Читать книгу "Абраша - Александр Яблонский"

– Очень много интересного, неожиданного и проницательного нашел я в работе Ирины Владзиевской. Это радует. Но вот вывод, что все трагедии Смуты вообще и иностранной интервенции в частности, есть результат «змеиного клубка» противоречий кремлевской элиты и, особенно, вообще все беды России не вовне, а внутри ее (ох, как она любит обобщать!) – очень «царапает». Я воздержался бы от таких выводов относительно Смуты и интервенции – интервенция-то была , не русские же сидели в Кракове, к примеру, а поляки и Ко в Кремле! – и уж бесспорно относительно русской истории в целом. Беды России в сложнейшем конгломерате, клубке как внутренних, так и внешних причин.

Закончу тем, с чего начал. Ирина Всеволодовна – уже прекрасный ученый в настоящем, ее потенциал великолепен. Не сомневаюсь, что с Вашей помощью она станет украшением нашей науки. Плюс ко всему она очаровательная женщина, ее аура не может не притягивать и не располагать. Она артистична – Ваша школа: я помню, какое впечатление на меня и на всю аудиторию произвела Ваша лекция о Павле Первом, это был завораживающий моноспектакль – я зашел совершенно случайно – перепутал аудиторию и не смог уйти, не смог оторваться! Выступления Вашей ученицы на НСО покоряли блестящим ораторским искусством, полемическим задором, темпераментом, замешенными на блистательной эрудиции и обширном научном багаже. Именно поэтому так хочется отсечь ненужные наросты, исправить перегибы, свойственные молодости, особенно молодости таланта .

Дорогой Семен Бенцианович! Как Ваши труды? Как двигаются «Декабристы»? Кстати, недавно с огромным удовольствием и интересом снова просмотрел не раз читанного «Фонвизина-декабриста». Надеюсь, в наступившем году Вы распрощаетесь с некоторыми недугами. От всей души желаю Вам всяческого благополучия,

Ваш СНВ.

...

P.S. Наслышан, что Ваша аспирантка уже не Владзиевская, а Ср – вская. Какой чудный брак двух талантливейших ученых, чудных молодых людей. Насколько я знаю, молодой муж – потомок самого Измаила Ивановича С. – гордости нашей славистики. Интересно, по какой линии? Не Ольги ли? Я ее когда-то видел. Я был совсем мальчиком, а она – членом-корреспондентом Академии наук, прославившаяся своим «Тамерланом» – переводом классической работы Рюи Гонсалеса де Клавихо и тем, что заканчивала работы своего отца, в частности, «Словарь древнерусского языка». Давно это было. Удивительно, как иногда счастливо сплетаются судьбы. Так хочется, чтобы они были счастливы во всем.

СНВ

* * *

В тот год, который они так радостно встречали вместе втроем – в последний раз, когда Николенька получил в подарок импортную нейлоновую рубашку, а папа – белый вязаный свитер, – в тот год к ним приехал дядя Сережа.

Обычно Сергей Александрович появлялся совершенно неожиданно, как снег на голову. Этот «снег» был всегда приятен и ожидаем. Но внезапен. В этот же раз родители получили письмо, в котором дядя Сережа уведомлял, что собирается в Ленинград, и просил разрешения «нанести визит». Такой церемонности Николенька не помнил. Впрочем, испросив разрешения, дядя Сережа прибавил: «и без оного приду и даже заночую».

Как правило, дядя Сережа не приходил, а «вваливался», как говорил папа. На этот же раз он вошел тихо, как-то незаметно, даже робко. Но, как всегда, с подарками. Николеньке он подарил шикарный галстук в сине-красную полоску и вечное перо, папе одеколон «В путь» и какую-то толстую книгу, а маме большой теплый оренбургский платок. Мама как-то пожаловалась, что часто мерзнет, и дядя Сережа, видимо, запомнил. Помимо этого из кармана своей потертой неизменной тужурки он извлек не традиционную чекушку, а бутылку коньяка – вещь непривычную в их доме. Мама даже руками всплеснула: «Ой, а у нас даже и закуски под коньяк нет!». – «Ничего, закусим, чем Бог послал», – успокоил дядя Сережа.

Закусывали винегретом, картошкой и селедкой. Дядя Сережа выпил залпом пол граненого стакана коньяка, подцепил на вилку кусок селедки с луком и, прежде чем закусил, поморщившись, выдавил: «Всякое в жизни едал, но вот такую прелесть никогда не пробовал». Все рассмеялись.

