Читать книгу "Троянский конь - Иван Сербин"

Тот, что пинал Алексея Алексеевича в плечо, достал из-под плаща «ПМ», опустился на корточки, показал пистолет, сказал почти миролюбиво:

— Видал? Знаешь, что такое?

— Что, простите?

Знаешь, что это такое? — повысил голос налетчик. Григорьев кивнул. Еще бы не знать. Видел игрушки и помощнее «Макарова». — Тогда не дергайся, ладно? Мы тебе зла не хотим.

— Цени, Леша, — вновь вступил в разговор Савинков. Я мог бы тебя убить, но не убью. Просто один из моих ребят здесь с тобой посидит, пока я в круиз смотаюсь, на аукцион.

Алексей Алексеевич скрипнул зубами. Дело обстояло даже хуже, чем он подумал с самого начала.

— Помнишь наш уговор, Леша? — улыбнулся довольно Петя. Без залога нет «Данаи». Не знаю, что ты там задумал, догадываюсь только, что дело нечистое, но мне это по фигу. Я просто выкуплю голландцев, и «Даная» останется у меня.

— Мужики! — гаркнул Алексей Алексеевич и оглядел качков. — Сколько вам этот урюк пообещал за работу? По штуке баксов? По две? А картина, на которую он собирается меня кинуть, стоит пятнадцать «лимонов».

По тому, как переглянулись качки и побледнел Петя, Григорьев понял, что попал в самую точку.

— Он правду говорит? — спросил самый здоровый из налетчиков.

— Да врет! Врет же! Не стоит она пятнашку! Максимум десять, — пискнул Савинков. — Что же ты меня так подставляешь-то, Лешенька?

— Ага. Ты еще спроси: «Как не стыдно?» — усмехнулся Алексей Алексеевич.

— Умница, — улыбнулся «разговорчивый». Пистолет, однако, не убрал.

— Да бросьте! — Григорьев повернулся на бок и, подогнув руку, оперся на локоть. «Разговорчивый» не возражал, но Алексей Алексеевич счел нужным пояснить: — Я уже немолод, мне тяжело лежать в одной позе так долго. Да и спина болит. Вы понимаете?

— Нормально. Ложитесь, как удобно, — ответил тот и вновь взглянул на бледного Петеньку. — А чего же ты врал-то, гнида? Двести тыщ, двести тыщ, а она, оказывается, на пятнашку «лимонов» тянет? Кого ты напарить-то хотел, фуфлогон?

— Да я, собственно… — залепетал горбун.

— Фигопственно, — незамысловато отреагировал самый здоровый из качков. — Че делать-то будем, Генчик? — спросил он «разговорчивого».

Тот подумал секунду, затем убрал пистолет в кобуру и сказал:

— Я думаю так… Мы с товарищем… — он взглянул на Григорьева, — …как ваше имя-отчество?

— Что, простите?

— Я спрашиваю, звать вас как? Имя-отчество?

— Алексей Алексеевич.

— Ну вот. Мы, значит, с Алексеем Алексеевичем посидим на этой приятной хате, а после аукциона Петя нам отдаст по «лимону» законного гонорара, и мы расстанемся тихо-мирно, как добрые знакомые.

Как по «лимону»? По «лимону» чего? — побелел Савинков.

— Ну, баксов, разумеется, — ответил Генчик. Петя даже задохнулся от возмущения. — И не вздумай больше нам эту баланду травить. А то цена сразу вырастет вдвое.

— Вам-то как такой вариант, Алексей Алексеич? — поинтересовался Генчик.

— А еще какие варианты есть?

— Больше никаких, — честно ответил тот.

— Зачем тогда спрашивать?

— Для приличия. И чтобы контакт наладить. Нам же некоторое время придется провести бок о бок. Так как вам?

— Нормально, — усмехнулся тот и снова заговорил чуть громче: — Можно подумать, у меня есть выбор…

— Это верно, выбора нет. — Разговорчивый Генчик засмеялся негромко. — Не кричите только.

— Что, простите?

Говорю: слышу я нормально. Не надо так кричать.

— А, извините.

Вообще, вот странность, оказался он парнем вполне приятным и незлобивым. И даже… ну чего лукавить, немного понравился Григорьеву. Хотя бы тем, что не носил с собой паяльников и утюгов. Что, несомненно, прибавляло ему обаяния. Алексей Алексеевич вообще очень не любил огнеопасные бытовые приборы.

— Только хочу сразу предупредить, — сказал Григорьев, — туров в продаже уже нет. А без тура на борт вам не попасть.

— Ну, это уже не ваша забота, — с прежней улыбкой заметил Генчик. — Правда?

— Чистая, — согласился Григорьев. — Мне вообще плевать, попадете вы на судно или нет. Лучше бы, конечно, нет, но…

— Я попаду, — злобно ответил Петя. — Можешь поверить.

— Да я верю, верю… Помогите-ка встать. — Григорьев протянул руку «конвоиру». — Неужели вы, трое здоровенных битюгов, боитесь одинокого старика? Да не стану я кидаться на вас. Мне еще жизнь дорога. Ну же? — Генчик смотрел на него с явным любопытством. — Что вы так смотрите, юноша? Сами уронили, сами и поднимайте. Это ведь вы ломились в дверь? Ну, значит, я из-за вас лежу. Так дайте, черт возьми, руку и не выпендривайтесь.

— А он мне, — Генчик засмеялся, — нравится. — Он ухватил Алексея Алексеевича и потянул так, что тот едва не влип в противоположную стену.

— Когда, говорите, круиз-то начинается? — спросил у Савинкова Генчик.

— Сегодня вечером.

— А аукцион когда будет?

— Завтра вечером. Послезавтра утром судно приходит в Стамбул. Из Стамбула масса народу полетит самолетом.

— Угу… — Генчик подумал секунду. — Миха, — сказал он самому здоровому, — ты за этим хорьком в оба глаза смотри. Чтобы он, не дай бог, не срыл. Думаю, когда все закончится, у Алексея Алексеича возникнут к нему вопросы.

— Можете не сомневаться, — многообещающе сказал Григорьев. — Еще как возникнут. Уже возникли.

— Я так и подумал, — понимающе и абсолютно серьезно кивнул Генчик. — Но это уже ваши дела. Все, давайте в аэропорт.

Миха вцепился в Петра, как вампир в жертву.

— Пошел! — рыкнул он. — Шевели копытами, урод… Парить он нас еще будет. «Двести тыщ». Надо же, жлобяра.

С ними вышел и второй качок.

— Алексей Алексеевич, дверь закройте, пожалуйста, понадежнее, — попросил Генчик.

— Да ради бога.

Налетчик прошелся по квартире, оглядел комнату, удовлетворенно хмыкнул, повернулся к Алексею Алексеевичу, спросил спокойно, едва ли не дружески:

— Алексей Алексеич, вы чем занимались до того, как мы пришли?

Григорьев, следивший за ним взглядом, поплотнее запахнул халат, вздохнул:

— Отдыхал. Коньяк пил. Что еще… телевизор смотрел.

— Коньяк пили? — улыбнулся Генчик. — Хорошее занятие. Одобряю. Так не смущайтесь, пейте себе дальше. Отдыхайте, смотрите телевизор. Ведите себя как обычно. Ничего не произошло, все нормально…

— Что?

— Пейте, говорю. Пили коньяк? Ну вот и пейте себе. Не беспокойтесь ни о чем.

— Спасибо, что разрешили, — вздохнул Григорьев. — А то я уж и не знал, что делать…