Читать книгу "Артур Конан Дойл. Долина Ужаса. Эдгар Уоллес. Совет юстиции - Эдгар Уоллес"

Пуаккар от души рассмеялся – крайне редкое явление.

– Я уже перестал удивляться вашему уму и талантам, о мудрейший! – воскликнул он по-испански. Эти двое всегда разговаривали на этом языке, когда оставались наедине.

– Нет, это не про меня, – продолжил Пуаккар. – Но, хоть я и тугодум, никто не назовет меня лодырем.

Леон улыбнулся.

Напряженная работа последних нескольких недель сказалась на них обоих. Не так-то просто было подготовить «Три месяца в Марокко». Первые слова каждого седьмого абзаца вместе составляли послание, которое нужно было передать Манфреду… И послание это не было коротким. К тому же пришлось изрядно потрудиться, чтобы успеть набрать текст книги, организовать ее срочное издание и внесение в список библиографических новинок, да вдобавок еще и подсунуть ее под нос неблагодарной публике. Как моряки на всякий случай запасаются спасательными поясами, так и «Четверо благочестивых» всегда имели под рукой оборудование, которое могло пригодиться в той или иной непредвиденной ситуации.

Пуаккар из своих частых коротких поездок в центральные графства Англии иногда возвращался с диковинного вида частями какого-то непонятного механизма. Те, что полегче, он вез в багаже, а тяжелые части тайно ввозил в Челмсфорд на мощном автомобиле.

К счастью, особняк рядом с тюрьмой продавался, и агент, который вел недолгие переговоры, закончившиеся тем, что здание перешло в руки к новым хозяевам, случайно услышал от клиентов, что те собираются организовать гараж на Колчестер-роуд, что ощутимо увеличило бы количество автомобилей на дорогах Эссекса. Доставка пары свежевыкрашенных шасси подтвердила род занятий новых владельцев особняка. Вообще, эти двое приезжих были предприимчивыми людьми и ни для кого не было секретом, что Цыган Джек, дела которого шли настолько неважно, что его фургон конфисковали судебные приставы, получил от них значительную финансовую поддержку. Стоит упомянуть, что он был решительно против совершенно нелепого предложения открыть торговлю в Челмсфорде в столь неблагоприятное время года, и с презрением фыркнул, когда узнал, какая грандиозная рекламная кампания будет развернута от его имени в этом провинциальном городишке. Кроме того, его совершенно не устраивало и то, что было написано на его плакатах. Он считал, что для его рода деятельности, которая соединяла в себе как торговлю, так и зрелищность, подобные призывы звучали слишком уж сухо и неубедительно.

– Прогорят эти Хекфорды, – заметил как-то мистер Питер Суини за семейным обедом. Жил он в «Доме Рациональной веры», богато украшенной вилле на Колчестер-роуд. К слову, до того как это здание было переименовано «рационалистами», оно носило более звучное название «Дворец». – Нет у них деловой хватки, да и зарываются они порядком. – Для верховного жреца нового религиозного течения речь Питера не отличалась ни правильностью, ни возвышенностью. – Этим молодчикам хотя бы чуточку свинской вежливости, так и то!.. – противоречиво добавил он. – Сегодня я туда с петицией ходил, – возмущенно продолжил Питер, – и этот субъект, который дверь открыл… Вы бы его видели! Выглядит так, будто всю ночь не спал: глаза красные, лицо белое, трясется весь. «Доброе утро, мистер Хекфорд, – говорю. – Я к вам насчет петиции». – «Какой еще петиции?» – отвечает он мне. «О судьбе того несчастного, который в Челмсфордской тюрьме томится, – говорю, – осужденный на смерть. А смертный приговор, – говорю, – это ведь узаконенное убийство». А он мне: «Идите к черту». Да-да, прямо так и сказал: «Идите к черту». Я до того расстроился, что развернулся и ушел… Он меня даже в дом не пригласил… А когда я дошел до калитки из сада, он еще крикнул мне вдогонку: «Зачем вам нужно, чтобы его помиловали, разве он не завещал вам кучу денег?»

Мистер Питер Суини пришел в необычайное волнение, повторив вслух этот откровенно циничный вопрос. Потом значительным тоном, выделяя каждое слово, промолвил:

– Эта Идея Не Должна Распространиться.

Было бы наглой ложью заявлять, что Питер провел обычную демонстрацию под стенами городской тюрьмы. Да, «рационалисты» и раньше проводили мероприятия, наподобие этого, с «массовыми» митингами и духовым оркестром, но только это были тишайшие собрания прихожанок по сравнению с тем, что творилось в тот и последующие дни у самых ворот тюрьмы с полудня до двух часов под лозунгом спасения Манфреда.

Воспоминания об этих ежедневных «службах» еще слишком свежи в памяти публики, особенно челмсфордской, чтобы стоило описывать их на этих страницах. Собиралось на них не менее трех тысяч человек, оркестр Питера гремел не переставая, а сам Питер охрип, обрушиваясь на варварские методы средневековой системы.

«Братья Хекфорды» (такое название получила новая автомеханическая фирма) жаловались на активистов, уверяя, что несут из-за них немалые убытки. Тот самый растрепанный человек, который уже однажды нагрубил Питеру, явился к нему (выглядел он при этом еще более растрепанно, чем в прошлый раз) и пригрозил подать на него в суд, если он не прекратит безобразия. Но это привело лишь к тому, что запал Питера усилился, и на следующий день митинг продолжился уже три часа.

В тюрьме звуки столпотворения, которое происходило снаружи, были слышны даже в камере Манфреда, и, прислушиваясь, он довольно улыбался.

Местная полиция не спешила вмешиваться в это дело, что пробудило давние яростные споры о правомерности подобных массовых действий.

Питер торжествовал. И по мере того, как рос интерес к судьбе Манфреда, все больше и больше людей присоединялись к ежедневным сборищам.

Оркестр неистовствовал, большой барабан стучал все громче, ряды ревнителей «Рациональной веры» росли как на дрожжах.

Какой-то случайно заехавший в город турист однажды остановился, привлеченный громким шумом, у толпы митингующих и с любопытством стал наблюдать за происходящим. Музыкантов с его места видно не было, но он заметил нечто любопытное, что в первую очередь имело отношение к одному из самых важных участников оркестра.

– Барабанщик играет не в такт! – воскликнул безымянный критик. – Или там вообще играют два барабана.

Человек, к которому он обращался, внимательно прислушался и согласился.

Когда толпа отхлынула назад к железной ограде вокруг владений автомехаников и стала постепенно рассеиваться (Питер вместе с шумной процессией из самых ярых активистов подался в центр города), один из новых жильцов дома у тюрьмы подошел к двери и стал наблюдать за редеющей толпой. Случайно он услышал и замечание насчет барабанщика, что крайне взволновало его. Вернувшись в диванную, где на кушетке, глядя в потолок, в расслабленной позе лежал бледный Пуаккар, он заметил:

– Нам нужно быть осторожнее.

И повторил подслушанный разговор.

До шести часов они отдыхали (как и положено отдыхать людям, которые работают под мощнейшим воздушным давлением), а потом ушли, чтобы убрать рабочее место.

В полночь они закончили и смыли с себя пятна грязи и другие следы своих трудов.

– Хорошо, что тут еще много пустых комнат, – сказал Пуаккар. – Столовая нам нужна, в большую гостиную еще немного поместится, а утренняя комната уже забита. Завтра придется переходить наверх.