– А вот вы напрасно смеетесь, – не унимался дядя Сережа. От удовольствия или от удивления на глазах у него выступили слезы.

– А мы и не смеемся. Чего уж тут смешного: селедочку с лучком под коньячок. Как в лучших домах Парижа.

– А вот тут, милая моя Тата, ты права. Хотя сама того и не понимаешь. Думаешь, юмор здесь устроила.

– А то вы, Батюшка наш, серьезно?!

– А я серьезно. Мне один врач, – кстати, ваш, ленинградский, замечательный, к слову, хирург – Семен Яковлевич, так вот он рассказал прелестную историю.

– Может, еще по одной?

– Можно и еще, но ты, Саня, всё больше пригубить норовишь.

– Прости!

– Бог простит. Ну, будьте здоровы. Не знаю, когда свидимся…

– Что-то вы какой-то пасмурный сегодня, Сергей Александрович.

– Годы, Тата, годы. Да и вся окружающая атмосфера не радует. Тревожно как-то… Так вот. Этот Семен – он, как и я, марками увлекается – мне рассказал: давно это было. Одна русская девушка из довольно хорошей семьи встретила француза. Насколько я понял, дело было еще до революции. Но это не важно. Важно другое. Он был старше ее, но богат, респектабелен, умен – француз, одним словом. И очень богат. Короче, она полюбила его, он – её. Поженились. Уехали во Францию. Как там жили, не знаю, думаю, хорошо. У него были именья, особняки, успех, деньги. Она вросла в высшее общество. Во время войны, если не участвовала, то, во всяком случае, помогала Сопротивлению. Была знакома с Оболенской. C той самой – Вики Оболенской, с Кривошеиным, другими. Видимо, контактировала с членами Компартии. После войны опять стала жить жизнью высшего парижского общества. Потом ее муж – совсем старый уже человек умер. Эта женщина осталась одна, ей было много лет, и решила она вернуться домой, в Россию. Использовав старые связи, добилась приема у самых больших бонз Компартии и обратилась к ним с просьбой: хочет, мол, она вернуться в Россию, доживать свои дни на родной земле, но у неё во Франции остается огромная недвижимость, иные ценности; всё это, за исключением некоторой суммы денег, она хочет подарить французским коммунистам. Так вот, не могли бы эти коммунисты взять на себя труд оформить все юридические формальности дарения, завещания и т. д. Коммунисты подумали и любезно согласились. Тогда эта дама попросила оказать ей еще одну услугу: посодействовать в получении какой-нибудь небольшой жилплощади в СССР, какой-либо маленькой квартирки. Не то, чтобы в обмен на ее дворцы, особняки и апартаменты во Франции, а так, в порядке помощи, что ли. Товарищи были настолько милы, что обещали похлопотать. Связались с Москвой и всё устроили. И вот приехала старушка на Родину, дали ей то ли квартирку в хрущёбе, то ли комнату в коммуналке. А местное отделение советско-французской дружбы устроило прием в ее честь. Собрание, президиум, цветы, пионеры. Всё честь по чести. Ну а потом легкий банкет. К этому я, собственно, и веду свое повествование. Села старушенция за стол и видит: стоят бутылки Советского шампанского и, в основном, тарелочки с винегретом или «селедочка под шубой». Она поначалу удивилась, так как, во-первых, не знала, что в СССР есть область «Шампань», во-вторых, она не знала о существовании и, естественно, никогда не пробовала «Сладкое шампанское», а на столе стояли бутылки именно с таким названием. В-третьих, бутылки стояли не в ведрах со льдом, а просто так, на скатертях, и были, видно, теплые, а теплое шампанское она тоже никогда не пробовала. Всё это удивляло, но, в то же время, и радовало – встреча с Родиной всегда радостна: она начинала жить новой жизнью, которая невозможна без приятных сюрпризов. Короче, выпила она теплого «Советского шампанского», закушала винегретиком, может даже с селедочкой, не знаю, и на другой день написала письмо своим подружкам в Париж: всяким там маркизам, профессорам Сорбонны, женам министров и прочим знатным дамам: «Девчонки! Прожили мы с вами огромную жизнь, но никогда даже не подозревали, что есть на свете такой деликатес, такое чудо вкусовых ощущений, как теплое сладкое шампанское (именно Советское!) вместе с винегретом!!!».