. Въезд в переулок оказался перекрыт грузовиком, и Андрей отпустил такси: пошел пешком, невольно глазея по сторонам. Городской пейзаж вокруг был не слишком утончен. «Этот квартал будто заговоренный, – рассказывала ему Маша по телефону, стараясь отвлечь от мыслей о неудачном сватовстве. – Сколько раз пытались его облагородить и при царе, и при коммунистах, и уже при нынешней власти. Но вот будто какое-то проклятье лежит на Сенной площади и ее окрестностях: вечно у нее расхристанный, чуть кабацкий вульгарный вид…» Андрей с усмешкой читал надписи: «Винный супермаркет», магазин «Матреша», ортопедические товары «Умный сандаль». Красота! Вот, почти напротив нужного ему дома, полуподвальный «Салон красоты» и магазин белья производства Белоруссии. А между ними – темная, как звериный лаз, арка, ведущая в двор-колодец. Трое стояли под сумрачным сводом и курили. Алкаши? Андрей пригляделся. Не похоже. Не та стать: высокие, ни разу не сутулые. Что-то неуловимо знакомое – широко ли расставленные ноги, или то, как натягивалась кожа курток на объемистых плечах, – заставило Андрея замедлить шаг, а потом и вовсе перейти дорогу, чтобы, делано заглядевшись на уродливые манекены, демонстрирующие дешевое белье, притормозить рядом со странной группкой под аркой.

– Ребят, закурить не найдется? – Андрей уже держал наготове сигарету.

Мужики переглянулись. Старший полез в задний карман джинсов за зажигалкой. Андрей не торопясь прикурил, кивнул в знак благодарности. Благодарить было за что – он увидел то, что хотел. Стараясь не бежать, он дошел до нужного ему подъезда. Позвонил в домофон. Ему ответил смущенный, кажущийся почти детским голос.

– Добрый день. Это Андрей Яковлев. Маши случайно?..

И услышал щелчок открываемой двери одновременно с вежливым:

– Очень приятно, Ксения. Будьте добры, проходите, пожалуйста.

Андрей ухмыльнулся: подружка-виолончелистка, как пить дать! Перебор с вежливостью на фоне московской деловитости, заставляющей скорее обрезать фразы, чем добавлять им витиеватости, казался запредельным анахронизмом. Просто интеллигентный динозавр какой-то!

Правильно оценив допотопный лифт, Андрей бегом поднялся по лестнице. В дверях стояла Маша, сосредоточенная и бледная. И очень красивая. Забыв о том, что собирался сейчас же, вот прямо немедленно, выводить ее из дома, Андрей заграбастал ее в охапку. Маша прильнула к нему, прошептала интимно в ухо:

– Ты видел тех, в арке?

Андрей кивнул:

– Я даже заметил у них кобуру.

– Что будем делать? Их же минимум трое.

– Для начала зайдем в дом, – и он впервые ступил внутрь квартиры, о которой так много слышал. И не просто закрыл за собой дверь, а методично запер все засовы: какие-то древние, еще не снятые с коммунальной поры. А закрыв, почувствовал на себе чей-то взгляд и обернулся: на него в легком недоумении смотрела высокая, похожая на удивленную птицу девушка.

– Вы всегда так запираетесь, впервые придя в гости? – спросила она не без иронии.

– Что ты хочешь? – подошел к ней со спины огромный мужик с круглым, как блин, добродушным лицом, обнял за плечи. – Москва. Тяжелая криминальная обстановка формирует странные привычки.

Андрей заметил, что виолончелистка руки не сбросила, просто на секунду закрыла глаза.

– Очень смешно, – протянул ладонь Андрей, – Яковлев. Андрей.