Читать книгу "Священная земля - Барбара Вуд"

Анжелика бросила взгляд на дверь. Почтовая карета появится через несколько минут. И тут Сет застонал, явно от боли.

Сняв капор, она пододвинула стул к кровати и присела. Спустя пятнадцать минут по улице со скрипом и грохотом прокатила почтовая карета. Анжелика осталась рядом с Сетом.

Когда он проснулся после заката, она смогла уговорить его выпить теплого кофе. Но от предложенных фруктов и бисквитов он отказался. Потом попытался встать с кровати, говоря, что ему пора отправляться к Чарли, но у него не было сил. Тогда Анжелика укрыла его и пошла к Остлеру, где купила одеяла и еще одну подушку. Вернувшись, она устроила себе постель на полу.

На следующее утро Сету стало хуже.

Держа руку на его горящем лбу, она нащупала пульс. Он был ненормально медленным, особенно для такого сильного жара. Внезапно ее сковал страх: она вспомнила лихорадку, пронесшуюся по Мехико-Сити десять лет назад. Тогда высокая температура и редкий пульс встревожили врачей, поскольку являлись симптомами жуткой болезни: fiebre tifoidea — брюшного тифа.

Девушка в страхе закрыла глаза. Она оказалась права насчет продавца персиков. Этот человек был, как говорили мексиканские доктора, переносчиком. Он занес болезнь в Чертову Балку. Анжелика не могла пошевелиться от страха и беспомощности. От тифа люди умирают, даже молодые, здоровые мужчины.

Пока она испуганно размышляла о том, что же ей теперь делать и кого звать на помощь, Сет проснулся и посмотрел на нее болезненно-горящими глазами.

— Вы еще здесь, — прошептал он. — Можете налить мне воды?

Вдруг он наклонился через край кровати, и его вырвало.

— О, боже, извините, — простонал он, откинувшись на спину. И, к своему ужасу, она увидела, что он испражнился.

В одно мгновение все события последних недель — плавание на «Бетси Лэйн», торги на пристани, Чертова Балка — нахлынули на нее черной зловещей волной, и Анжелика не выдержала. Она выбежала из хижины, плача, зовя отца, ненавидя это место, ненавидя Сета Хопкинса.

Не разбирая пути, она бросилась прочь от лагеря, перебралась через ручей и вскарабкалась вверх по склону, усеянному пеньками.

На вершине она очутилась в лесу, где упала на землю и горько зарыдала. Все ее одиночество, чувство беспомощности и тоски по дому изливались из души вместе со слезами. А затем боль пронзила ее голову, но лекарство находилось далеко, и ей ничего не оставалось, кроме как сдаться проклятой эпилепсии, унаследованной от бабушки Анжелы.

Пока она лежала, обездвиженная болью, ее окружили видения — не пророчества или галлюцинации, а давние воспоминания о той поре, когда ей было шесть лет: о странных событиях на ранчо Палома, когда там должна была состояться свадьба, но что-то произошло, и все неожиданно разъехались. Анжелика не знала, что именно, но она внезапно вспомнила истерическое поведение матери в тот день. Карлотта, которую Анжелика всегда помнила как женщину сильную и практичную, заходилась в истерике. Это было как-то связано с исчезновением тети Марины и тем, что случилось с дедушкой Наварро. Но что сейчас выделилось в мыслях Анжелики так же ясно и четко, как окружавшие ее горные пики, так это лицо бабушки Анжелы — округлое, бледное и красивое — и голос, такой же чистый, как пение птиц в этих лесах, когда она сказала:

— Я сделала то, что давно следовало сделать. Ты можешь считать, что это преступление, да так оно и есть, но это надо было сделать.

А потом голос Карлотты, в панике:

— За тобой придут, мама! Тебя повесят! Ты должна бежать. Тебе нужно спрятаться.

И бабушка, такая спокойная и сильная.

— Я не буду ни сбегать, ни прятаться. Я готова принять все, что мне уготовано Господом. Среди женщин Наварро нет трусих.

