Читать книгу "Кто такая Айн Рэнд? - Антон Вильгоцкий"

А вот патриотизм Рэнд и почитание ею отцов-основателей были достаточно спорным вопросом в движении, которое считало американскую конституцию инструментом угнетения (потому что она провозглашала свою юрисдикцию даже над теми, кто ее не подписывал). Написанный ею отчет о запуске космического корабля Apollo 11 кристаллизовал эту разницу для многих. На страницах «Объективиста» она описывала, как ее, в числе других особо важных гостей, пригласили понаблюдать за запуском ракеты. Впечатления Рэнд об этом событии граничили с благоговейным трепетом. Apollo 11 стал в ее глазах «конкретизированной абстракцией человеческого величия», и когда она провожала взглядом взлетающую ракету, то испытывала «чувство, которое было не триумфом, а чем-то большим: чувство, что непрерывный поток движения этого белого предмета является единственным, что имеет значение во всей Вселенной». Это был блестящий пассаж, который стал одним из любимых у самой Рэнд.

Прочитав ее отчет, либертарианский политический активист и публицист Джером Тусилль отнесся к нему с недоверием. «Неужели Айн Рэнд скооперировалась с государственной системой, приняв новую роль «декоративного интеллектуала» Белого дома?». Для Туссиля НАСА были «шайкой бандитов, ворочающих миллиардами долларов, украденных у налогоплательщиков – «рациональных» бандитов, возможно, совершающих превосходные технологические свершения – но, тем не менее, бандитов». Пение дифирамбов НАСА делало антигосударственнический настрой Рэнд поверхностным в глазах либертарианцев, заставляло их думать, что она является приспособленкой. Тем более, что та статья была не единичным случаем. Запуск Apollo 11 произвел на Рэнд столь колоссальное впечатление, что она не раз возвращалась к этому событию в последующие годы.

Что либертарианские критики упустили из виду – так это то, что восторг Рэнд по отношению к космической программе был тесно связан с ее постоянным беспокойством о том, что Соединенные Штаты скатываются в регресс, постепенно превращаясь в Петроград образца 1920-х. Ее страхи были усилены возникновением природоохранного движения, которое она рассматривала как заразный атавизм, который мог низвергнуть человечество обратно в пучину примитивного первобытного существования. В бостонской лекции 1970 года она критиковала экологическое движение, провозгласив его «анти-индустриальной революцией». Она представляла мрачное будущее, в котором человеку из среднего класса приходится делать себе утренний кофе на газовой плите, поскольку электрические кофеварки и духовки запрещены, а после два с половиной часа ехать на работу в общественном транспорте, поскольку автомобили тоже запрещены. «Его жене приходится каждый день часами стирать пеленки вручную, также она стирает всю одежду семьи и моет посуду – собственными руками, поскольку больше не существует таких удобных предметов роскоши, как стиральные или посудомоечные машины». Как обычно, Рэнд отказывалась признать, что за деятельностью природоохранного движения могут стоять те цели, которые были им озвучены, и во все искала скрытый смысл. «Чистый воздух не является целью крестового похода экологов, – говорила она своим слушателям. – Его целью являются прогресс и технология, которые «любители природы» стремятся уничтожить».

Саму природу Рэнд рассматривала не как доброжелательную силу, а как стихию, которую должен держать в узде человеческий разум. Петроград под властью коммунистов оказался в стихийном состоянии, превратившись из цитадели европейской культуры в город, объятый голодом, где каждый день шла жестокая борьба за выживание. Борцы за окружающую среду, считала она, подвергают сомнению основные достижения индустриализации и коммерции, те самые открытия, которые поставили человека выше диких животных. Коллективисты, ранее боровшиеся с «неравенством и несправедливостью», теперь «осуждали капитализм за то, что он создал изобилие». В этом контексте запуск Apollo 11 являлся для Рэнд ярким знаком надежды, и описывая его с неподдельным восторгом, она прославляла не только мощь государства, но также чудеса технологии и человеческое достижение.

Рэнд не учла, что движение в защиту окружающей среды было просто еще одной интеллектуальной ареной, подпитывавшейся от частичного присвоения ее работ. Она неотрывно сфокусировала свое внимание на том, что историки называют «консервацией окружающей среды» – направлении, которое подчеркивало опасность технологий и резко выступало против прогресса. Однако существовала и другая грань природоохранного учения, которая, вслед за Рэнд, славила способность человека к творчеству и силу рынков. Прагматичная или контркультурная модель защиты природы в поисках выхода из экологического кризиса обращали внимание в большей степени на изобретения и инновации, нежели на всевозможные ограничения. Важную роль в этом движении играло имевшее хиппистский оттенок издание Whole Earth Catalog, основатель которого, Стюарт Бранд, считал Айн Рэнд выдающимся мыслителем.

