Читать книгу "Пространство Готлиба - Дмитрий Липскеров"

– Женя! – казалось, говорила она беззвучно, а я почти плакал от этого наваждения. – Евгений!..

– Мама!.. – стекла слеза.

– Вот она, вот! – закричал Бычков, тыкая пальцем в следующую бутылку, в которой плавала вниз-вверх, отталкиваясь от дна мощными ногами, толстая Ася. – Вот же она!!! Немедленно освободите ее!.. – и обнял бутыль руками, словно согревал Асину наготу своим телом. И зацеловал прохладное стекло в исступлении!..

А меня тянуло дальше, к следующим сосудам.

– Ах, это Полин! – возопил жук, тыкая иглой сквозь мою кожу на девушку с черными, словно крылья, волосами, стыдливо прикрывающую свое сумеречное лоно ладонями. – Полин, любовь моя!!! Я во всем разобрался! Нет ни Входа, ни Выхода! Есть лишь один бесконечный путь!!! Прости меня, моя Полин!!!

И она простила его, качнув головой, тряхнув волосами, как будто водорослями, словно она подводная птица.

– И ты прости меня, моя Настузя! – торжественно проговорил он, когда мы миновали бутыль с девочкой-негритянкой, смеющейся белозубым ртом, с прической из волос-пружинок, возвышающихся над головой на целый аршин. – Нянечка моя дорогая!..

И папуаска в ответ задорно выпятила свой голый живот-шоколадку.

А потом Hiprotomus отыскал девушку с рыжими волосами, рыжей грудью и в умилении зашептал:

– А это моя мама! Это моя Ида! Это Инна Ильинична Молокова, Государыня Российская, от нее мой путь! От нее я весь!.. Мамочка моя, родная!.. Ой! – осекся Hiprotomus, разглядывая крохотную бутылочку-пузырек, в которой плавала, шевеля крылышками, жучиха. – Кто это?.. Ах, неужели!..

– А это кто? – спросил я, показывая на незнакомую женщину, шевелящуюся в жидкости, как рыболовная снасть.

– Это – Соня, – ответил Прохор Поддонный. – Наша поселковая почтальонша…

И тут я увидел ее… Я увидел мою Зою. Она находилась в бутылке спиной ко мне, с поднятыми над головой руками, и над смыканием ее розовых ягодиц, среди ямочек, я различил бледный шрам.

И тут я заплакал в голос. Я заплакал и завыл по моей ушедшей любви, по ее неиссякающей силе, по памяти и боли, оставшейся открытой раной в душе, и по невероятному желанию вновь чувствовать чудо с прежней силой.

– Выпустите ее! – закричал я. – Выпустите!!! Я хочу обнять ее! Поцеловать в самые губы!..

– Немедленно! – поддержал Hiprotomus и заметался в шишке ураганом. – Негодяй!.. Выпустите всех!!!

– Кому сказали, выпусти! – рычал Бычков, еще сильнее сжимая в объятиях бутылку с Асей. – Рры-ы-ы!.. Ася!..

Прохор Поддонный перестал улыбаться и сказал с грустью:

– Не могу.

– Почему? – спросили мы хором.

– Вы все равно не поймете, – отмахнулся пленник. – Я их любил. Всех!..

И тут я догадался. Наконец я понял, что человек, сидящий перед нами, рыболов Владимир Викторович, на самом деле тот самый циркач, финн Ракьевяре, укравший мою Зою и отрезавший ей хвост! Это – Эдерато, похитивший у Бычкова Асю, его единственную светлую искру! Это – Эль Калем, унесший в свою страну Инну Ильиничну Молокову, мать Аджип Сандала! Это – старый француз-следователь, забравший хохотушку Бертран, сумеречную Полин и молодость рыжей Иды!.. И, наконец, это Прохор Поддонный, объявивший войну моей Родине и уничтоживший тысячи прекрасных любовен на русской земле!..

И он вновь заговорил – многоликий и многострадальный:

– Я не могу достать их оттуда. Это не просто бутылки. Своим стеклом, своим нутром они объединяют все измерения мироздания и создают единое пространство, в которое можно что-либо поместить, но достать уже оттуда невозможно никогда!

– Врешь, гнида! – не выдержал Бычков и щелкнул затвором автомата.

– Помещенные в эти сосуды принадлежат всем измерениям и временам Вселенной! – продолжил пленник. – Они находятся и в прошлом, и в будущем, в параллельном исчислении и параллельных исчислениях, в великих их множествах, и их жизни проистекают по касательной к нашим! Хотите – верьте, хотите – нет!

Он замолчал на мгновение, а потом сказал:

– Я не могу их вернуть! Я самое несчастное существо! Я придумал это пространство, я придумал, как поместить в него женщину, но как вернуть ее оттуда, знает только один Бог…

– Стреляю! – не выдержал мой товарищ.

– Подожди! – остановил я движение автомата. – Он не врет!

– То есть как?!.

– Он говорит правду!

– Не понимаю! – замотал головой Бычков. – Какие такие измерения?..

– Тебе и не нужно понимать! Просто поверь мне!

В ответ он лишь развел руками.

– Ну, хорошо… Значит, их нельзя оттуда достать?

– Нельзя, – подтвердил я.

– А что же делать?

– Мне кажется, что их надо отпустить, – сказал я.

– Куда? – совсем не понял Бычков.

И тогда я передернул затвор, выдохнул трусость и нажал на спусковой крючок…

Бутылки обрушивались лопнувшим стеклом, выливаясь на каменный пол мерцающей жидкостью.

– А-а-а-а-а! – закричал в ужасе Бычков, когда очередь угодила в бутылку с толстой Асей.

– А-а-а-а-а! – вопил Hiprotomus, глядя, как обрушиваются тысячами осколков его любови, превращаясь в водопады остывшей страсти. Бертран, Полин, Ида, Настузя – все растворились невидимым облаком. – А-а-а-а!..

А он сидел молча, мертвенно бледный, закрывая лицо ладонями, и лишь вздрагивал спиной от каждого выстрела.

И только тогда, когда последнее стекло отзвенело по полу, когда последняя капля истекла сквозь щели, когда в углу остались лишь пустые сосуды, я опустил пистолет и закричал в подмогу:

– А-а-а-а-а!!!

– А где же?.. – обалдело разглядывал пол Бычков. – Куда они делись?.. Что это?..

– Они в другом измерении, – ответил я осипшим голосом. – Их больше здесь не будет!..

– Значит, и Аси больше не будет?

– Нет, – покачал я головой.

– Никогда?

– Значит, я ее зря искал!..

– Ты ее нашел…

Бычков умел брать себя в руки. Он стоял несколько минут молча, красный лицом и обмякший телом, а потом сказал серьезно:

– Я его сейчас убивать буду!

– Я – за! – согласился Hiprotomus.

– Мы его не убьем! – произнес я тихо.

– То есть как?!! – уставился на меня Бычков.

– Никакой пощады! – вскричал жук.

– Для него слишком просто умереть!.. Раздевайтесь! – приказал я пленнику.

– Зачем? – удивился тот.