Читать книгу "Смертельный удар - Роман Злотников"

— За руку Югора… За руку Югора… За руку Югора…

— Пора, господин. — Старый горгосский центор степенно склонил голову и подставил свою широкую, как лопата, ладонь под маленькую, почти детскую ножку Хранителя Порядка. Эвер поставил ногу на ладонь и взгромоздился на низкорослую степную лошадку. Центор поспешно навьючил тюки на запасную лошадь и, мотнув головой своему полудесятку, быстро вскочил на свою лошадку, во всем напоминавшую конягу Эвера, тут же лихо хлестнув ее плетью. Эвер взглянул на небо, затянутое низкими серыми тучами, порадовался пасмурному деньку и ударил пятками в бока своей лошадки. И мощный отряд, состоящий Из шести солдат и Хранителя Порядка, двинулся на розыски измененного.

С той поры как они выехали в степь, подходила к концу уже вторая четверть. Первые два дня, пока еще встречались распадки и длинные лесные языки хоть как-то защищали от еще холодных весенних ветров, с Эвером двигалось около двух сотен воинов Все всадники были из пограничных фортов, не раз ходившие в степь, и потому никто особо не боялся. Двух сотен было, конечно мало на тот случай, если они столкнутся с малой ордой, идущее в набег. Но все прекрасно знали, что в это время степняки не ходят в набеги. Однако, как только они покинули предгорья и началась собственно степь, настроение солдат стало понемногу меняться в худшую сторону. Так далеко на север большинство еще никогда не заходило. Наконец к исходу третьего дня, когда они остановились на ночлег в небольшом овраге, который хоть немного защищал от пронизывающего ветра, к Эверу подошел офицер, командовавший отрядом, и, неловко вертя в руках бронзовый шлем, спросил:

— Как далеко вы собираетесь идти в степь, господин? Эвер окинул офицера задумчивым взглядом и вздохнул:

— Почему вы задаете мне этот вопрос, офицер?

Тот побагровел и, стиснув шлем так, что могло показаться, будто он хочет порвать кожу, обитую грубой бронзой, пробормотал:

— Дальше идти опасно. Степняки-охотники в такое время уже открывают сезон, и нас вполне могут заметить. А кланы всегда падки на гон, так что мы не успеем оглянуться, как у нас на загривке будет висеть не одна тысяча этих степных волков. — Приняв молчание Хранителя за сомнение, офицер убежденно закончил: — Поверьте, я знаю, что говорю.

Эвер кивнул:

— Я верю, офицер. — Он вздохнул. — И все же я иду дальше.

Офицер вновь побагровел и открыл рот, собираясь что-то сказать, но Эвер его перебил:

— Какова вероятность того, что люди вскоре начнут разбегаться?

Офицер подался вперед:

— Да я их…

Эвер продолжал спокойно, но твердо смотреть ему в лицо, и офицер сдался:

— Они… Вы правы, господин. Это может начаться уже этой ночью.

Хранитель опять вздохнул. Что ж, нельзя заставить человека совершить то, что он считает невозможным. И верно, уже на следующее утро они недосчитались пятерых солдат. Командир ругался сквозь зубы и вполголоса расписывал, с каким наслаждением он четвертует беглецов, когда поймает. Но все понимали, что это только слова. Побеги были нередки и из самих пограничных фортов, а что уж говорить о степи. К тому же беглецы, скорее всего, сейчас, нахлестывая коней, двигались в сторону форта. А надо быть полным идиотом, чтобы губить здорового и обученного солдата, который вернулся в гарнизон, когда солдат и так всегда не хватает. Они ехали весь день, а вечером Эвер попросил командира построить солдат и на подгибающихся от усталости ногах вышел перед строем.

— Солдаты! Я верю, вы — смелые люди, но вы знаете степь лучше меня, и она вас пугает. Вы не можете понять, зачем я настойчиво веду вас все дальше, подвергая опасности и свою, и ваши жизни, но, поверьте, моя миссия связана с будущим всего нашего мира… — Эвер говорил около десяти минут, с каждым словом замечая, что большая часть его слушателей все глубже погружается в этакую дрему на ногах, а меньшая сверлит его злобными взглядами. На этот раз его ораторский талант ушел в песок.

Утром не было уже семнадцати человек. Командир не ругался, а лишь бросал на Хранителя отчаянные взгляды. Он был офицером обычного пограничного форта, где основной гарнизон составляли штрафники, условно оправданные каторжники, которым рабство заменили солдатчиной, и иное отребье, те, кому не нашлось места в рядах армейских гарнизонов. Большая часть не имела ни семьи, ни своего угла. И единственным местом, которое они могли бы назвать своим, было жесткое ложе в казарме форта. Так что ждать, что таких людей затронут речи о судьбе мира, было наивно. Да и вообще, почему он должен подчиняться какому-то уродцу, тем более что тот ведет их всех прямо к гибели.

Эвер понял, что они дошли до крайней точки. Вечером он снова собрал солдат, но на этот раз его речь была краткой и конкретной:

— Завтра утром я иду дальше. А отряд возвращается в форт. Со мной пойдут только добровольцы. Те, кто сумеет преодолеть свой страх. Каждый из них по возвращении получит по сто золотых и бляху полного гражданина.

Это было уже серьезно. В пограничных фортах редко кто мог похвастаться бляхой полного гражданина. Это означало окончание постылой службы. Полных граждан никто не держит в пограничных фортах. А посему впору было задуматься, что лучше: еще десять — пятнадцать лет гнить в форте или рискнуть и, в случае удачи, навсегда распрощаться с границей. Тем паче что этот уродец явно мог выполнить свое обещание. Недаром комендант форта так лебезил перед ним. Да и две сотни всадников в полное распоряжение абы кому не дадут. Однако утром они недосчитались еще двенадцати человек. А добровольцев оказалось всего шестеро: старый центор, проведший в этих степях всю жизнь, и пять бойцов, которым такая жизнь уже опостылела И вот уже почти десять дней они ехали по степи, не столько охотясь на кого-то, сколько скрываясь сами и стараясь при малейшем признаке опасности нырнуть в ближайший овражек или просто повалиться на землю вместе с лошадьми в надежде укрыться в пока еще невысокой весенней траве. Пока им удавалось оставаться незамеченными. Вернее, это они так считали.

К полудню распогодилось. Ветер разодрал в клочья облака и понес их по небосводу длинными рваными лентами. Они уже собирались подыскать овраг для обеденного привала, когда на гребне ближнего холма появился одинокий всадник. Он не ехал, направляясь куда-то по своим делам, а стоял, демонстративно не реагируя на их небольшой отряд. Никто не заметил, откуда он появился. Он просто в одно мгновение возник на вершине. Человек на спокойно стоящей лошади. Один из бойцов впоследствии уверял, что все время смотрел на этот холм и только на мгновение смежил веки, смаргивая попавшую в глаз соринку, а когда открыл — всадник уже был на холме. Эвер натянул поводья и, подняв ладонь, всмотрелся во всадника. Но прежде чем успел рассмотреть его фигуру и лицо, сердце екнуло и он понял, что это тот, кого они так долго искали.

— Это ОН.

Центор шустро стянул с луки седла смотанный аркан и взмахнул плеткой, собираясь рвануть за этим странным беглецом, но Хранитель Порядка успел схватить его за локоть:

— Стой!