Читать книгу "Полночный час - Карен Робардс"

Если б у Грейс не было все еще в душе мерзлоты от недавно пережитого ужаса и тревоги за Тони, она бы пришла в ярость и как следует отчитала дочь за невероятное самоуправство. Но юмор, как показалось ее логическому уму, был полезен в этой ситуации. Она постаралась рассмеяться, впрочем, как можно более искренне.

Но дочь встретила ее смех с серьезным лицом и нахмуренными бровями.

– Сейчас, может быть, не время тебя об этом спрашивать, но я не люблю, когда вокруг меня сгущаются тайны. Почему он, – тут Грейс заметила, как напряглась ее Джессика, – почему этот ублюдок называл тебя «мамой»?

Свет в вестибюле был безжалостно ярким, тени, где можно было бы укрыться от пристального взгляда дочери, не существовало. Грейс повторила свою исповедь, не так нервно и, может быть, короче, чем накануне.

Она видела, как у Джессики нарастает удивление в глазах, и пыталась угадать, поймет ли ее дочь, для которой она всегда была совершенством, примером, вероятно, часто раздражающим ее, – от идеального порядка на кухне до высокоморальных правил поведения. Личико Джессики представляло собой один большой вопросительный знак, и губы ее, какие-то беспомощные в детской обиде, прошептали:

– Все знали, а я нет… Почему?

– Никто не знал. Я скрывала это от всех.

– От Тони тоже? – вдруг проснулось в Джессике ревнивое любопытство.

Грейс не пожелала лгать дочери.

– Нет, я недавно рассказала все Тони.

– Ему первому? А не мне? Я прожила рядом с тобой всю жизнь, а он явился и…

Это был тихий, жалостливый взрыв, и он тотчас угас, когда рядом с ними появился Доминик. Едва завидев Грейс, он без всяких приветствий задал лишь один вопрос:

– Что с Тони?

Она вскочила с места, будто в сиденье под нею пропустили ток. Ей было понятно, сколь тяжкую ответственность она несет за жизнь Тони перед его семьей.

– Он в реанимации. У него огромная рана на голове. Сейчас его оперируют. – Говоря это, Грейс почувствовала себя виноватой. – Вам, наверное, проще получить информацию у врачей, как родственникам, чем мне.

– Я не только родственник, но и детектив.

– Тогда я должна вам все рассказать?..

– Бог мой! Разумеется, выкладывайте, кто он? – потребовал Доминик.

Третий раз Грейс пришлось исповедоваться. Слова, столько раз повторяемые, уже не причиняли ей прежнюю боль и не вызывали чувства стыда, как вначале. Да и не могла она больше жить, пряча свои секреты. Если бы не ее скрытность, то не было бы и ужаса сегодняшней ночи.

Ее сын – она уже знала, что его зовут Мэтт Шерман, получит длительный тюремный срок, если не смертный приговор, – она это понимала. Тело, найденное у них во дворе, было опознано. Сильвия Шер-ман. Он убил ее, выстрелив с близкого расстояния прямо в лицо.

Расправившись с женщиной, которая его усыновила, он отправился убивать свою настоящую мать.

Пока Грейс выкладывала свою горестную историю Доминику, клан Марино постепенно заполнял вестибюль приемного отделения. После того как вслед за взрослыми появилось в больнице и младшее поколение, по тревоге поднятое с постелей среди ночи, уровень шума в помещении поднялся до опасных децибел.

Поэтому появление среди толпы родственников Тони двух мужчин прошло незамеченным для всех, кроме Грейс. Они протиснулись в уголок и остались там стоять – средних лет мужчина в скромном, консервативном костюме и широкоплечий парнишка в джинсах и спортивном свитере.

Грейс смотрела прямо на них, а они никуда не смотрели – они прятали глаза. Минут через пятнадцать дверь из операционного блока приотворилась, и мужчина, облаченный в белый халат, позвал:

– Кто тут Дональд Шерман?

Оба они встрепенулись и шагнули разом, прокладывая себе путь сквозь толпу родственников Марино. На какое-то мгновение Грейс показалось, что молодой парень ей кого-то напоминает, но отец и сын уже исчезли за плотно прикрытой дверью.

Грейс не могла остаться в неведении. Она последовала за мужчинами, нагло отворив запретную дверь. Она шагнула в небольшой холл, откуда разбегались в стороны бесконечные и устрашающие больничные коридоры.

Грейс, не замеченная никем, прикрыла за собой дверь и прижалась к кафельной стене, прислушиваясь к разговору, который вел доктор с родственниками убийцы.

– …Едва не задела аорту. Ему повезло, он выживет.

– Лучше бы ему не повезло, – мрачно заявил старший Шерман.

– Пап! – одернул его юноша. – Ты что такое говоришь?

– Он убийца! Он убил твою мать…

– Он болен, пап. Он не сделал бы этого, если бы был в своем уме.

Медсестра приблизилась к доктору и что-то прошептала ему на ухо. Доктор пожал плечами в сомнении, потом произнес:

– Он пришел в сознание и желает поговорить с вами, мистер Шерман.

Отец отрицательно тряхнул головой.

– А я не желаю.

– Пап! – снова вступился за брата юноша. – Нельзя его так бросить. Мы сейчас нужны ему больше, чем когда-либо раньше.

Мистер Шерман взглянул на сына и сник. Он все больше напоминал шарик, из которого уходил воздух, – сморщивался и уменьшался в размерах. Деловой строгий костюм теперь казался ему велик.

– Ты всегда был хорошим братом. Ты такой сын, о котором мечтают любые родители.

– Папа, пожалуйста… – настаивал сын.

– Ладно, ради тебя. Но только выслушаем его вместе.

Они ушли, сопровождаемые врачом и медсестрой, а Грейс, не посмев следовать за ними, осталась на месте, обуреваемая странными и тревожными мыслями. Что-то трудноуловимое связывало ее с этим высоким, симпатичным, здраво рассуждающим парнем. Эти ощущения застигли ее врасплох, и она никак не могла выстроить их в какую-нибудь логическую последовательность.

Она ждала, сама не зная, чего ждет, изучала какие-то больничные объявления на стендах, не понимая их смысла, и, наконец, увидела, как возвращаются по залитому ослепляющим светом больничному коридору две темные фигуры – отец и сын.

Грейс знала, что разговор с ними неизбежен, и лучше это сделать сейчас. Она шагнула им навстречу.

– Мистер Шерман, я та, на кого покушался ваш сын. Я Грейс Харт. Возле моего дома обнаружено тело вашей жены. – Грейс набрала воздуха в легкие, чтобы продолжить, но смогла лишь произнести невнятно: – Я очень сожалею…

– Вам не стоит извиняться. Во всем виноват я, – ответил ей сломленный горем мистер Шерман. – Это мне следует просить у вас прощения. Мэтт – мой сын, и он пытался убить вас и вашу дочь. У меня нет слов…

– Мэтт поступил так из ревности ко мне, – осторожно, но решительно вмешался Донни. – Он сам только что сказал это.