Читать книгу "Нашествие монголов - Василий Ян"

– Великий каган приказывает! Мы покоряемся!

Субудай-багатур продолжал:

– Единственный и непобедимый начертал такие слова: «Когда письмо получите, поворачивайте обратно морды коней. Приезжайте на курултай[163]обсудить покорение вселенной.

Бог на небе, каган – божья сила на земле. Печать повелителя скрещения планет, владыки всех людей».

Субудай обвел взглядом склоненные к земле спины монголов и поднял руку.

– Теперь говорить буду я!.. Меня слушайте!

Все выпрямились и, стоя на коленях, затаив дыхание, смотрели на «барса с отгрызенной лапой».

– Сегодня мы еще повеселимся, а завтра, после восхода солнца, мы все отправимся назад, к золотой юрте нашего владыки. Кто промедлит – будет удавлен!

Все воины завыли от радости и, снова усевшись, с криками и песнями продолжали пиршество.

…Утром следующего дня, совершив солнцу моление и возлияние кумысом, монголы сели на коней. Они гнали гурты скота и ободранных, изнеможенных пленных. Запряженные быками повозки с награбленными добром и с тяжело раненными монголами невыносимо заскрипели на всю степь и скрылись в тучах пыли. Впереди монгольского войска ехал Субудай-багатур. Он вез в торбе голову киевского князя Мстислава Романовича, его стальной с позолотой шлем и нагрудный золотой крест на цепочке. Покрытое шрамами, заросшее грязью лицо Субудая кривилось в подобие улыбки при мысли, что он положит свою драгоценную торбу перед золотым троном Потрясателя вселенной, Чингисхана непобедимого.

Позади войска ехал со своей сотней разведчиков мрачный Джебэ-нойон. Он не вез никакой добычи и тянул заунывную, как вой ветра, песню про голубой Керулен, золотой Онон и про широкие степи монгольские…

Монголы направились на северо-восток, к реке Итиль, и далее через южные отроги Урала к равнинам Хорезма. Кипчакская степь освободилась от грозного войска монголов и татар. Они исчезли так же внезапно и непонятно, как пришли. После их ухода некоторые кипчакские племена вернулись в свои разоренные кочевья, другие перекочевали в Угорскую степь и низовья Дуная. Тогда и кипчакские и русские князья думали, что татары никогда больше не вернутся, и проводили день за днем в своих «ссорах и которах», не готовясь к новой войне, и не подозревали, что татары задумали новый, еще более страшный набег на запад…

Часть четвертая

Конец Чингисхана

Глава первая

Чингисхан приказал повернуть коней

После смелого бегства султана Джелаль эд-Дина Чингисхан послал испытанных полководцев Бала-нойона и Дурбай-багатура в Индийскую страну в погоню за султаном. Они промчались по разным дорогам, но не нашли его следов. Производя по пути погромы, монголы сожгли города, которыми владели союзники Джелаль эд-Дина, ханы Аграк и Азам-Мелик.

Наделав плотов и нагрузив их катапультами и круглыми камнями, годными для метания, монголы спустили плоты вниз по реке Синду и прибыли к городу Мультану. Там они начали обстреливать этот богатый город из каменных машин. Неприступные стены, постоянно прибывавшие новые индийские войска и невыносимая жара заставили одетых в овчины монголов прекратить осаду и вернуться в горы к Чингисхану.

Великий каган спасся от жары среди высоких горных хребтов в селении, окутанном облаками, и как будто забыл о всех военных делах. На вечерних пирах Чингисхан слушал сказочников и певиц, певших персидские и китайские песни. Новые танцовщицы, только что прибывшие после двух лет пути из китайской столицы, разодетые в золотые шелковые одежды, бегали по темно-лиловым афганским коврам. Они показывали искусство танца, размахивая длинными рукавами, подражая полету ширококрылых птиц, или, свиваясь клубками как змеи, разворачивались и кружились в хороводах.

Здесь заболели маленький сын Чингисхана Кюлькан и его молодая мать Кулан-Хатун; оба лежали на шелковых подушках, покрытые шубами, и жаловались то на озноб, то на жар. Чингисхан каждый день приходил к больным, совал им в рот кусочки сахара, сидел рядом и спрашивал, где сегодня болит.

Кулан-Хатун плакала и жаловалась на боли во всем теле.

– Это духи здешних гор мучают тех, кто остается в этом злом месте, – говорила она. – Ты видел, какие туманы подымаются из глубины ущелий? Это души убитых твоим войском младенцев. Я и маленький Кюлькан умрем здесь. Только вода голубого Керулена вылечит нас. Отпусти нас обратно в родные монгольские степи.

Чингисхан сердился:

– Одна без меня ты никуда не поедешь. А я должен раньше завоевать вторую половину вселенной.

Кулан-Хатун плакала еще сильнее. Чингисхан послал за великим советником, китайцем Елю Чу-цаем. Тот пришел немедленно с большой книгой в руках. Увидев его, Кулан-Хатун вскочила, вырвала книгу, бросила на ковер и сама легла на нее.

– Сейчас мы узнаем, что скажет небо! – сказал Чингисхан.

– Я не хочу знать, что будет со мной, – отвечала Кулан. – Будет то, что я захочу. А я хочу вернуться на берега Керулена, и все в нашем войске этого хотят…

Чингисхан подымал и опускал брови, сопел и наконец сказал:

– До сих пор не было таких противников, которых бы я не побеждал. Теперь я хочу покорить смерть. Если ты, беспечная и непокорная Кулан-Хатун, будешь рядом со мной, смерть тебя не коснется. Если же ты от меня уедешь, то тайный яд в угощенье или стрела, ударившая из темноты, унесет тебя за облака… – Затем Чингисхан обратился к Елю Чу-цаю, мудрейшему из его советников: – Ты обещал доставить мне шаманов, колдунов, лекарей и мудрецов, знающих изготовление напитка, дающего бессмертие. Почему я до сих пор их не вижу?

– За ними посланы надежные люди, и все они должны скоро сюда явиться. Но ты идешь с войском так быстро и так далеко, что все эти знающие люди не могут поспеть за тобой…

Чингисхан видел, что Кулан-Хатун продолжает все сильнее хворать, и быстро исчезает ее цветущая красота. Маленький сын ее Кюлькан тоже по-прежнему лежал с матерью, исхудавший и побледневший. Тогда каган стал проявлять беспокойство и ни в чем не находил утешения. Он часто говорил о смерти и спрашивал у лекарей средство для продолжения жизни. Многие предлагали чудодейственные напитки. Чингисхан приказывал этим лекарям самим принимать их лекарства, а затем рубил им головы, наблюдая, не останутся ли они живы.

Особую удрученность каган стал выказывать после сражения монголов у крепости Балтан, когда неприятельская катапульта попала стрелой, большой, как копье, в Мутугана, любимого внука, сына Джагатаева. Ему предстояло стать главным ханом мусульманских земель, а от случайной стрелы Мутуган скончался.

Тогда Чингисхан убедился, что смерть наносит удары, точно слепая верблюдица бьет ногами: в одного попадает – и он дух испустит, другого минует – и будет жить он до старости.