Читать книгу "Ведун - Василий Сахаров"

В шатре полководца было прохладно, и царила полутьма. Владислав вошел внутрь, и юные служки тут же задрали брезентовые полога вверх, а затем помогли сюзерену скинуть доспех и ненужную одежду. Сначала они сняли расшитый андреевскими крестами и пятиконечными звездами темно-синий плащ. Потом распустили многочисленные ремешки брони, и каждая деталь доспеха стала занимать свое место на специально приготовленных дубовых распорках. Латный нашейник, налокотники, наколенники, поножи, перчатки, тяжелые сапоги, украшенный белым эмалевым орлом на красном щите нагрудник и кольчуга. Далее пошли войлочные поддевки и, наконец, князь-кесарь остался в одних толстых вязаных чулках серого цвета и покрытой мокрыми потными пятнами синей шелковой рубахе.

В наиболее темном углу шатра слуги незамедлительно поставили обтянутое сукном резное кресло и Владислав, который любил наблюдать за своими подчиненными из тени, дабы они не видели выражение его лица, присел. Под его босые ноги подсунули тазик с подогретой водой. Он опустил в него ступни и блаженно зажмурился. Привычный моцион помог ему немного расслабиться и, не обращая внимания на Грифинов, воевод и епископа, он задумался…

С чего все началось, и почему он оказался под стенами Пырыцы? Хм! Истоком стало то, что умер его великий отец Болеслав Третий Кривоуст, который перед смертью обнародовал, что делит Польшу между всеми своими отпрысками. Владиславу, как старшему сыну, доставалось больше всех. Немалая часть Великой Польши, добрая треть Малой Польши, кусок Куявии, вся Силезия, владения племени серадзов и номинальная власть над Гданьском и венедской Померанией. Наследство было хорошим, грех жаловаться. Однако Владислав был опытнее своих сводных братьев, уже имел неплохую дружину и воинский опыт, а помимо того мог рассчитывать на поддержку русских князей, родственников по матери, и помощь германского короля Конрада Третьего, на чьей сестре, Агнессе фон Бабенберг, он был женат. Поэтому, прикидывая силы и понимая, что за ним сила, князь-кесарь хотел получить все. Ну, а почему бы и нет, если перед глазами постоянный пример покойного батюшки, который собирал польские земли клинком? И решившись развязать войну, Владислав стал собирать армию, кинул клич по всем подчиненным ему землям и попросил помощи у заграничных родственников.

Гонцы разлетелись во все концы Польши и за ее пределы. Во Вроцлав, который Владислав сделал своей военной ставкой, стекались дружины опытных воинов и многочисленные ополченцы. Всеволод Ольгович Киевский выслал к нему на помощь своего младшего брата Игоря Ольговича, который вел больше двух тысяч конной кованной рати. Германский король Конрад Третий обещал князю политическую поддержку. Чешский король, тоже Владислав, и тоже Второй, женатый на другой сестре Конрада Третьего, заверил его, что вот-вот пришлет к нему в подкрепление своих лучших дружинников. И можно было начать войну, которая могла бы стать победоносной, и позволила бы ему называть себя не князь-кесарь, а король. Но против вооруженного конфликта на территории Польши выступила католическая церковь и душеприказчик Болеслава Третьего богатый, сильный и влиятельный воевода Петр Власт.

Владислав заколебался. Драгоценное время уходило. Младшие братья, князья-принцепсы, и мачеха, хитрая тварь, тоже стали собирать войска и звать на помощь заграничную родню, и в этот момент из Померании к князю-кесарю прибежали его номинальные вассалы братья Грифины, а так же личный капеллан покойного батюшки померанский епископ Адальберт. Венедские князья просили о военной помощи, дабы они смогли сурово и показательно наказать своих соплеменников, которые взбунтовались, отринули истинную веру, вновь впали во тьму язычества и теперь не признают себя подданными Польши. Однако Владислав, мысли которого были заняты исключительно борьбой с родственниками, ответил категорическим отказом. И пришлось бы незадачливым Грифинам, при которых осталось всего полторы сотни верных дружинников, ехать из Вроцлава несолоно хлебавши, но за них сказал свое веское слово епископ Адальберт, и князь-кесарь к нему прислушался.

Епископ встретился с Владиславом один на один, без свидетелей, и попросил его оказать помощь непутевым вассалам, которые не смогли удержать в узде своих диковатых подданных, а за это, в конфликте с братьями, Адальберт пообещал ему полную поддержку святой матери-церкви. Это был серьезный довод, тем более что слова Адальберта подтвердили все наиболее авторитетные священнослужители Польши, в том числе и Якуб из Жнина, архиепископ города Гнезно. Поэтому, посоветовавшись со своими воеводами, которые в свое время вместе с его отцом ходили крестить поморян, и заверили князя-кесаря, что очередной поход окажется легкой прогулкой, Владислав все переиграл. Во всеуслышанье он объявил, что слухи о его конфликте с братьями и мачехой сильно преувеличены, а войско собиралось для наступления на венедов, и как только эта весть молнией пронеслась по всему королевству, князь-кесарь выступил в поход.

Настроение у полководца, несмотря на то, что войско киевлян повернуло обратно, а помочь ему решил только очень набожный князь Игорь Ольгович с парой сотен дружинников, было просто великолепное. Ведь под его рукой находилось почти пятнадцать тысяч воинов и, глядя на такую силищу, он считал себя непобедимым. Двигались по дорогам отряды слензян, голеншан, куявов, вислян, полян, ледян и мазовшан. Конные летучие сотни из Кракова, здоровенные мужики-лесорубы из прибугских лесов, вспомогательные подразделения, которые прислали братья, наемники из лужицких сербов, дружина самого Владислава, конники Грифинов, а так же ополченцы из Гнезно, Вроцлава, Сандомира и Познани.

Братья-славяне шли в поход на свою дальнюю родню и ни в чем не сомневались. Будет победа. Будут разграбленные города и поселки. Будут сочные бабы и красавицы-девки, которых можно мять и насиловать. И обязательно будет богатая добыча. Ну, а затем они вернутся домой, и станут вспоминать об этой войне как о славном приключении, про которое можно рассказать внукам. Примерно так думало большинство рядовых воинов из армии Владислава. Однако реальная война далека от героики и басни тех, кто рассказывает про нее взахлеб, редко соответствуют действительности. И когда поляки покинули пограничный город Санток и оказались в пределах Померании, а если говорить конкретней, в землях племени пырычан, они в этом убедились.

Небольшие группы венедов, не принимая честного боя и прячась в непролазных чащобах, отстреливали поляков и предателей из дружины Грифинов. По всем дорогам были сделаны завалы и построено множество подлых ловушек. Деревушки на пути польской армии обезлюдели, а припасы, которые оставались в амбарах и сараях, были отравлены. По этой причине войско, которое должно было пройти от Сантока до первого серьезного города поморян Пырыца всего за три дня, потратило на марш полную седьмицу и понесло потери в количестве ста человек только убитыми.

Но вот, наконец, армия Владислава Второго выбралась из приграничных холмов и лесов, и подошла к стенам пырычанской столицы. Свантибор Грифин выехал вперед и предложил соплеменникам сдаться, но венеды обматерили его, прокляли и заявили, что будут держаться до последнего человека. Обойти Пырыцу было тяжело, так как дорог вокруг имелось немного. Да и нельзя было оставлять в тылу сильное укрепление, откуда поморяне могли бы ударить по польским тылам, и князь-кесарь отдал приказ взять город штурмом.