В 1969 она провела курс по созданию нехудожественной литературы, целью которого была заявлена подготовка новых авторов для «Объективиста». Учебный класс собирался по субботам в ее квартире, где она давала фундаментальные советы по содержанию и композиции. Эти лекции впоследствии были выпущены отдельной книгой, но уже после смерти Рэнд. На основе ее архивных материалов были также созданы книги «Искусство беллетристики» (2000), «Айн Рэнд отвечает» (2005) и «Говоря объективно» (2009). Также в 1969 Рэнд опубликовала «Романтический манифест», коллекцию эссе, посвященных ее видению искусства. Она продолжала представлять свои популярные ежегодные лекции в бостонском Форд-Холле, но принимала мало других предложений по публичным выступлениям.

Глава 36

Роковой диагноз

В начале 70-х идеи Айн Рэнд тихо – и почти анонимно – проскальзывали в консервативном мейнстриме, включая The National Review и две республиканские администрации (например, Джеральд Форд сказал однажды на собрании представителей малого бизнеса, что Вашингтон является «инструментом филантропического коллективизма»). Но с гораздо большим шумом ее идеи были подхвачены группой молодых либертарианцев из правого крыла, которые испытывали отвращение к экономической политике Республиканской партии и создали собственное политическое движение, которое назвали Либертарианской партией. В своем «Заявлении о принципах» она отвергала «культ всемогущего государства» и призывала к восстановлению права каждого человека «осуществлять единственную власть над своей собственной жизнью». Когда, в 1972 году, эта партия выдвигала своего первого кандидата в президенты, выбор пал на бывшего друга Рэнд Джона Хосперса. Основатели и члены партии, многие из которых являлись самопровозглашенными объективистами, почитали Рэнд как свою путеводную звезду.

Рэнд, со своей стороны, отвергала либертарианское движение, поскольку считала, что его идеологи воруют ее мысли, не будучи при этом в силах освоить ее философию полностью. Присутствие среди руководителей движения Мюррея Ротбарда и Джона Хосперса также совсем ее не воодушевляло. По большому счету, после ухода Брандена она не была сильно заинтересована в признании со стороны молодых идеалистов. Ее мир был маленьким и очень личным.

Она убрала посвящение Натаниэлю Брандену из всех последующих изданий романа «Атлант расправил плечи» и составила новое завещание, по которому ее имущество после смерти должно было быть разделено между несколькими людьми, в первую очередь – Леонардом Пейкоффом и Алланом Блюменталем. Следуя своей практике пересматривать прошлое и отношения с бывшими друзьями и союзниками, она стала отрицать, что Брандены играли в ее жизни важную роль, а также отказывать в оригинальности работе Натана. Однако она не стала удалять его эссе из последующих изданий книг «Добродетель эгоизма» и «Капитализм. Незнакомый идеал». В течение долгих двух лет она размышляла над характером и мотивацией Брандена. Всегда он был испорченным или стал таким постепенно? В какой момент в его душе начало доминировать зло? Был ли он мошенником? Может быть, он обманывал не только ее, а всех? Любил ли он ее когда-нибудь? Она продолжала говорить, что он присваивал себе ее деньги, хотя и знала, что он не делал этого. Она и люди, оставшиеся верными ей, настаивали, что Натан украл и эксплуатировал ее идеи. Только Фрэнк и Блюментали знали о сексуальной составляющей отношений Рэнд и Брандена, и с ними она мучительно обсуждала различные объяснения его сексуальной психологии. С другой стороны, ей нужно было осмыслить его предательство, чтобы восстановить в своей жизни господство разума. Ей не хватало способности – или желания – быть честной с самой собой насчет его поведения или тщательно изучить свое собственное, и она не могла найти адекватного объяснения. Постепенно она перестала говорить о нем с кем-либо, кроме самых близких людей: Фрэнка, своей экономки, своей личной секретарши Барбары Уайс и, вероятно, Леонарда Пейкоффа. Семидесятые были очень насыщенным в политическом плане десятилетием – начавшись с введенного администрацией президента Никсона контроля за зарплатами и ценами и закончившись с продлившимся четырнадцать месяцев кризисом с захватом заложников в Иране. Но Айн Рэнд предпочла удалиться от общественного внимания.