На следующий день Д'Арси увез свою жену и дочь, и эти события стерлись из памяти Анжелики. Сейчас же, испытывая сильную головную боль, она гадала, что произошло той судьбоносной ночью и почему ее мать думала, что бабушку Анжелу арестуют и повесят? Куда исчезла тетя Марина и нашли ли ее потом?

Кто той ночью ускакал с ранчо под грохот подков?

Наконец приступ ослабил свою хватку. Головная боль утихла, а голоса и видения растворились, словно сны на рассвете. Когда Анжелика открыла глаза, ей показалось, что она впервые слушала, вдыхала и смотрела на лес вокруг себя. Какое величие! Какая красота! Она сделала глубокий вдох, будто наполнив легкие силой, душой леса. «Среди женщин Наварро нет трусих». Анжелика созерцала лесной рай, в котором внезапно оказалась, потом увидела сквозь деревья небольшой лагерь золотоискателей, еще недавно столь ненавистный ей, и решила: я сделаю то, что должна.

Она вернулась в хижину, где обнаружила Сета, пытавшегося снять с себя одежду. Он налил воды в тазик для умывания, но свалился на пол. Простыни и одеяла были испорчены. Перестелив постель последней оставшейся простыней, она уложила Сета обратно, накрыв его стеганым одеялом, которое он припас на зиму, потом отправилась в гостиницу Элизы, где горничная сообщила ей, что мисс Гиббонс заболела, так же как и четыре постояльца. Но повар был на кухне и дал Анжелике хлеб, суп, кастард и колбасу. Получив свежие простыни у горничной, она отправилась к Биллу Остлеру который, явно страдая от жара, утверждал, что чувствует себя хорошо. Однако он предупредил ее:

— Высокая температура очень опасна, если ее быстро не сбить. Она может вызвать судороги и необратимые повреждения мозга. Даже смерть. Смачивайте кожу Сета и обмахивайте его. Давайте ему побольше прохладной воды. И не вздумайте стирать его простыни. Все надо сжигать — одежду, постельное белье, все.

Напоследок она одолжила раскладушку у Ллевелина Валлийца, чтобы ей было, на чем спать.

Вернувшись, она увидела, что Сет держится за живот и стонет. Анжелика разогрела еду, купленную в гостинице, но он был не в состоянии есть.

Температура у него повышалась на протяжении трех дней и потом держалась на этом уровне. Рвота перемежалась приступами диареи, поэтому ей пришлось сходить в гостиницу и купить еще простыней, а испачканные сжечь за хижиной. Он безвольно лежал на кровати, стараясь не показывать, как ему больно, но Билл Остлер рассказал ей о действии тифа и о том, как он поражает кишки язвами, вызывая жуткие мучения.

Сета было необходимо купать, и поэтому она, отринув стеснительность и напомнив себе, что была замужем, омывала больного из тазика теплой водой, прикрыв его чресла одеялом, чтобы не унижать. Увидев шрамы на его спине, она поднесла лампу поближе. Они пересекали плоть так часто, что их невозможно было сосчитать. Они выглядели еще не очень старыми, и она поняла, что, скорее всего, это следы от ударов плетью тюремщика. Шрамы на его запястьях и лодыжках могли остаться только от оков и кандалов. Анжелика заплакала.

— Пресвятая Матерь Скорбящая, — шептала она, крестясь, слезы капали на шрамы. — Бедный, бедный человек.

Температура не спадала, вызывая у него сильную дрожь и бред. Розовая сыпь появилась на груди и животе, когда он провалился в сон, больше походивший на кому. Страх не выпускал ее из своих когтей, пока она отчаянно старалась сбить температуру прохладными влажными тряпками. Она проводила подле него дни и ночи, сменяя влажные компрессы и обмахивая его, пытаясь заставить выпить прохладной воды. Задремав, она резко просыпалась и снова принималась ухаживать за ним. Вспомнив, как в Мексике жарким летом дамы смачивали одеколоном запястья и виски, она омыла Сета своими духами и туалетной водой. Испарение алкоголя помогло немного уменьшить жар. Вылив последний флакон, она отправилась в салун, который теперь был пуст, взяла оттуда бутылку виски и натерла им тело Сета.